— Горжусь тобой, Кэл. Этот лагерь — отличная идея.

— Спасибо, Дариус.

— И отличная идея — организовать это торжество. Избавить вас с Нелли от хлопот с готовкой. К тому же на этой неделе у нас будут остатки еды.

— Э-э… да. — Кэл посмотрел на папу, потом на меня.

Я улыбнулась еще шире.

— Он хороший человек, не так ли? — спросила мама, подходя ко мне.

— Самый лучший.

Она вздохнула.

— У нас было недостаточно времени, чтобы познакомиться с ним поближе.

— Да.

— Мне жаль. Мы исправимся.

— Спасибо, мам.

Трипп пролетел мимо нас, направляясь на кухню к Кэлу.

— Пап, можно мне шоколадного молока?

Я рассмеялась и подошла к холодильнику, налила сыну молока в его любимую чашку. Затем вернулась в гостиную, чтобы выключить телевизор.

Пара сильных рук обхватила меня, когда я бросила пульт на диван.

— Я тоже горжусь тобой, — сказала я Кэлу.

— Командная работа.

Он рассказал мне о своей идее создания лагеря вскоре после нашей свадьбы, и с того момента, как он озвучил свою мечту, я была рядом с ним, подбадривая его довести ее до конца. Когда-то футбол полностью поглощал его жизнь. Теперь он сосредоточился на нашей семье. Но этот лагерь был для него замечательной целью и возможностью сохранить связь с игрой, которую он так любил.

Я повернулась и встала на цыпочки, чтобы поцеловать его.

— Я люблю тебя.

— Я тоже тебя люблю.

— Мамочка, мне нужно больше. — Трипп подбежал ко мне, подняв в воздух свой уже пустой стакан.

— Хорошо, малыш. — Я взяла чашку, понимая, что нарываюсь на ссору, потому что наполняла ее водой.

— Нелл. Подожди.

— Да? — Я обернулась и увидела одну из тех улыбок, от которых у Кэла замирало сердце.

— Скажи мне, что ты во мне ненавидишь.

Мы прожили вместе столько лет, а он так и не бросил эту маленькую игру. Мне пришлось проявить творческий подход, поскольку, когда дело касалось Кэла, любила я его гораздо больше, чем ненавидела.

— Мне не нравится, что ты собираешься пренебречь нашими гостями и затащить меня в спальню, чтобы перепихнуться по-быстрому. Это грубо, Кэл.

— И мне даже не жаль.

Я подмигнула.

— Мне тоже.

Кэл

— Нелли! — позвал я из спальни, с грохотом задвигая ящик прикроватной тумбочки.

Где, черт возьми, мои дневники?

Я вышел из спальни и направился по коридору на поиски своей несносной жены-воровки.

— Нелли, — снова крикнул я, не получив ответа. — Черт возьми.

Комната Триппа была пуста, когда я заглянул внутрь. На ковре рядом с лабиринтом оранжевых беговых дорожек лежала стопка «Хот Вилс».

Комната Тринити тоже была пуста и разгромлена. Вместо кукол и нарядной одежды, разбросанных по полу, моя четырехлетняя дочь этим утром соорудила поле для гольфа. Ее пластиковая корзина для гольфа была перевернута вверх дном, а мячи валялись повсюду. Моя девочка любила спорт.

На протяжении многих лет и Трипп, и Тринити проводили со мной недели в «Лагере Холлиса». Футбол. Бейсбол. Баскетбол. Волейбол. Они знали правила каждого вида спорта лучше, чем большинство взрослых. Мои дети, как и я, любили заниматься спортом, и они были наделены природными спортивными способностями.

Трипп предпочитал баскетбол, и в свои шесть лет почти мог забросить мяч большого размера в десятифутовое кольцо. Он без особого труда забрасывал его на восьмифутовую высоту. Но моя Тринити отказалась выбирать любимую игру. Она постоянно бросалась мячами, как в доме, так и за его пределами. В ее шкафу была целая коллекция мячей и клюшек.

Поле для гольфа и «Хот Вилс» Триппа нужно было убрать перед сном, но только после того, как я найду свою жену и свои дневники.

Я прошествовал по коридору.

— Нелли!

Тишина.

Блять.

Она, вероятно, пряталась, потому что знала, что я зол.

