— Кто с тобой?

— Друзья.

— Заходи. Лошади придётся ползти на коленях.

К счастью, Алтынбек стоял поодаль, и оскорбительного названия своей второй половины не слышал. Мы начали проходить один за другим, и я искренне думала, что нам всем при входе отрубят головы: сунул башку в проём — чик! — а тело быстро оттащили. Но, к счастью, все пролезли, и даже кентавр. И оказались — вы не поверите! — в большой торговой палатке. Прямо на базаре Аграбы. Палатка состояла из трёх частей и явно принадлежала какому-то очень богатому торговцу: в той части, где вылезли мы, стоял дастархан на ножках, лежали полосатые матрасы, какие-то бурдюки и баулы, горой были свалены сахарные дыни, в кувшинах точно было вино. По запаху было понятно. Из этой «спальни» ход вёл в соседнюю комнатку — «склад», а уж там был прямой выход к «торговому залу». А за залом шумела площадь с сотнями людей.

— Салам алейкум, почтенные, — с опаской произнёс торговец, который, кажется, тоже недавно стал человеком. Наша оборванная команда не внушала ему никакого доверия. Но восточное гостеприимство обязывало. Он кинул нам охапку одежды и обуви, попросил переодеться и умыться (вон в том бочонке — вода), пока сам хозяин готовит угощение. Мы не заставили себя упрашивать.

Алтынбек оделся так, будто бы он не кентавр, а просто у всадника — лошадь без головы. Шутить я не стала — в этом мире всё равно не читали Майн Рида. Бабка нашла ещё пару платьев и надела их одно поверх другого. Кийну скинул плащ — при этом торговец так посмотрел на мальчишку, что мне пришлось заслонить его собой — и выбрал наряд максимально дурацкий: огромная чалма, жилетка, широченные шаровары и туфли с загнутыми носами. Сэрв, понятно, оделся по цыганской моде: фиолетовая рубаха, сапоги да штаны плисовые. А я, понятное дело, постаралась выбрать максимально практичный наряд: юфтевые разношенные сапоги без единой бляшки, белые шаровары, кожаный ремень с кожаными же лентами, шёлковую рубаху, лёгкую кожаную кирасу, разрубленную на спине, да тюрбан, край которого, утяжелённый дешевейшими бронзовыми бляшками, падал мне на плечо. Дырку на спине я закрыла старым плащом Путяты: все равно возвращать.

Тем временем торговец Прыг Али ибн Тавшан порезал несколько дынь, налил вина, и мы вгрызлись в белую сладкую мякоть, чуть пованивающую навозцем.

— Чем ещё могу помочь? — спросил Прыг. Нюх-Нюх ибн Омар зашептал ему что-то, горячо и быстро. Прыг начал спорить.

— Вот, как полезны контакты с местным населением, — обсасывая корочку дыни, сказала Баба Яга, будто это она, а не я подружилась с крысом-сказочником. Корку она было протянула стоявшему позади Алтынбеку, но он так возмущённо фыркнул, что бабка уронила корку на пол.

— Ну прости. В тебе сейчас на две трети лошадиного, и на одну — человеческого. Немудрено спутать, — повинилась она.

Давший себя уговорить Прыг сгонял во вторую зальцу и приволок оружие: меч и щит для меня, лук и колчан со стрелами — кентавру, тяжёлый самшитовый посох — бабке, два кривых кинжала — кийну, а для Сэрва — гитару и хлыст. Тот был доволен неизмеримо.

— Что мы должны тебе, драгоценнейший? — сказала я в местной манере, усвоив её от Нюх-Нюха.

— Да пустяк, дружеская услуга, — отмахнулся Прыг. — Разве что мальчишку оставите в услужение? Тогда я ещё сутки не буду доносить страже. Или даже дво… трое суток.

Он плотоядно облизнулся. Вообще тенденция мне не нравилась: то Орон, теперь — кийну.

— Никакой работорговли! — выступил Алтынбек. — Это мой сын.

— О, так он ещё и жеребёнок! — Прыг даже закатил глаза от удовольствия. — Зря, почтеннейший, ты думаешь дурное: мне просто нужен помощник в лавку.

И облизнулся ещё раз.

— Сожрёт! — убеждённо сказала Яга. — Или ещё что похуже…

— Сына не отдам, — твёрдо сказал кентавр, доставая лук.

— А и не надо, не надо, — поднял лапки Прыг. — Я пошутил. Это была шутка. А страже я вообще никогда ничего не скажу. Ненавижу стражников — они так много дерут за защиту, да ещё одежду бесплатно берут. А вы считайте всё подарком. Но если вас убьют, то я всё заберу, так что постарайтесь умереть от удавки, а не от меча, чтобы крови не было… А ещё добудьте мне перстень Фаруха.

