— Я пялюсь.

— Почему?

— Потому что могу. — Потому что я слишком долго не видел ее лица.

Ее щеки вспыхнули, и она продолжила укачивать Элиаса.

Я подошел к ее краю кровати, поставил стакан, затем наклонился, чтобы поцеловать ее в лоб, прежде чем залезть на свою сторону. Невидимая граница вернулась, и я потянулся к пульту от телевизора, чтобы включить звук.

— Хочешь что-нибудь посмотреть?

— Конечно.

— Хочешь, я возьму его?

— Нет, он мой.

Я ухмыльнулся и прибавил громкость.

Через час после начала просмотра фильма на канале HBO я встал, чтобы выключить свет. Когда пошли титры, Керриган подвинулась и положила Элиаса на покрывало, все еще лежавшее на кровати, так, чтобы он оказался между нами.

И когда она не сделала ни малейшего движения, чтобы уйти, я выбрал другой фильм.

Солнечный луч, проникавший в окно мотеля, согревал мое лицо. Я резко проснулся и с бешено колотящимся сердцем оглядел комнату в поисках сына. Должно было, быть темно, а не светло. Ему нужна была бутылочка. Что-то не так.

Вот только Элиас был там, где Керриган положила его раньше, мой сын все еще спал.

— Он проспал всю ночь, — прошептала Керриган. Ее руки были сложены на подушке под щекой.

Я вздохнул и прижал ладонь к своему бешено колотящемуся сердцу. Затем я взглянул на часы. Было начало седьмого.

— Он никогда так долго не спал.

Должно быть, это был звук моего голоса, потому что только что он был без сознания, а в следующий момент его губы скривились в недовольной гримасе, а глаза широко раскрылись.

Я вскочил с кровати и побежал в ванную, чтобы приготовить ему смесь. К тому времени, как я закончил, он плакал, и этот звук каждый раз разбивал мне сердце.

— Ну вот, приятель. — Я вошел в комнату, и, как и прошлой ночью, Керриган держала Элиаса на руках.

Она что-то пробормотала ему, протягивая руку за бутылочкой.

Когда я передал ее, она дала ее ему, и мой мальчик сделал глоток.

— Полегче. — Она рассмеялась.

Теперь его глаза были широко открыты, он пристально смотрел на нее. Он уже был под ее чарами.

Да, малыш. Я тоже.

— У него такие выразительные глаза, — сказала она.

— Это правда. Моя мама говорила, что у меня в этом возрасте были такие же глаза.

Керриган сделала такой глубокий вдох, что казалось, будто она наполняет им все свои легкие. Затем она торопливо выдохнула:

— Ладно.

— Что ладно?

— Ладно, я больше не сержусь на тебя.

— Ты злилась на меня, когда я целовал тебя прошлой ночью?

— Да.

— И когда мы смотрели кино?

— Да.

— Но больше нет.

Она покачала головой.

— Нет, но ты ходишь по тонкому льду.

— Тогда я буду вести себя как можно лучше. — Я улыбнулся так широко, что у меня заболели щеки. — Сходи со мной на свидание. Сегодня.

— Я не могу. Сегодня вечеринка в честь девяностолетия моей бабушки. Мы устраиваем большой праздник в общественном центре. Это будет утомительно и эмоционально изматывающе.

— Тогда вечером.

— Сомневаюсь, что я буду хорошей компанией.

Я присел на край кровати.

— Тогда что, если я пойду на вечеринку с тобой в качестве буфера?

Ее глаза расширились.

— В самом деле? Ты бы пошел?

— Конечно. У нас на сегодня нет никаких планов. — Кроме как преследовать ее.

— Я могу сказать, что это будет неловко. Мои родители, сестра и брат знают о тебе. На самом деле, о тебе знает весь город. Наш спор на Первой улице был главной темой слухов почти месяц.

Я нахмурился.

— Твоя семья знает о коттедже? О нас?

Она покачала головой.

— Только моя сестра, и то только потому, что она была там, когда ты приходил ко мне. Но она никогда не спрашивала, а я никогда не рассказывала. Сомневаюсь, что она кому-то что-то рассказывала.

Так что, скорее всего, ее семья просто знала меня как парня, который чуть не разорил ее. Блять.

