Развивались отношения между КНР и преемницей СССР Россией. Уже к середине десятилетия они приобрели характер партнерства. Председатель КНР Цзян Цзэминь трижды, в 1994, 1997 и 1998 гг., приезжал в Россию. Китай столько же раз посетил президент РФ Б.Н. Ельцин. В 1994 г. в официальных документах отношения стали характеризоваться как «конструктивное партнерство», а в 1996 г. стороны высказались за установление отношений стратегического партнерства, обращенных в XXI век. За двусторонним саммитом в том году последовала встреча в Шанхае руководителей пяти государств — КНР, Российской Федерации, Казахстана, Киргизии и Таджикистана. Она положила начало деятельности «Шанхайской пятерки», которая позднее была преобразована в Шанхайскую организацию сотрудничества, куда также вступил Узбекистан.
В конце XX в. был решен ряд пограничных вопросов. Соглашениями 1991 и 1994 гг. определялось прохождение линии границы на ее большей части. 14 октября 2004 г. было подписано дополнительное соглашение, определявшее границу на всем ее протяжении.
К концу XX в. общеэкономические показатели Китая выросли весьма значительно. Доход на душу населения увеличился до 840 долл. по сравнению с 500 долл. в конце 1980-х годов. Доля сельского хозяйства в структуре валового внутреннего продукта к 2000 г. уменьшилась до 16 %, а удельный вес индустриальных секторов повысился до 49 %. Малая доля сектора услуг (34 %) говорила о недостаточной сбалансированности экономического роста. Быстрыми темпами в 1990-х годах рос не только национальный доход, но и объем внешней торговли. Особенно внушительным этот рост стал после во ¡вращения в состав КНР Сянгана в 1997 г. (В 1999 г. в состав КНР был возвращен Аомынь, или Макао.) В конце века стоимость внешней торговли континентального Китая приблизилась к 500 млрд. долл. При этом на Сянган приходилось более 400 млрд. из общего оборота. В сентябре 2001 г. КНР была принята во Всемирную торговую организацию.
* * *
Все время после «культурной революции» можно подразделить на два периода: реформы 1980-х годов и реформы 1990-х. Между этими двумя периодами есть нечто общее. Очевидно, что в условиях ограничений, накладываемых самой политической системой, экономические реформы могли быть в обоих случаях только частичными. Между периодами имеются и различия. В 1980-х годах больше внимания уделялось идеологии; экономические реформы сопровождались политическими переменами. В среде интеллигенции было больше понимания целей экономической реформы, вместе с тем у работников партийно-государственного аппарата, а также среди рабочих эти задачи не обязательно находили одобрение.
В обществе имелись силы, сопротивлявшиеся приданию экономике рыночного характера. Фракция сторонников преобразований, а ее главными представителями в 1980-е годы были, как уже упоминалось, генеральный секретарь ЦК КПК Ху Яобан, глава правительства Чжао Цзыян и глава парламента Вань Ли, была вынуждена считаться с силами, которые сдерживали реформы. В то же время реформаторы не в полной мере ощущали, что в ситуации, когда экономические и политические преобразования частичны и плохо сбалансированы, возникают и приобретают широкий характер явления разложения. Их причиной было то, что в КНР обычно именуют словом «маркетизация» (от англ. «market» — рынок).
В период реформ и формально, и по существу в Китае сохранялся прежний характер политической власти. Компартия продолжала занимать руководящее положение. Однако в реальной жизни и, возможно, при сознательном попустительстве со стороны руководства партии и государства хозяйственные рычаги все больше переходили в руки «новых китайцев» — тех, кто стали хозяевами приватизированной собственности. Чиновники, т. е. функционеры партийно-государственного аппарата, видели в своих властных полномочиях товар, который они обменивали на экономические привилегии и прямые материальные выгоды. Иначе говоря, происходил обмен по формуле: «власть на деньги».