Я пошел быстрее, минуя пустую гостиную и кухню. Я уже собирался направиться в противоположный конец дома, чтобы посмотреть, была ли она в своем кабинете, когда мое внимание привлекла вспышка светлых волос.

Нелли стояла на веранде, а за нашим обширным двором виднелись предгорья гор и осенние деревья.

Я распахнул дверь и, выйдя на улицу, увидел, что моя жена сидит у газового камина.

Грела ли она руки в этот морозный осенний день? Нет. Она вырывала страницы из тетради — моей тетради — и поджигала их.

— Что, черт возьми, ты делаешь?

— А на что это похоже?

— Не надо. — Я потянулся к последней пачке страниц в ее руках, но опоздал. Она бросила их в огонь.

— Вот. — Она вытерла руки. На подушке рядом с ней лежали пустые листы из ее школьных дневников. — Готово.

Я провел рукой по волосам, мое сердце упало.

— Ты сожгла мои тетради.

— Нет, я сожгла свои тетради.

— Эти дневники мои. — Они были моими с тех пор, как я нашел первый в ее кабинете. Они были моими с тех пор, как я забрал остальные вскоре после нашей свадьбы.

— О, правда? — Она приподняла брови. — Это ты их написал?

— Нет, но, черт возьми, женщина. — Мне понравились эти дневники. — Зачем ты это сделала?

— Потому что меня тошнит от разговоров о старшей школе. — Она вскочила с дивана. — Мне надоело, что ты зацикливаешься на прошлом.

— Я не зацикливаюсь на…

— Зацикливаешься. В качестве примера можно привести нашу ссору прошлой ночью.

Я усмехнулся.

— Это была не ссора. — Возможно, это была жаркая дискуссия, но не было ни криков, ни измывательств. А потом мы занялись сексом. Если бы это была настоящая ссора, Нелли не позволила бы мне прикоснуться к ней.

— Семантика. — Она дернула запястьем. — Ты разозлился, потому что я назвала тебя мелочным на первом курсе.

— Я не злился. — Ладно, я злился. — Я просто хотел понять.

— Я рассказывала тебе эту историю сотни раз. Я назвала тебя пустышкой, потому что ты вел себя как пустышка.

— Это были новые кроссовки.

Она посмотрела на чистое голубое небо.

— Боже, дай мне терпения, чтобы я не задушила отца своих детей.

— Это были новые кроссовки, — повторил я. — Любой ребенок разозлился бы.

Я шел на химию с чашкой горячего шоколада в руках. Кто-то, проходя в противоположном направлении, толкнул меня, и капля какао выпала из чашки и упала на мои новые «Найки». Это был подарок от мамы на день рождения, и я разозлился, и позаботился, чтобы знал весь класс. Нелли сидела в первом ряду и слышала мое нытье.

В тот вечер она написала об этом в дневнике.

— Мы были подростками, Кэл. Все это не имеет значения. Как ты себя вел. Что я написала. Это бессмысленно. Но каждый раз, когда ты читаешь один из моих дневников, ты возвращаешь нас в прошлое. И я устала возвращаться к этому. Чертовски устала. Неужели ты не можешь этого понять?

Ну… черт.

— Да. Могу. Но мне нравилось читать твои дневники.

— Почему?

— Потому что это как-то связано с тобой, — пожал я плечами. — И, возможно, потому, что это мой способ искупить те ошибки. Я могу, по крайней мере, объяснить некоторые из них.

— Во-первых, ты их объяснил. До тошноты.

Формально, это была третья дискуссия по поводу мелкого комментария, но в свою защиту могу сказать, что предыдущие разговоры были много лет назад.

— А во-вторых, искупление не обязательно. — Она подошла ближе и обняла меня за талию, когда последний лист бумаги превратился в пепел рядом с нами. — Я люблю тебя. Но время дневников прошло.

— Я тоже тебя люблю. — Я вздохнул и притянул ее к себе, прижавшись щекой к ее голове. — Не могу поверить, что ты, черт возьми, сожгла их.

Она рассмеялась.

— Ты это переживешь.

— Вряд ли, — проворчал я.

— Папочка! — Тринити выбежала из-за угла с футбольным мячом в руках. — Ты можешь поиграть со мной?

Этот вопрос она задавала мне по пятьдесят раз на дню. И я изо всех сил старалась всегда отвечать «да».

— Конечно, принцесса. — Я отпустил Нелли, но не раньше, чем поцеловал ее в губы.