Чёрт его знает, что такое "перстень Фаруха"! Безделушка какая-нибудь. Легче лёгкого. Я пообещала, и торговец просиял. Так что в полном составе, одетые, сытые и обутые, мы миновали бесконечный склад товаров и вышли в большой торговый зал, где уже бродили покупатели. Смешавшись с ними, мы по одному вышли на площадь — и замерли.

Перед нами простиралось человеческое бесконечное море, полное запахов мёда, чеснока, благовоний и навоза, ярких платков, чёрных накидок, лысых голов и то тут, то там поднимающихся дымков кальяна.

Это была Аграба, столица сама себе.

Я вышла вперёд, как единственный человек, похожий на воина — и передо мной моментально расступилась толпа. Не как море перед Моисеем, чтоб ему пропасть, рабовладельцу, а так — метра на три. В девяностые, как мне рассказывала мама, так расступались перед бандитами на рынках. Мол, что-то там срочно человеку понадобилось метрах в десяти от бандосов. Прямо очень-очень срочно вот тот розовый пуховый чепчик для младенца. И в ресторанах вокруг столика с мафиози места не занимали, а если занимали, сидели тихо, как мыши, стараясь не привлекать внимания. Девушка-воин, окружённая группой оборванцев, состоящей из всадника без ног на лошади без головы, ведьмы, мальчика для удовольствий и цыгана-конокрада выглядела… ну так скажем, не как Робин Гуд, а скорее как Робин Бэд. Который грабит в своём Шервудском лесу всех подряд исключительно для личного обогащения и удовольствия.

Я поняла это потому, что к кийну, который выглядел, видимо, как мой фаворит, подошёл какой-то нищий, сунул в руку дощечку, шепнул пару слов и удалился. Слова я расслышала, но они не имели никакого смысла: «Подвостмарь кучера».

— Какого кучера мне следует закошмарить? — спросила я у Бабы Яги. Та недоуменно пожала плечами.

Сэрв расхохотался:

— Это жаргон нищих, торговцев с лотков и воров. Тебе предложили подождать вечера. А на дощечке, видать, написано, зачем.

Он вынул из руки кийну дощечку, который тут с обалдением рассматривал, и прочёл:

— Ботва паханя волит хлябую шиктору со збраныгами прихилять на хавиру в кучер. Мастырка есть на шолду пехарей, жулей наскербе, слам дербанить на кокур. Забатлан покантает.

Баба Яга прыснула, как девчонка, услышав эту тарабарщину, а я вспомнила цитату: «Марко тукнуть по маргазам, хохари облыго рыжуют», или как-то так.

— Это воровской язык, что ли, Сэрв?

— Он самый. Перевести?

— Да уж будь добр, мурмолка, да хлебальник свой задиристый завали, — сказала Яга, видно, вспомнив бурную молодость, когда и сама любила поговорить на сленге ведьм да воровок на доверии.

— Нет проблем, — Сэрв откашлялся, и прочел заново, переводя на ходу: «Большой начальник среди воров зовёт сильную девицу с братвой прийти вечером на квартиру. Есть дело на шестьсот золотых, оружия мало, потому добычу поделим пополам. Нищий покажет».

— Интересно, какой-такой «большой начальник»? — пробурчала Яга. — Знаем мы таких начальников…

— Я так понимаю, нас найдут в любом случае, если мы останемся в Аграбе. А мы останемся, потому что хотим с помощью Прыга добраться в Магриб. Кто не помнит — нам нужно выручить Орон от мужика в халате и девочек её найти. А как туда добраться? Заплатить караванщику, потому что в пустыне мы заблудимся, а в охрану нас нанимать никто не будет. Кого тут нанимать? Мальчишку да старуху?

— Поосторожнее в выражениях, поляница! — рыкнула на меня Яга, но я даже внимания не обратила.

— До вечера есть время, так что предлагаю пошататься по базару.

— Время есть — денег нет. Толку-то, шататься? — резонно заметила Яга, но остальные её не поддержали. Первым делом мы направились в цирк, который по местным обычаям не имел стен, и потому всё было просто — деньги собирали кто сколько даст.

— Любезнейшая публика, кому не жалко рублика? — раздался по-русски молодецкий крик зазывалы. — Рубленая гривна для поддержанья гривы, куна новгороцка — на сбитень да клёцки! Силачи немецкие, красавицы турецкие, собаки преважные да кони бумажные! Диковинка всякого роду для смеха простому народу!