С давних времен вампиры тайно использовали людей в своих войнах. Знатные семьи чудовищ управляли вотчинами, заключая кровавые пакты с самой землей.

Ночное дворянство натравливало друг на друга демонов в бесконечных сражениях. И эти злобные духи, призывались в материальный мир черной магией — гоэтией.

Противостояние длилось веками. Междоусобицы древних грозили гибелью всему миру, и тогда…

Нашлись вампиры, уставшие от нескончаемых битв. Они пронзали кольями своих господарей, слишком гордых для примирения. За это их прозвали “цепеши” — колосажатели.

Если бы не их решимость — мир бы давно утонул в крови.

***

1426 год. Крепость рода Водрак на территории Новгородской республики.

В замке нежити бушевала жестокая битва. Кровь лилась из разорванных глоток, стекала по древкам пик, капала с лезвий мечей. Твердыня Водраков славилась неприступностью. Ни одна армия не могла взять ее штурмом, но даже самые прочные стены не уберегут от яда предательства. Стригои напали внезапно, они явились на свадебный пир, и в качестве подарка принесли смерть.

Ольга — младшая дочь хозяев замка, знала, что так будет. Она умоляла отца проявить осмотрительность, не протягивать руку голодному волку. К чему теперь удивляться, что хищная тварь ее откусила?

Ольга мчалась вниз по винтовой лестнице в недра крепости, сжимая ключ к спасению. Мрак пеленал ее непроглядным саваном, но девушка слишком часто спускалась в подземелье, так что помнила каждую ступеньку. Вампирша вылетела в коридор, вонявший плесенью.

“Прямо и налево, а там, до самого конца. Только бы успеть!”.

Слева залязгали цепи. “Запасы еды” проснулись, почувствовав кровососа. Один из пленных с разбега врезался в прутья. Он схватил Ольгу за плечо, но Водрак вырвалась с такой силой, что сломала рабу пальцы.

“Прямо и налево, а там до самого конца”.

Промчавшись мимо клеток, Ольга завернула за угол, влетая в узкий коридор. Там, в конце пути, под холмом, на котором стоял замок, ждало оружие, спавшее долгие века. Но юной господарыне не суждено было его разбудить. Ольга не успела выхватить стилет из-за пояса, как подобие ее жизни оборвали. Вампирша замерла, сплюнув кровь на рукав губителя, пробившего ей грудь. Ноги девушки подкосились, но убийца придержал ее за талию. Ольга выронила “ключ” — костяную сороконожку, украшенную драгоценными камнями.

— Прости, дверь не должна открыться, — прозвучал мягкий голос, — хотя… у тебя все равно ничего бы не вышло. Чтобы его освободить, одного ключа не достаточно, глупышка.

Глаза Ольги расширились, и губы в последний раз произнесли имя старшей сестры:

— Тогда п-почему, Диана?

— Ты слишком упряма, сестренка… и не оставила бы попыток. А я не могу так рисковать.

Тело юной господарыни обращалось прахом, пока обрывки фраз доносились до ее угасающего сознания:

— Сбереги секрет этого места, червь. Даже ценой жизни.

— Как с-скажете, голубокровная, — проскрежетала темнота, — Но неужели вы ус-ступите земли Стригоям?

— Если “оно” вырвется, уже без разницы чье знамя поднимется над крепостью. Пусть уж темницу сторожат волки, а ключ сохранит цепной пес.

— Вы его не з-заберете?!

— Забрать? Ну уж нет… не хочу хранить эту гадюку у самого сердца.

Ночь, лишь пара фонарей освещали улицу. Снег падал крупными хлопьями, заваливая обочины. Дороги, грязные от песка и соли, тянулись к району Кроповиц.

Автобус затормозил на одинокой остановке, выбросив в стужу последнего пассажира. Подросток с грязными рыжими волосами еле спустился по ступенькам на тротуар. Двери автобуса закрылись, отрезав юношу от света пропахшего бензином салона.

Бледное лицо, испещренное венами, скривилось от боли. Парень схватился за живот, опираясь об остановку. Он чувствовал себя так, будто бы боксер влепил ему в поддых.