Но, в конце концов, мне придется встретиться с ними. Вечеринка лучший вариант, потому что на ней будет много народу. Почему бы не покончить с этим поскорее?

— Ладно. Идем.

Пирс

Да, вечеринка, вероятно, была плохой идеей.

Я вошел в общественный центр, держа в одной руке автокресло, а другой придерживая Керриган за поясницу.

Народу пока было немного, но как только за нами закрылась дверь, все взгляды устремились в нашу сторону.

Высокий мужчина с темными волосами и сединой на висках заметил нас первым. Улыбка, которой он улыбался Керриган, исчезла, когда он заметил мою руку и то, как близко мы стояли друг к другу.

Женщина с каштановыми волосами, как у Керриган, внимательно посмотрела на него, а затем бросилась через комнату.

— Ладно, возможно, это была плохая идея. — Керриган озвучила мою собственную мысль. Затем она выпрямилась и напустила на себя храбрый вид. — Привет, мам.

— Привет. — Ее мать оглядела меня с ног до головы, но, увидев Элиаса в его автомобильном кресле, застыла на месте. Она не была счастлива.

— Это Пирс Салливан и его сын Элиас, — сказала Керриган. — Пирс, это моя мама, Мэделин Хейл.

Я протянул свободную руку.

— Приятно познакомиться.

Мэделин не пожала мне руку. Она продолжала переводить взгляд с одного человека на другого, пока шок на ее лице не сменился хмурым выражением.

— Вы тот человек, который пытался погубить мою дочь.

Видимо Мэделин сегодня жаждет крови.

Я прочистил горло.

— Да.

— Мама, — прошипела Керриган. — Мы можем не делать этого?

— Ты. — Мэделин погрозила пальцем перед лицом дочери. — У меня найдутся слова и для тебя. Привести его на вечеринку по случаю девяностолетия твоей бабушки. О чем ты думала?

— Пирс важен для меня. Он здесь как мой друг.

Друг? Мы обсудим этот ярлык сегодня вечером.

Керриган не из тех, кто впадает в уныние, поэтому она оглядела комнату и спросила:

— Что бы ты хотела, чтобы мы сделали до начала вечеринки?

Прежде чем Мэделин успела ответить на вопрос Керриган, к ним присоединился мужчина, который увидел нас первым.

— Привет, папа. — Керриган указала рукой на меня. — Это Пирс. Пирс, это мой папа, Колтон Хейл.

— Приятно познакомиться. — Я протянул ему руку.

Колтон, в отличие от своей жены, пожал ее, и его рукопожатие было достаточно крепким, чтобы подчеркнуть свою точку зрения.

— Итак, торт здесь? Я бы с удовольствием посмотрела на это, — сказала Керриган, и, прежде чем мы смогли продолжить знакомство, она схватила меня за руку и потащила через все помещение.

Мы проходили мимо одного стола за другим, накрытыми яркими пластиковыми скатертями. На каждом было рассыпано конфетти, а в центре стояли маленькие букетики весенних цветов. Ближе к сцене стоял круглый стол с небольшой доской, на которой белым мелом от руки было написано «ПОДАРКИ». Рядом с ней — торт.

Я ожидал, что Керриган поведет нас туда, но вместо этого она изменила направление, не выпуская моей руки. Она провела меня мимо множества людей, стоявших с широко раскрытыми глазами, в промышленную кухню.

— Привет, тетя Дженн, — сказала она женщине, помешивавшей в огромной миске салат из макарон.

— Привет, Керриг… — приветствие тети Дженн оборвалось, когда она заметила меня.

Керриган продолжала тянуть.

Через кухню. По короткому коридору. Мимо одной двери. Затем другой. Наконец, через третью, которая вела в гостиную с темно-синим твидовым диваном и двумя коричневыми кожаными креслами.

Керриган остановилась в центре комнаты и перевела дух.

— Не хорошо. Но и не плохо.

— Ты планируешь, что мы будем прятаться здесь всю вечеринку?

— Нет. Может быть? Я надеялась, что здесь уже будет больше людей. — Ее плечи опустились. — Прости, что мои родители были грубы.

— Я ожидал этого. — Если она не рассказала им о нас, то их удивление было оправданным. Но я никуда не собирался уходить. Если их грубость — это то, что мне нужно было вынести, чтобы быть здесь ради Керриган, пусть будет так.