На лице мистера Уолша отразилась внутренняя борьба. С одной стороны, инспектору явно не хотелось пускать на свою землю чужака из столицы. С другой – раз уж сказал, что не справишься, поздно спохватываться.

– Хорошо, – наконец произнес он. Профессиональный долг победил профессиональную же гордость. – Пишите. Может, имя его мне подскажете, чтоб я в запросе упомянул? Ну, для надежности.

Я улыбнулась.

– Да, конечно. Напишите, что графиня Эверсан-Валтер рекомендовала прислать именно детектива Алиссона Алана Норманна.

Отец Марк, до того молча и растерянно слушавший наш разговор, вдруг встрепенулся. Лицо у него сделалось испуганным.

– Нет! Его не надо! – горячо выпалил он. – Вот уж кто-кто, а Эллис будет тут совершенно лишним!

О! Вот это было неожиданно.

– Вы знаете Эллиса? – нетерпеливо шагнула я вперёд – раз, другой, третий, пока не оказалась с отцом Марком нос к носу. – И так близко, что зовете его по имени? Интересно.

Он побледнел и закусил губу. С такого близкого расстояния стало ясно, что священник не так уж молод, как виделось издалека. Лоб его рассекали морщины – но не вертикальные, какие бывают у людей хмурых, а горизонтальные, как у тех, кто часто вскидывает брови в изумлении. Вокруг светлых глаз время протянуло еле заметную «паутинку». Рот был тонким, но улыбчивым – даже сейчас, в растерянности, уголки губ подрагивали, словно отец Марк хотел улыбнуться от неловкости, но сдерживал себя.

– Грхм, – неожиданно звучно кашлянул он и ослабил зелёный священнический шарф, оттянув его от горла. – Я… Кто же не знает детектива Эллиса? – выкрутился он наконец и отступил. – Леди Виржиния, мистер Уолш – прошу меня извинить. Я должен… э-э… Читать молитвы во упокоение души мисс Доусон, да смилостивятся над ней Небеса. Прошу прощения…

Не отводя от моего лица испуганного взгляда, отец Марк сделал ещё один шаг назад… и с воплем скатился в овраг. Я испуганно бросилась к краю. Священник раскинулся на дне морской звездой, одеяния задрались, открывая взглядам белые-белые носки до колена, а шарф зацепился за куст и натянулся, как поводок. Глядя на это безобразие, даже сгорбленная несчастная женщина у тела Элизабет Доусон – мать? – перестала давиться сухими рыданиями и в изумлении уставилась на него.

Остро пахло вскрытым дёрном и примятой травой.

Отец Марк дрыгнул ногой.

– Вы живы? – осторожно поинтересовалась я.

– Я в полнейшем порядке, леди, – глухо заверили меня со дна оврага. – Э-э… Возвращайтесь к вашей беседе. Прошу, не беспокойтесь обо мне.

Уолш, незаметно прихромавший к обрыву, только вздохнул.

– С ним всегда так, леди, – тихо пояснил он мне. – Не беспокойтесь. Отец Марк человек странный, но в целом неплохой. А теперь, леди, не повторите ли вы, кого мне из столицы-то просить?

– Аллисона Алана Норманна, – ответила я после небольшой заминки и отступила наконец от края оврага. – Только не торопитесь с письмом. Сначала я отправлю ему телеграмму, договорюсь обо всём, а потом начнем диалог с Управлением.

– Разумно, – согласился Уолш.

Мы перекинулись еще парой слов, а затем я поспешила в дом. Нужно было составить для Эллиса телеграмму… Ох, и найти кого-то, кто отвезет её на почту! Мне самой завтра придётся уделить внимание пенсии для миссис Доусон, успокоить встревоженных слуг, да и Эвани наверняка понадобится помощь и сочувствие. Терять два часа на поездку совершенно неразумно. Значит, нужно найти помощника.

Мистер Оуэн? Заманчиво, но наверняка он понадобится и здесь. Он уже связан с делом погибшей горничной, а Уолш намекал, что не прочь побеседовать с ним завтра как со свидетелем. Мадлен? Она не захочет ехать одна с Лайзо…

Минуточку. А почему бы не попросить самого Лайзо отправить телеграмму? Ведь ему в любом случае придётся ехать, так зачем отвлекать ещё кого-то? Но вот можно ли доверять ему?

Наверное, да. Ведь Эллис доверяет. А он не тот человек, который повернется спиною к врагу.