Парень поднял взгляд, но тут же отпрянул в сторону, испугавшись собственного отражения в доске объявлений. Его длинные клыки впились в нижнюю губу, пустив по подбородку струйки черной крови.

Больше всего на свете он хотел домой. Туда, где тепло. Туда, где его ждал ужин.

На кухоньке горел свет. Холодный ветер сквозь форточку надувал закрытые шторы. Говяжьи биточки шкварчали на сковороде, и аромат мяса плыл по квартире. Пузатый телевизор бубнил новости, но закипевший чайник перекрикивал диктора.

Девушка, похожая на фанатку КиШа, потянулась к чайнику, но тут же отдернула руку, засунув палец в рот:

— Твою ж…!

— Алина-а, прихватка. И закрой окно! Всю квартиру выстудишь.

— Да знаю, мам! Просто задумалась, — панкушница взяла полотенце, и переставила чайник на свободную конфорку.

Женщина лет сорока пяти, одетая в каракулевую шубу и тапочки, встала в дверном проеме — уставшее лицо, дешевая косметика, умный и строгий взгляд.

— И о чем это ты задумалась, милая?

— А ты разве не опаздываешь на дежурство? Как же пациенты и Виталий Аркадьевич?

— Виталий Аркадьевич подождет. Последний месяц интернатуры — уже должен понос от перелома отличать… рассказывай.

Мама вошла в кухню и уселась на табурет, пультом выключив звук телевизора.

Алина убавила огонь под биточками, и развернулась к матери, опершись о кухонную тумбу.

— Все дело в мальчиках. Кажется, мне кое-кто нравится, но похоже он приторговывает дурью, а еще женат… но это ведь не проблема для большой и светлой любви.

— Алина…

Девушка замерла и вымученная улыбка сошла с ее лица.

— Да, ладно, мам, просто забей. Мои заморочки.

Взгляд Алины упал на пол, подметив, что на носке появилась дырка.

Повисло неловкое молчание. Мама смотрела на дочь, пытаясь понять, что у нее на душе.

— Уже завтра, да? — нарушила тишину Тамара Павловна.

Алина ничего не ответила. Дырка в носке завладела всем ее вниманием.

— Надо носок зашить, — девушка легонько оттолкнулась от тумбочки, и не смотря на мать направилась в коридор.

— Можешь не ходить на кладбище. Я сама.

— А где у нас нитки?

— Алина!

— Мам, все в порядке, правда. Тебе пора на работу. Сама знаешь, Виталий Аркадьевич, как морская свинка — безумно милый, но если надолго оставить одного — завоняет.

Тамара Павловна попыталась удержать дочь, но…

…ее перебил грохот за окном. Будто бы на жестяной козырек свалилось нечто большое.

Алина замерла на пороге, обернувшись к матери. Их взгляды встретились.

— Может снег сошел? — сказала мама. Женщина встала. Ее тапочки заскользили к подоконнику.

Тамара Павловна потянулась к шторе, и тогда, снег хрустнул медленно, так, словно кто-то на него наступил.

— Мам, не надо… там кто-то есть.

— Не говори глупости, девятый этаж.

“Тук. Тук. Тук…”, — послышалось за окном. Что-то ударило по стеклу с той стороны, будто маленькая птичка клювом.

— Мам… не надо…

Тамара Павловна уже держала одной рукой штору, но все еще не решалась отдернуть ее.

— Аль, принеси швабру.

…

— Х-холодно, мама, мне холодно… — дрожащий голос проник сквозь форточку со сквозняком, принеся ужас.

Обе Чернопаловы узнали этот голос, хоть и не слышали его уже несколько лет. С тех пор, как тот, кому он принадлежал ушел к “друзьям”, но так и не вернулся. Полиция не нашла труп, лишь испачканный кровью асфальт.

— Сынок? — прошептала Тамара Павловна.

Алина застыла. Ее тело превратилось в ледяную статую, которую вот-вот разобьет изнутри безумно заходившееся сердце.