Моя квартира находилась в одном из тех районов, где дома словно застряли в промежуточной эпохе. Ни современные, ни совсем старые — что-то среднее, с облупившейся штукатуркой на фасадах. Балконы, заставленные сушилками для белья и коробками, — видимо, люди пользовались балконами в качестве склада для всякого старья. Улицы освещались тусклыми фонарями. Здесь было тихо, почти пустынно, но достаточно уютно. Асфальт под колёсами не совсем ровный, а в нескольких местах вообще прорастала трава, будто природа пыталась вернуть своё право на эти улицы. Лишь редкие припаркованные машины и свет в окнах намекали, что кто-то действительно живёт в этих домах.

Когда мы уже подъезжали к моему дому, я вдруг заметил, как Ханби на меня посмотрела. Это был странный взгляд — словно меня в чём-то подозревают. Я повернул голову и открыто встретился с её глазами.

— Что? — спросил я, улыбаясь.

— Ничего, — быстро ответила она, отворачиваясь обратно к окну.

Точно что-то надумала. Остались бы у меня силы — может, и попытался бы разузнать в развилках или хотя бы прочитал эмоциональный фон. Но сейчас даже ясновидение сложно применить, не говоря уже о чём-то большем. Мда… Я ведь был уверен, что готов продолжать игру, пока ещё находился в казино, а оказывается, я рисковал отключиться прямо за столом.

Машина плавно остановилась у обочины, слегка накренившись на неровной дороге. Я всё ещё был в своих мыслях, пытаясь решить, как лучше поступить с неожиданной суммой денег, когда заметил, что Ханби повернулась ко мне.

— Эй, ты не слишком ушёл в себя? — её голос был мягким, с игривой ноткой.

Прежде чем я успел ответить, она внезапно наклонилась ко мне, коснувшись моих губ коротким, почти невесомым поцелуем. Это случилось настолько быстро, что я не сразу понял, что произошло. Она откинулась назад с лукавой усмешкой на лице.

— Не в счёт твоего желания, Мёнджин-ши, — поддразнила она, глядя на меня с блеском в глазах.

Я моргнул, чувствуя жар на лице. Неожиданностью взяла! Мог бы и догадаться, это я сейчас подобного позволить себе не мог, поскольку выглядело бы совсем некрасиво по отношению к девушке. И так на коне, сорвал куш, мало мне, что ли? Но вот с её стороны это было более чем логично, если вечер всё-таки пришёлся по нраву. Устал, как есть устал.

— Хорошо, тогда в счёт твоего.

Она рассмеялась, а я открыл дверь машины. Холодный ночной воздух немного прояснил мысли.

— Увидимся, Ханби, не засиживайся этой ночью за книжками, — сказал я, выходя из машины и захлопывая дверь.

Я пересёк небольшой двор, не оглядываясь, хотя чувствовал её взгляд через окно такси. Подъезд встретил меня тишиной и неухоженностью. Стены давно утратили свежесть краски, местами облупившейся до серого бетона. Тусклый свет слабой лампочки, мерцающей под потолком, едва освещал пространство. Лифт, кажется, прожил уже не одну эпоху — двери скрипели при открытии, а стены внутри были покрыты следами от обуви и парой едва различимых граффити. Он поднимался с ленивым дребезжащим звуком, который будто заранее предупреждал: «Не жди от меня многого». Даже кнопки с этажами выглядели уставшими — некоторые из них потеряли цифры, а металл аж блестел, отполированный пальцами жильцов. Короткий коридор, что обшарпанностью мало отличался от подъезда. Ключ повернулся в замке с едва слышным щелчком, и я шагнул в квартиру.

Дом, милый дом. Я включил свет, и единственная комната-студия залилась тусклым светом. Сейчас она выглядела такой же усталой, как и я. На стенах — стандартные сероватые обои, потрескавшиеся в углах. Скромный диван напротив места для телевизора, в углу кровать, на другом конце комнаты — стол с разложенными на нём бумагами, пара стульев и книжная полка, заполненная не книгами, а разнокалиберным хламом. У окна — небольшой кухонный уголок с электрическим чайником и плитой, которая явно видела лучшие времена.

