— О-она знала? ТЫ РАССКАЗАЛ ЕЙ?!

— О да, каждую подробность… так что ей лучше было умереть, но я не мог этого позволить, только не после твоего побега. Твоя душа еще не была готова, еще не созрела. Он так сказал мне… во сне.

Гусев опустил руку под воду, медленно расстегивая пуговицы шубы.

— Но когда я увидел, как ты поешь… там на сцене, как ярко сияет твоя душа под этой порочной гнилью. Я понял, что время пришло. Тебе нужно было вернуться домой. Тебе нужно было вернуться ко мне, — Доктор распахнул шубу, касаясь груди Ким, ощущая ее упругую мягкость под своими пальцами. Он еле сдерживался, чтобы не начать себя трогать, — Ей было не больно, дорогая моя… один маленький укольчик и она обрела покой, — Евгений Леопольдович приставил скальпель к вороту худи, и верным движением разрезал ткань, оголяя худое, посиневшее от холода тело Ким.

— УБЛЮДОК! ЧТО ТЫ С НЕЙ СДЕЛАЛ?! Я УБЬЮ ТЕБЯ!

Доктор схватил Юлю за горло, прижимая к стенке джакузи. Лицо Ким сморщилось, а из глаз потекли вязкие слезы, расплывавшиеся в воде кляксами.

— Она ненавидела тебя, ей не нужна была внучка шлюха. Все это время — ты была нужна только мне! ТОЛЬКО Я ТЕБЯ ЛЮБИЛ ПО НАСТОЯЩЕМУ. ТОЛЬКО Я ВИДЕЛ, КАКОЙ ЯРКИЙ СВЕТ СКРЫТ ПОД ЭТОЙ ГРЯЗЬЮ! ДАЖЕ ТВОЙ МЕНЕДЖЕР ХОЧЕТ, ЧТОБЫ ТЫ ИСЧЕЗЛА! ДУМАЕШЬ ОТКУДА ЭДИК УЗНАЛ, ГДЕ ТЫ ОСТАНОВИЛАСЬ?

Юля больше не чувствовала сил сопротивляться. Один удар за другим раскалывали ее сердце в мелкий щебень.

— Э-это не правда, ты врешь…ты лжешь, ублюдок…

— Ты не нужна ни отцу ни бабке, ни своим друзьям. Ни одной живой душе в этом мире. Ты только моя!

Доктор погладил щеку Ким, скользнув пальцами выше, к пробитому виску. Когда подушечки нащупали бахрому оголенной плоти, Гусев понял, что больше не может сдерживаться. Он нежно описал контуры раны, лаская оголенную скуловую кость, а потом медленно ввел пальцы в рану. Ким заорала, чудом не потеряв сознание. Мир закружился, взрываясь красными искрами, а каждую мышцу свело судорогой. Конвульсия скрутила тело в агонии, и Юлю вырвало слизью из пустого желудка. Ким чуть не откусила язык, когда пальцы доктора добрались до мозга, лаская гипофиз. Будь она человеком, то давно бы умерла от болевого шока, но тело вампира могло выдержать многое.

— Тебе хорошо, милая? Тебе так нравится?

— Не знаю, как сейчас, но во времена моей молодости, девушку нужно было хотя бы сводить на свидание! — прорычал старый лис, зайдя в ванную на дрожащих лапах, — Держитесь, Юлечка! — Никодим Иванович прыгнул на доктора. От неожиданности Гусев потерял равновесие, свалившись в джакузи. Лис с доктором ушли под воду, поднимая брызги. Четверть воды выплеснулось из ванной на пол, разливаясь по кафелю. Химера вгрызлась в ключицу психопата, не давая ему вылезти. Во рту кадавра появился металлический привкус, но лис поздно понял, что он принадлежал не только крови Гусева.

Скальпель вошел химере под ребра. Тогда лис еще крепче сжал зубы, впиваясь в плоть врага, но силы его покидали, а тьма застилала взор. Гусев пырнул лиса еще раз, и еще, наслаждаясь муками кадавра.

В номер замолотили снаружи.

— Кто запер долбанную дверь?! — прокричал Косой, — Никиваныч! Откройте, с Денисом беда! Нужно бежать! Никиваныч!

Но бывший осветитель Андреевского драмтеатра уже ничего не слышал. Тело химеры всплыло на поверхность жалкой пустой оболочкой — всего лишь мокрый комок рыжего меха с проседью.

Не веря глазам, Юля уставилась на труп лиса.

