Сожаление затопило мой разум, словно мне на голову вылили ведро ледяной воды. Это происходило каждый раз в тот самый момент, когда наши тела больше не были соединены. Чувство вины было связано не только с сексом. Это было еще и потому, что нам нечего было сказать.

Потому что, когда дело касалось Кэла, я была слабой.

Я могла остановить его. В этот раз. В другие. Наверное, мне следовало остановить его.

Вместо этого я поддалась этому неутолимому желанию. Этот дьявольский голосок, который так страстно желал Кэла, как никогда не желал ни одного мужчину.

Почему именно он?

Этот вопрос навлек бы на меня неприятности, поэтому я откинула волосы с лица и пронеслась мимо Кэла, направляясь прямо к лестнице.

— Пока, Кэл.

Я не оглянулась. Не стала ждать, хочет ли он что-нибудь сказать. Я, в любом случае, сомневалась, что захочу это слышать.

Запершись в своей спальне, я сразу же отправилась в душ. Мои руки дрожали, когда я стирала с тела запах Кэла. Я дважды уронила палочку с тушью, пока освежала макияж. Кожа между ног была нежной, когда я надевала свежие трусики.

Одетая в джинсы и футболку, я на цыпочках спустилась вниз и, как и ожидала, обнаружила только свою испорченную одежду. Кэл давно ушел.

Потому что это было то, что мы делали. Такими мы были.

Мы ругались. Мы трахались.

Наши пути расходились. До следующего раза, когда я уступлю.

До следующего раза, когда я услышу этот злобный голосок.

Дорогой дневник,

Сегодня я видела, как Кэл целовался с Фиби МакАдамс. Он прижал ее к шкафчику, когда они целовались лицом к лицу. Я выходила из библиотеки. Мистер Эдвардс отпустил меня из учебного зала, потому что мне нужны были новые книги. Я чуть не уронила всю стопку, когда увидела, как он целуется с ней. Не думаю, что они заметили меня, потому что я пыталась спрятаться. Фиби схватила Кэла за задницу. Он положил руки ей на грудь. Они были словно прижаты друг к другу. Как будто они не могли быть достаточно близки. Он не целовал меня так. Какая же я жалкая, что позволила Кэлу Старку поцеловать меня вчера? Да. Вчера он поцеловал меня. Прости, что не написала об этом. Вчера вечером я была в странном настроении. Я была взволнована, сбита с толку и нервничала. Папа предупредил меня, чтобы я держалась от него подальше. Он сказал, что Кэл не такой, как мы. Я думаю, папа мог догадаться, что Кэл мне нравился, поэтому я солгала и назвала Кэла тупым качком. Я сказала папе, что ненавижу Кэла. Не знаю, почему я это сделала. Я не люблю врать. Но теперь это правда, не так ли? Кэл — тупой спортсмен. И придурок. И с ним я впервые поцеловалась. Я думала, что нравлюсь ему. Он мне нравился. Сильно. Насколько я глупа, чтобы думать, что такой парень, как Кэл Старк, действительно может хотеть меня? Готова поспорить, все, что он рассказал мне вчера о своем отце и футболе, было дерьмом. Это был какой-то дурацкий трюк. Жаль, что я не могу забрать тот поцелуй обратно. Жаль, что я не могу повторить. Вот что значит быть использованной? Потому что я больше никогда не хочу испытывать ничего подобного. Никогда. Парни — отстой. И я ненавижу Кэла Старка.

Нелли

Кэл

Труднее всего читать было первую запись в дневнике Нелли. Поэтому я заставил себя перечитать ее сто раз.

Дневник лежал у меня на груди, пока я смотрел в потолок «Виннебаго». Моя спальня была погружена в тускло-серый полумрак. Свет из мотеля и с крыльца Гарри просачивался сквозь окна фургона и тонкие шторы.

За последние три дня мне было чертовски трудно заснуть. Не только из-за света — я предпочитал кромешную тьму — но и из-за шума в голове. Было четыре часа утра, а я проснулся так, словно проспал восемь часов, а не пять.

