— Да, потому что ты решила, что я недостаточно хорош.

— Я? — Я указала на свою грудь. — О чем ты говоришь?

Он тоже выпрямился в кресле и наклонился ближе.

— В тот день у бассейна. На первом курсе. Ты помнишь это, да?

Конечно, я помнила тот день. Девочки не забывают свой первый поцелуй.

— Ты сказала своему отцу, что я тупой спортсмен. Что ты меня ненавидишь. Сразу после того, как я тебе доверился. Сразу после того, как я впустил тебя.

Подождите. Он слышал, как я разговаривала с папой? Я лихорадочно вспоминала подробности того дня. Они были нечеткими, размытыми от времени и ненависти.

В основном я помнила, что он показался мне таким милым. Сидеть рядом с ним, разговаривать с ним — это было так здорово. Все это время мое сердце билось где-то в горле. Потом он наклонился, и я вспомнила, что поцелуй закончился так быстро, что мой мозг не успел ничего понять.

Возможно, я назвала его тупым спортсменом. Папа предупреждал меня держаться подальше от него, но папа предупреждал меня держаться подальше от всех мальчиков.

— Мне было четырнадцать, — сказала я. — Я разговаривала с отцом о мальчиках. Ты действительно думаешь, что я сказала бы ему правду? Что сын его клиента только что поцеловал меня? Конечно, я солгала.

— Я не воспринял это как ложь.

Потому что нам было по четырнадцать. И я, вероятно, задела его самолюбие. Не из-за этого ли он так ужасно обращался со мной потом?

Почти двадцать лет — долгий срок, чтобы отмотать их назад и посмотреть на все с другой стороны. Но, боже, в этом был смысл. Кэл отреагировал так, как отреагировало бы большинство мальчиков в его возрасте. Он отомстил.

Часть меня хотела разозлиться на него. Дать ему подзатыльник за то, что он был таким невероятно упрямым. Но мы были детьми. Недопонимание было нашей особенностью. А со старшей школы…

Годы споров, горечи и обид казались такой пустой тратой времени. И во второй раз за день Кэл Старк заставил меня расплакаться.

Этот четырнадцатилетний хулиган впустил меня. А я бросила это ему в лицо.

— Я задела твои чувства, и ты оттолкнул меня, — прошептала я.

Он поднял пустую помятую банку и потряс ею, словно хотел, чтобы она была еще полной.

— Что бы ты сделала на моем месте?

— Наверное, то же самое, — призналась я. — Это все равно не объясняет, почему ты отталкиваешь всех остальных. Почему ты так себя ведешь.

Он пожал плечами.

— Так проще.

— Почему?

— А почему нет? — Дерьмовый ответ, но прежде чем я успела его окликнуть, он встал со стула. Фургон слегка покачнулся, когда он поднялся по лестнице, хлопнув за собой дверью.

Над головой пролетела стая маленьких птичек, которые, взмахнув крыльями, исчезли в небе.

А я сидела как вкопанная, уставившись на пустой стул Кэла.

Эти чувства к Кэлу — вина, привязанность, тоска, страх — никуда не денутся, не так ли? Независимо от того, будет он жить в Каламити, Калгари или Калабасасе, у них у всех будет что-то общее.

Кэл.

Он запал в мое сердце.

И это был только вопрос времени, когда он разобьет его.

