Некоторые этнически фрагментированные страны Востока, столкнувшись с возрастанием конфликтности в отношениях между различными этническими группами населения, стали решать эту проблему путем создания преференций для тех или иных групп в таких сферах, как образование, занятость, бизнес и отношения собственности. Так, в Шри-Ланке во второй половине 1970-х годов 70 % студентов зачислялись в университеты на основе стандартных оценок, 30 % — по квотам для областей (для Коломбо и тамильской столицы Джафна — по отдельным квотам). Потом эта система стала меняться, но задачи оставались прежними — обеспечить преимущественные возможности более многочисленным и менее конкурентоспособным группам и постепенно охватить высшим образованием этнические группы пропорционально их доли в численности населения. Аналогичные меры были предприняты в Малайзии, где среди студентов преобладало китайское меньшинство. В сфере бизнеса преференционная политика в пользу основных этнических групп проводилась в Малайзии и Индонезии. Ограничения на получение лицензий и прав собственности для «некоренных групп» населения (в первую очередь господствовавших в этой сфере китайцев) привели к тому, что предприниматели из их числа стали за плату нанимать псевдопартнеров[20]. В Малайзии для получения лицензий на предпринимательство в популярной сфере транспорта (легковое и грузовое такси) немалайцы платили взятки чиновникам. В 1970-е годы малазийское правительство поставило перед собой амбициозную задачу довести долю малайцев в сфере владения капиталом с 2 до 30 %. Преференционная политика в сфере занятости проводилась правительствами некоторых индийских штатов. Хотя подобные меры в интересах наиболее многочисленных групп и имели в краткосрочной перспективе немало негативных последствий (коррупция, снижение привлекательности предпринимательства, отток капитала и т. п.), в долгосрочной перспективе обеспечение пропорционального представительства этнических групп и предоставление им пропорциональных возможностей приводили к важному позитивному результату — сокращению межэтнических столкновений.

В то же время дискриминация меньшинств в целом ряде стран Востока была одним из серьезных факторов конфликтности. Закоснелая система квотного представительства конфессиональных групп во власти в Ливане вступила во всеобостряющееся противоречие с их реальными интересами и меняющейся структурой населения. В Шри-Ланке конституция, обеспечивавшая права тамилов, была принята только в 1978 г., после семи лет их дискриминации сингальским правительством, но это уже не смогло остановить начавшееся вооруженное сепаратистское движение. Отделение Восточного Пакистана от Западного и образование в 1971 г. государства Бангладеш послужило стимулом для национальных движений тамилов в Шри-Ланке и Индии, мусульманского меньшинства на Филиппинах и в Таиланде, ведущих борьбу за сецессию этнических меньшинств в Бирме и даже курдов на Ближнем Востоке. Одни народности стран Востока в ходе процесса деколонизации, когда границы между новыми государствами часто проводились по воле метрополий, оказались разделенными, другие не смогли обрести собственной государственности. Это надолго стало фактором нестабильности, который использовался как орудие в геополитической игре глобальных сил, участвовавших в холодной войне. Белуджи Пакистана, Афганистана и Ирана; бенгальцы Бангладеш и Индии; малайцы Малайзии, Индонезии, Брунея, Таиланда и Сингапура; курды Ирака, Ирана, Сирии и Турции; берберы государств Северной Африки; пуштуны Афганистана и Пакистана; китайцы Китая и практически всех государств Юго-Восточной Азии; узбеки и таджики Афганистана и СССР (а после его распада — Узбекистана и Таджикистана); азербайджанцы Ирана и СССР (а затем Азербайджана) — вот далеко не полный перечень подобных групп.