Скука была непостоянной штукой. После выхода на пенсию у меня появилось слишком много свободного времени, и теперь мой мозг никак не мог заткнуться. С каждым днем мои тренировки становились все длиннее. За последние три дня я потратил на приготовление пищи и уборку больше времени, чем за последние три года. Марси разрешила мне постирать белье в подсобном помещении мотеля, и на сегодняшний день, кроме одежды на мне, ни одна вещь в шкафу не была грязной.

Уходить далеко от кемпера было не очень-то приятно, поэтому я изо всех сил старался держаться поближе и быть чем-то занят. Вот только времени оставалось слишком много. И когда искушение становилось непреодолимым, я тянулся к дневнику Нелли. Еще неделя, и я смогу пересказать записи по памяти.

Может, мне стоило украсть еще один дневник. На днях, когда она была в душе, а я стоял в ее гостиной, и мой член все еще был твердым, я подумал о том, чтобы взять еще один, а может, и два.

Но, каким бы трусом я ни был, я вместо этого вышел за дверь. Мне не нужно было красть еще дневники, чтобы узнать, что она написала. Я не стал лучше относиться к Нелли по мере того, как мы учились в старших классах. Футбол с каждым годом привлекал к себе все больше внимания, но я был для нее все тем же бессердечным придурком на протяжении многих лет.

Как она могла позволить мне прикасаться к ней? Как она могла впустить меня в свое тело?

Каким был ее первый поцелуй со мной?

Она заслуживала лучшего.

Тот день остался в моей памяти таким же кристально чистым, как и вчерашний.

Отец Нелли работал во дворе у моих родителей, и она присоединилась к нам в тот день. Это было сразу после того, как начался наш первый учебный год. Начало сентября. Я вспомнил не из-за даты в ее дневнике, а потому, что футбольный сезон был в самом разгаре, и это был понедельник после нашей первой домашней игры.

Папа ругался на меня все выходные, потому что я почти всю игру просидел на скамейке запасных. Несмотря на то, что я был лучше, тренер поставил квотербеком старшего парня. Это был его последний сезон, и все знали, что он не будет играть в колледже. Но разве папа дал мне хоть какую-то поблажку? Нет. Он обвинил меня в том, что я не был новичком.

Работай усерднее.

Покажи им, что ты гребаная звезда.

Заставь их увидеть, что ты — очевидный выбор.

В те выходные он заставил меня забросить двести мячей в сетку у бассейна. Это было мое наказание за то, что я недостаточно ярко блистал.

Я должен был забросить еще пятьдесят после того, как вернусь домой с тренировки. Мама забрала меня из школы, и когда мы вернулись домой, я сразу бросился к футбольному мячу и, поморщившись, схватил его. У меня болело плечо. Мама сказала мне, что она соврет папе и скажет, что я целый час бросал.

Мама часто лгала папе, защищая меня.

Вместо домашней работы и просмотра телевизора я вышел на улицу и посидел у бассейна.

Я знал, кто такая Нелли. Все мы знали стипендиатов в «Бентоне». Они выделялись даже своей формой. Обувь не того бренда. Дешевые телефоны. И они держали свои подбородки опущенными. В основном, о них вспоминали запоздало.

Но не о Нелли.

Ее было невозможно не заметить. В ней не было ничего фальшивого. Свежее лицо. Длинные, красивые светлые волосы. Зеленые глаза, которые видели больше, чем другие четырнадцатилетние девочки.

У нее была книга под мышкой, когда я нашел ее у бассейна. Она была удивлена и смущена, как будто ее застукали за незаконным проникновением на чужую территорию. Наверное, мне следовало позволить ей уйти, но вместо этого я сказал ей, что она может посидеть со мной. Она так и сделала.

Она села в шезлонг рядом со мной и раскрыла свой учебник по биологии.

Предполагалось, что я буду изучать то же самое, поэтому я наклонился ближе. Движение причинило мне адскую боль в плече, и я, должно быть, съежился или что-то в этом роде.

Нелли спросила меня, что случилось.

До сих пор не понимаю, почему я рассказал ей об этом. Но я выложил все. Каким мудаком был мой отец. Как он хотел совершенства. Как он не смог пробиться в профессионалы в качестве квотербека, поэтому он ожидал, что я исправлю его недостатки. Как мне становилось плохо от напряжения по ночам.