Дневник,

Из-за Кэла сегодня уволили моего отца. Этот придурок разрушил папин бизнес. И все это было ложью. Папе снова пришлось забирать меня из школы, потому что мама взяла двойную смену, чтобы подзаработать. Я предложила папе помочь косить. Сначала мы поработали у одного дома, а потом отправились в дом Старков. Я ненавижу ходить туда, и могу сказать, что папа тоже не хотел, чтобы я там была, но было бы слишком поздно, если бы он довез меня до дома, а потом вернулся на работу. Так что мы просто пошли, и он подрезал кусты, пока я косила. На этот раз Кэл был там. Я заканчивала уборку во дворе, когда он вернулся домой со своим отцом. Он даже не взглянул на меня, когда выходил из машины, но какая разница. В этом нет ничего нового. Они зашли в дом, и минут через десять оттуда выбежал отец Кэла и начал кричать. Он сказал, что мне больше нельзя сюда приходить и что я преследую Кэла. Ты можешь в это поверить? С чего бы мне хотеть преследовать Кэла? Я ненавижу Кэла. Папа заступился за меня. Ему даже не пришлось спрашивать, правда ли это, потому что он знает, что я бы никогда так не поступила. Он сказал, что Кэл, должно быть, ошибся. Что ж, это вывело отца Кэла из себя. Он покраснел и закричал, что его сын не лжец. О, подождите. Стало лучше. Он обвинил меня в том, что я пробралась в их дом, когда была там в последний раз, и украла одну из футбольных футболок Кэла. Что?! Я сказала, что это ложь, и назвала Кэла лжецом. Отец Кэла велел мне заткнуться. Мой отец сказал, что тот не смеет так со мной разговаривать. В общем, отец Кэла уволил папу и велел нам убираться с его территории. Я проплакала всю дорогу домой. Папа пообещал, что все будет в порядке и что это всего лишь один клиент. Я почти почувствовала себя лучше. Но когда мы вернулись домой, зазвонил телефон. Все остальные клиенты отца позвонили и уволили его. Ага. Наихудший. День. В мире. Отец Кэла рассказал о случившемся всем своим богатым друзьям, и они поверили. Конечно, они поверили. Мама вернулась домой через пятнадцать минут. Они отправили меня наверх делать уроки, чтобы они могли поговорить. Я не знаю, что они будут делать, если папе не заплатят. Может быть, он сможет найти новых клиентов? Это просто выводит меня из себя. Нам даже не стоит беспокоиться об этом. Все, чего я хочу, — это врезать этому лжецу Кэлу Старку по физиономии завтра, когда увижу его в школе. Но потом меня выгонят из «Бентона», и мама очень рассердится, а папу уволят ни за что. Это так несправедливо. Все это несправедливо. Во всем виноват Кэл. Я ненавижу его в десять раз больше, чем вчера.

Нелли

Кэл

Почерк в дневниковой записи был грубым и размашистым, слова скорее были нацарапаны на бумаге.

Да, я солгал. И я бы сделал это снова.

Прошло пять дней с тех пор, как Нелли побывала в «Виннебаго», и, как и все лето, я провел эти дни, перечитывая ее дневник. Именно к этой записи я часто возвращался. Каждый раз, когда я читал ее, мне хотелось встряхнуть ее. Чтобы крикнуть ей в лицо, что я солгал по уважительной причине.

Открытая тетрадь лежала передо мной на обеденном столе в фургоне, рядом со стаканом воды. Мои руки были сжаты в кулаки, когда я просматривал запись о том дне, когда папа уволил Дариуса. Ее слова заняли целых три страницы.

Другой человек, возможно, пожалел бы о тех трудностях, которые он причинил. Но не я.

Конечно, я извинился перед Дариусом, но не за то, что солгал. Я извинился за тот вред, который это причинило его семье. Финансовый стресс, который я взвалил на плечи мужчины.

Каждый раз, прокручивая в голове тот день, я не видел другого выхода. Если бы я снова оказался в такой ситуации, в том возрасте ложь была бы единственным выходом.

Хотя, возможно, мне следовало ожидать резкой реакции моего отца. Он решил погубить Дариуса, обзвонив нескольких друзей и попросив их уволить Дариуса. Слухи распространялись как чума, и моя ложь росла как снежный ком.

Все, чего я хотел, — это убрать Нелли подальше от моего дома. Подальше от моего мерзкого отца.

В тот день он забрал меня из школы. Всю дорогу домой он жаловался, что ему приходится возить меня на машине. Обычно это входило в обязанности мамы, но у нее была назначена встреча с дантистом, из-за которой возникли разногласия. Он пообещал, что в тот день, когда я получу права, он подарит мне машину, чтобы ему больше никогда не приходилось подвозить меня.

Я не против. Я хотел машину, чтобы иметь хоть какую-то независимость. Какой подросток не хотел свободы?

Мы как раз въезжали на подъездную дорожку, когда он заметил, что Нелли подстригает газон. Он смотрел на нее так долго, что меня затошнило. Затем он отпустил замечание, от которого у меня мурашки побежали по коже. Что-то вроде «она будет сексапильной». Я не мог вспомнить его точные слова.