Это и назвали в КНР процессом маркетизации применительно к деятельности китайских чиновников. В связи с этим начали говорить о том, что чиновники на всех уровнях как бы «сдают в аренду» свои властные полномочия, т. е. используют их, предоставляя предпринимателям для того, чтобы те получали известные материальные выгоды, «отсгегивая» при этом некую часть чиновникам.
Эти явления особенно усилились на более позднем этапе реформ (в 1990-е годы), они повлекли за собой на системном уровне широкое распространение взяточничества и самого разнообразного разложения. К концу десятилетия обнаружилось, что происходит широкий процесс обмена власти на деньги и, таким образом, как считают критики, зло увеличилось, ибо одновременно существовали и «власть власти», и «власть денег». Деньги, т. е. богатые люди, осуществляли свое господство через органы власти, в сговоре с ними на системном уровне.
В 1990-х годах, однако, не были со всей ясностью определены цели проведения экономических реформ. В результате сложилась ситуация, когда в сфере идеологии «не допускались дискуссии», а центральные власти, то ли сознательно, то ли неосознанно, позволили властям на разных уровнях, а также самим предприятиям «осуществлять маркетизацию по своему желанию», или произвольно создавать рынок, «брать столько полномочий, сколько они хотели». В результат допустили, что и предприятия, и производственные единицы разных уровней, и правительственные учреждения использовали принадлежащие им прерогативы, чтобы «создавать для себя возможности получения доходов».
Как отмечалось выше, в первой половине 1990-х годов на передний план была выдвинута в качестве главенствующей мысль о стабильности. По этой причине был ослаблен контроль и за источниками получения доходов в городах, и за социальной сферой. Интеллигенция и рабочие в тот период были удовлетворены быстрым ростом доходов и социального обеспечения. Вместе с тем чиновники получили возможность обогащаться, согласившись с процессом «произвольной маркетизации».
Однако следует заметить, что на протяжении последних 20 лет минувшего века эффективность ограниченной, частичной и весьма своеобразной экономической реформы была недостаточна для того, чтобы поддерживать достаточно высокий уровень доходов населения и его социального обеспечения, хотя бы в городах. При этом надо иметь в виду, что относительному успеху преобразований способствовали три фактора, три составляющие государственной политики, на перманентное действие которых нельзя рассчитывать.
Во-первых, государство пустило в ход финансовые возможности, находившиеся в его руках, накопленные и до начала, и в первый период реформ (бюджетные доходы, банковские займы и ссуды и др.). Все это было использовано с целью удовлетворения потребностей главным образом городской части общества. Во-вторых, государство использовало финансовые средства и доходы, которые давала ему система производства, снабжения и сбыта в деревне, с той целью, чтобы все это перевести для использования в городах. И наконец, в-третьих, оно привлекло в больших масштабах иностранный капитал, главным образом из Сянгана и с Тайваня. При этом в 1980-х годах две первые составляющие политики использовали меньше, чем в дальнейшем. Что же касается третьей, то она появилась только в 1990-х годах. Расцвет городской экономики в последнее десятилетие XX в. в очень большой степени связан с использованием в полном объеме всех трех направлений госполитики.
Во второй половине 1990-х годов ресурсы, которые можно было перераспределить и которые существовали благодаря двум первым факторам, были уже в основном исчерпаны. Доля финансовых доходов (прибыли) в национальной экономике упала до нижней отметки, а сумма «мертвых» счетов в банках достигла устрашающих размеров. К тому же постепенно начал проявляться застой в экономике деревни. Одновременно также закончился период увеличения притока инвестиций из Сянгана и с Тайваня.
Казалось, что источники расцвета городской экономики иссякли. Больше не было сил, благодаря которым ранее удавалось уменьшить финансовое бремя и избежать кризиса банковской системы. В этой ситуации началось вынужденное снижение дотаций в отрасли городского хозяйства, а также уменьшение выплат, обеспечивающих благосостояние городских жителей; стала все более явно выявляться «усталость» экономики.