В дверь ломились, Косой умолял открыть: “С Денисом беда!”, “Надо бежать”. В ускользавшем рассудке Ким, голос кадавра заглушали другие: “отец ненавидит тебя”, “ей не нужна была внучка шлюха”, “даже твой менеджер хочет, чтобы ты исчезла”, “для меня ты всегда останешься моей маленькой девочкой”, “грязная, порочная, испорченная”…

“Мы справимся вместе”

Эти слова Дениса вывели Ким из оцепенения. Перед ее мысленным взором стоял Чернопалов в зале замка Стригоев. Младший лейтенант протянул ей руку:

— Тебе не мешало бы согреться.

— Лейтенант, вы приглашаете меня на танец?

— По крайне мере пытаюсь.

Гусев вынырнул, сплевывая воду и кровь. Ароматную, манящую, сводящую с ума, обещавшую спасение и все, что только Юля захочет. А все, что она хотела — это перестать быть жертвой и спасти тех, кто все еще видел в ней человека.

Втянув дурманящий аромат Ким почувствовала, как что-то внутри пробуждалось, будто капля дождя попала в пересохшую почву и бесплодная земля вспомнила, что способна даровать жизнь.

Проморгавшись, Гусев вытер с лица воду. Он потянулся к Юле, но наткнулся на сталь и могильный холод. Ким смотрела на доктора исподлобья, скверно ухмыляясь, а затем нырнула. Алая гладь наполнилась пузырьками.

И тут до Гусева дошло: разбавленная кровь — все еще кровь. Доктор попытался вылезти из ванной, но что-то ему не позволило. Юля вынырнула, вцепившись в доктора, как львица в зебру. Вампирша сминала его плоть ногтями, будто это сырое тесто.

Гусев не успел всхлипнуть, как Ким выгрызла из его шеи кусок мяса с клеймом Стригоев. Юля сплюнула плоть на кафель, а затем присосалась к кровавому гейзеру, бившему из сонной артерии.

Тепло разлилось по пищеводу Ким, и этот жар возрождал ее из мертвых. Кровь пела, скользя по языку — это был лучший поцелуй в ее жизни, это был первый поцелуй в ее посмертии — и она запомнит его на весь остаток вечности.

Вампирша закатила глаза от удовольствия. Пальцы доктора, вцепившиеся в ее плечи, постепенно разжимались. Тогда, Ким сдавила тело психопата сильнее, выжимая кровь с таким упорством, с каким через соломинку тянут остатки газировки на дне стакана.

Юля вылезла из джакузи с трупом лиса на руках. Ким прошагала в комнату, оставляя мокрые следы на полу. Вампирша аккуратно уложила Никодима Ивановича на кровать и закрыла ему глаза.

— Спасибо. Я бы хотела, чтобы мой отец был хоть вполовину таким же храбрым, каким были вы. Тогда бы ничего этого не произошло… — сказала она, в последний раз погладив кадавра по шерстке.

Дверь в номер ходила ходуном. Косой верещал на весь коридор. Петли стонали, грозясь с минуту на минуту сломаться под натиском химер.

— Нужно валить, Никиваныч! Откройте!

Юля сбросила на ковер рваные лохмотья, и наспех натянула спортивный топик из шкафа, прикрыв обнаженную грудь.

Певица открыла дверь, встретив взгляды встревоженных химер. Ким тут же привлек пакет крови в лапах у кадавра-обезьяны. Вампирша схватила гемокон, и вскрыв его зубами вылила содержимое в раскрытую пасть. Закончив, Ким отбросила пустой пакет, вытирая испачканные губы:

— Валить? Ну уж нет! Я больше не побегу.

Тело Ярослава не выдерживало могущества Молоха. Ключ-сороконожка деформировал скелет Стригоя. Его ребра превратились в хитиновые ноги, позволяя господарю ползать, словно огромному насекомому. Ярослав напоминал помесь скорпиона и избалованного сукина сына, одержимого жаждой невинных душ. Больше похожий на акарина, чем на благородного веспера, однако алчность, бурлившая в его крови, не давала Стригою осознать глубину своего падения.

Наследник бушевал, разил, разрывал и скользил в потоках потустороннего ветра, расставив костяные наросты, как парус воздушного змея.

— Сверху! — крикнула Анна.

Ярослав сомкнул ладони и бушующие вихри подхватили Дениса, стачивая плоть с костей, точно стружку с карандаша. Зубастые смерчи почернели от отравленной лимфы, но яд им был нипочем.

Анна снесла телеантенну точным ударом так, чтобы осталась только мачта. Вампирша метнула получившееся копье в Ярослава, но господарь перехватил штырь. Хвост Стригоя изогнулся коброй и, как таран, пробил вампиршей вертолетную площадку.

— Вы, жалкий мусор! Дерьмо, прилипшее к подошве. Сколько не чисти — только размажешь. Эти дети, этот город, эти земли, а потом и все сущее — все это мое. Я буду жрать, пока не останусь один — идеальный хищник! Тот, кому нечего бояться. Тот, кого больше никто не обидит.