Обычно я не обращал внимания на своё место жительства, мне нужно не так уж много для хорошего самочувствия — в трудные времена мне часто приходилось спать на свежем воздухе с минимумом удобств. Но… Сложно представить, что человек, который умеет справляться с любыми задачами, станет жить в таком месте. Окажись здесь Чхве Минхо, он был бы как минимум озадачен.

Я бросил куртку на спинку стула и направился к кровати. В голове вертелись обрывки мыслей о прошедшем вечере, но усталость перевешивала всё. Уже собираясь лечь, я машинально взял телефон, чтобы поставить будильник.

На экране мигало уведомление. Сообщение.

«Мёнджин, ты там ещё живой? Куда пропал?»

Я хмыкнул. Усталость отступила на секунду, сменившись любопытством. Кто это писал?

Я устало смотрел на сообщение, которое только что прочитал. Имя отправителя мигало на экране: Хё Сунги. Только посмотрев на него, я почувствовал лёгкую волну дежавю.

Сунги. Конечно. Теперь я вспомнил, кто это.

Я закрыл глаза, позволяя воспоминаниям всплыть на поверхность. Хё Сунги — человек, который был для прошлого Мёнджина единственным якорем в реальности. В те времена, когда мой предшественник скитался между видениями и настоящим, утопая в хаосе развилок, именно Сунги умудрялся держать его в рамках хотя бы относительно нормальной жизни.

Они познакомились ещё в средней школе, где учились в параллельных классах. Они были абсолютно разными людьми. Мёнджин, со своими вечно отвлечёнными мыслями и неспособностью концентрироваться на чём-то одном, заметно отставал от программы и вообще стал настоящим изгоем. Сунги же, наоборот, был сосредоточенным и упёртым ребёнком, который всегда доводил начатое до конца.

Первая их встреча вышла случайной. Мёнджин, как часто бывало, застыл у окна в коридоре с остывающим кофе в руке. Его взгляд растворялся где-то за стеклом — то ли в облаках, то ли в параллельных реальностях, куда уплывало сознание. Он даже не заметил, как Сунги, проходя мимо, задел его плечом.

— Эй, ты живой вообще? — бросил он, остановившись.

Мёнджин моргнул, словно только что проснулся, и обернулся.

— А? Что?

— Я говорю, не хочешь хоть иногда смотреть по сторонам? Ты чуть кофе на меня не вылил.

— Прости… — рассеянно пробормотал Мёнджин, вновь уставившись в окно. Его совсем не озаботил факт, что он просто стоял у окна и это Сунги следовало бы извиниться.

Но это «прости» оказалось только началом. Через пару недель их пересечения стали повторяться, а ещё через месяц они уже вместе сидели в кафетерии, обсуждая, кто из учителей требует серьёзной отдачи на уроках. Спустя какое-то время Сунги затронул тему странного поведения Мёнджина. Он начал задавать вопросы. Много вопросов. Настолько, что в какой-то момент Мёнджин просто рассказал ему про свои видения.

— Ты серьёзно? — протянул Сунги, когда тот впервые упомянул «галлюцинации».

— Ага, — Мёнджин кивнул, глядя куда-то мимо своего тогда ещё просто знакомого. — Иногда я вижу вещи, которые могли бы произойти. Иногда — что произошло в прошлом. Гораздо чаще я вообще не могу разобрать, что же такое увидел.

Сунги только хмыкнул. Вместо того чтобы отвернуться или засмеяться, он произнёс:

— Ну и как ты вообще живёшь с этим? Это же шизофрения какая-то.

Мёнджин пожал плечами, словно это было что-то само собой разумеющееся.

— Я привык. На самом деле мой диагноз не так страшен, как шизофрения. Всего лишь синдром избыточной сенсорной нагрузки.

— Значит, всё не так уж и плохо? Если начнёшь «зависать», предупреждай хотя бы, чтобы я знал, что ты в порядке, — добавил Сунги с улыбкой.

Так он стал для Мёнджина чем-то вроде няньки, а затем и просто другом. Сунги терпеливо выслушивал, задавал уточняющие вопросы, помогал находить логику там, где сам Мёнджин видел лишь хаос. Однажды, когда Мёнджин едва не вылетел из школы из-за заваленных контрольных, именно Сунги вытянул его, буквально заставив сесть за стол и учиться. В то время мама Мёнджина относилась к учёбе сына с равнодушием, давно смирившись, что он у неё «особенный».