У самого дома пахло лилиями и чайной розой. С Тайни Грин тянуло свежестью – сырое дыхание ветра ласкало шею и щёки, разгоряченные от быстрого шага. Оглушительно звенел птичий хор, словно оперная труппа, отмечающая окончание блистательного сезона. Ажурное кружево яблоневых ветвей и листьев чернело на фоне вечернего неба, мягко сияли в полумраке белые цветы на клумбах вдоль дороги и в глубине сада, а вдали, над холмами, поднимался месяц – красноватый из-за легкой дымки.

Внезапно я с необычайной ясностью осознала, как отчаянно жажду жить – долго, счастливо, наслаждаясь каждой минутой… И как боюсь того, что однажды и меня найдут изломанную, осквернённую и мёртвую.

Врагов у женщины моего положения достаточно. Пожалуй, слишком много.

– Леди Виржиния? – почтительно пробасил один из моих провожатых. Я слабо махнула рукой и улыбнулась, хотя в полумраке выражения лица было не различить:

– Ступайте. Дальше я пройду сама – меня уже ждут на пороге. И спасибо за помощь!

– Мы, это… завсегда готовые, – промямлил мальчишка, пока старший смущенно переминался с ноги на ногу. – Ну… вроде как к вашим услугам, да, – отвесил он неловкий, но полный энтузиазма поклон.

Я благосклонно кивнула:

– Доброй ночи.

Меня и впрямь ждали. Мадлен с фонарем в руках; Эвани в наглухо застёгнутом, несмотря на жару, платье; Лайзо, опирающийся спиною на дверной косяк; дворецкий – как его звали, Джонс, Джимс? – и горничная, миссис Стрикленд. Чуть поодаль, в тени, обнаружилось семейство садовников. Мальчишка жался к отцу, как побитый щенок.

Едва я ступила в круг света, как Мадлен сунула свой фонарь Лайзо и, сбежав по ступеням, крепко обняла меня.

– Тише, – я провела рукой по её волосам, заставляя себя держаться спокойно и уверенно. – Мы переживём это. Бывало и хуже. Мистер Маноле, – уже громче произнесла я. – У меня к вам разговор и небольшая просьба. Будьте любезны, поднимитесь в мой кабинет. Миссис Стрикленд, бумаги на столе почти нет, принесите, пожалуйста, еще. Самой простой. Мэдди, милая, – вновь погладила я её по голове. Она запрокинула лицо – глаза казались огромными и тёмными от волнения. – А вы с Эвани идите в комнату. Я к вам зайду, и мы обо всем поговорим. Ну же, ступай.

Мадлен послушалась с запозданием. Горничная тоже сперва покачала головою, вздохнула и только потом исчезла в недрах особняка. Зато Лайзо без лишних напоминаний последовал за мноё. 

– У меня есть не слишком корректный вопрос, мистер Маноле, – начала я, когда мы поднимались по лестнице. – В любом случае, прошу не держать на меня обиды.

Он запнулся и сбавил было шаг, но быстро нагнал меня вновь.

– И в мыслях не было, леди. Спрашивайте, о чём угодно.

– Вы грамотны?

– Что, простите? – Лайзо застыл как вкопанный, ушам своим не веря. – Да, конечно, – произнёс он спустя секунду или две, с некоторой издевкой, как мне почудилось. – В моем не слишком честном прошлом владение грамотой, а также умение писать разными почерками и быстро считать в уме было острой, если не сказать – насущной необходимостью.

– Замечательно, – попыталась я улыбкой смягчить неловкость. – В таком случае вам, верно, не составит труда завтра заехать на почту и заполнить бланк телеграммы тем текстом, который я сейчас составлю?

– Разумеется, нет.

– Вы отказываетесь?

Выражение лица у него стало весьма неоднозначным.

– Я хотел сказать, разумеется, мне это не составит труда, леди. Для вас – всё, что угодно.

– Прекрасно, – подытожила я и развернулась, собираясь дальше подниматься по лестнице – но оступилась и едва не свалилась, подобно отцу Марку.

Если бы не Лайзо.

Второй раз в жизни я оказалась у него на руках. И вновь – нельзя было ни в чём его упрекнуть.

– Леди? – позвал он странно хрипловатым голосом. Отброшенный фонарь погас и теперь гремел где-то внизу, скатываясь по ступеням. – Вы можете идти?

Я почему-то медлила с ответом. Лайзо прижимал меня к себе слишком сильно. Платье липло к спине, и я совершенно не хотела, чтобы он это заметил. Что там повторял отец в те редкие минуты, когда обращал внимание на то, что у него вообще-то есть дочь? «От леди должно пахнуть утренней свежестью, кушать она должна, как птичка, а весить – как перышко».