Вторая холодная война развернулась в результате событий, начавшихся на Ближнем и Среднем Востоке в 1979 г. Это, прежде всего, исламская революция в Иране, означавшая потерю Соединенными Штатами своего стратегического союзника в регионе, и советское вторжение в Афганистан. В США президент Картер еще в преддверии этих событий стал переходить к более активной антикоммунистической стратегии, чем предыдущая администрация[21], используя концепцию прав человека. Он не только отказался от своих прежних намерений вывести войска из Южной Кореи, но и усилил поддержку южнокорейского режима. Захват американских заложников в Тегеране фактически поставил США на грань войны с Ираном. ЦРУ опасалось, что СССР может попытаться обратить уязвимость позиций США в свою пользу, хотя Тегеран занял враждебную позицию и в отношении СССР. Появление шиитского исламского режима, в равной степени удаленного и от США, и от СССР, и от светских и суннитских режимов в регионе, явилось совершенно новым фактором политической ситуации.

Соперничество в холодной войне по-прежнему доминировало во всех аспектах международных отношений биполярного мира, вмешательство во внутренние дела государств Востока и использование региональных конфликтов в интересах противоборствующих сверхдержав подрывали независимость только недавно освободившихся государств. Лишь некоторым удавалось использовать в своих интересах борьбу сверхдержав за влияние. Все это приводило к бурному росту поставок оружия в страны «третьего мира», к распространению повстанческих движений, гибели мирных жителей и появлению огромного числа беженцев. Окончание холодной войны положило конец и «клиентским войнам», хотя их последствия оказались весьма тяжелыми. Афганистан представлял собой наиболее яркий пример такой ситуации.

Ввод советских войск в Афганистан в 1979 г. был первой советской акцией за рубежом подобного рода после Второй мировой войны[22]. Однако апрельская революция в этой стране была совершена исключительно при опоре на собственные силы, без какой бы то ни было поддержки СССР. Тем не менее, здесь, как и в других аналогичных ситуациях, на политические события в значительной степени оказывали влияние ведомства и агентства сверхдержав, а также отдельные политические лидеры. После того как в марте 1979 г. капитан афганской армии из Герата Исмаил Хан начал джихад против коммунистического режима в Кабуле, председатель КГБ СССР Ю.В. Андропов на заседании Политбюро 17 марта сказал, что, хотя СССР могут объявить агрессором, «нам нельзя потерять Афганистан». При этом уже 18 марта министр обороны Д.Ф. Устинов отметил, что афганское руководство «недостаточно оценивает роль исламских фундаменталистов». В США опасались, что советская разведка попытается использовать против США непростую обстановку, сложившуюся на Ближнем и Среднем Востоке после иранской революции. В марте 1979 г. ЦРУ впервые предложило Картеру развернуть тайную помощь антикоммунистически настроенным моджахедам-афганцам. Советская пропаганда начала обвинять США, Пакистан и Египет в поддержке афганских повстанцев. Американские аналитики предполагали, что падение режима Тараки может вызвать вторжение со стороны СССР, в этом случае Пакистан, Иран и Китай станут активно помогать повстанцам, а пакистанский лидер Зия-уль-Хак попросит США вмешаться, чтобы предотвратить переход советских войск на пакистанскую территорию. Это был сценарий начала третьей мировой войны. Советская и американская разведки развернули активную деятельность в регионе. ЦРУ стало выяснять у своих партнеров в Пакистане и Саудовской Аравии, что можно сделать в Афганистане для ликвидации левого режима. Картер выделил средства на оказание помощи повстанцам и тайные операции ЦРУ. Драматические события в Афганистане вынуждали СССР принять серьезное решение. Приход к власти Амина был расценен в Москве как угроза (Амин, живя в США, был связан с фондом «Азия», имевшим особые контакты с ЦРУ). Опасались и того, что он был американским агентом, и его связей с Пакистаном и Китаем, и возможных договоренностей с моджахедами. Парадоксально, но американцы также крайне негативно относились к Амину, считая, в частности, что он повинен в похищении и убийстве посла США в Афганистане. Тем не менее, именно в этих условиях было принято решение о вводе советских войск.