— Ад, посланный на землю?

— Выглядит зловеще.

— Они хотят испугать нас, чтобы мы совершили ошибку.

— Посмотрите! — Оболенский показывал в небо. — Сетка соткана наверху, она создает купол, но проекция на фонари идет от земли, от верхушек деревьев!

— Бинго. Кажется, мы нашли, каким образом они закрепили купол.

— Нужно забраться на верхушки деревьев и сорвать крепления.

— Добро пожаловать в ад! — усмехнулся кто-то из ребят. — Вы же помните о тварях, кишащих в этом лесу?..

В подтверждение его слов, из кустов с неожиданной быстротой вырывается уродливый зверь — смесь собаки и медведя, лишённый шерсти, с морщинистой кожей оттенка ржавчины. Его мощные лапы с искривлёнными когтями загребают землю, а пасть, полная грязных, желтоватых клыков, разверзается в злобном оскале. Глаза твари — красные, как раскалённые угли, выпученные, будто готовы выпрыгнуть из орбит, — смотрят на дружину с голодной яростью. Кажется, этот зверь соткан из злобы и желания уничтожить нас.

Прежде чем кто-либо успевает среагировать, зверь нападает на Романова, стоящего к нему ближе всех.

Челюсти монстра с жутким хрустом смыкаются на ноге парня, впиваются в плоть. Иван вскрикивает от боли, теряя равновесие и падает на землю. На мгновение всё словно застывает, пока тварь сжимает его ногу, а её бешеная слюна капает на землю, оставляя влажные пятна.

Следом за одной тварью из кустов появляются другие. Хватаем толстые палки с земли, начинаем отгонять их. Ударяем по носу уродливых собак. Из их пастей текут тягучие слюни, на клыках остаются яркие алые пятна крови.

Точно не нашей. Значит, до нас кого-то покусали.

Звери мотают головами, в их глазах злоба. Грязные когти скребут землю, готовятся к прыжку.

Но на этот раз мы наготове.

В нас уже двое раненых, мы не можем рисковать.

Крики и рычание разрывают воздух.

Каждый удар палками или камнями отгоняет полусобак, но ненадолго.

Они кружат как ревущие шакалы, словно ждут момента, чтобы атаковать снова.

Романов, прижимая раненую ногу, с трудом сдерживает стоны, стискивает зубы, истекая кровью.

— Наложите жгут, — просит Алиса. Но все заняты, и Алена ползет к боярину на помощь.

— Ты бледный, — жалеет его девушка. — Не двигайся, я сделаю тебе больно. Но нужно остановить заражение.

— Суль! — только прошипел Романов, глядя не в небо, а под ноги себе.

— Держитесь вместе! Не давайте им окружить нас! — выкрикнул Голицын, сжимая в руках толстую ветку. Он махал ею перед мордой ближайшего уродца, заставляя того пятиться.

И тут среди хаоса раздался вой.

Громкий, протяжный, заставивший всех — людей и тварей — замереть.

Из леса вышли волки.

Огромные, худые, с серо-черной шерстью, их глаза светились желтоватым светом, будто внутренняя ярость готова вырваться наружу. Вожаки оглядели поляну, их пасти приоткрылись в хищных оскалах.

Полусобаки напряглись, вздыбив свои короткие грязные загривки. Они явно не ожидали такого поворота. Волки не нападали сразу, словно оценивая, кто перед ними — враг или добыча.

Неожиданно самый крупный из волков рванул вперед, вцепившись в шею ближайшего полусобаки. Остальные последовали его примеру. Рёв и звуки схватки наполнили лес. Полусобаки завыли, отступая, но волки не давали им уйти, бросаясь в ожесточенную погоню.

— Это наш шанс! Уходим, быстро! — крикнул Мик, подхватывая Шереметева под руку.

Дружина бросилась прочь, не оглядываясь.

Нас преследовали лишь звуки борьбы, которые становились всё тише. Волки увели полусобак за собой, оставив людей живыми… пока.

Романов зашипел от боли, но шагал, стиснув зубы. Его нога была в плохом состоянии, и всем было понятно, что без помощи он долго не протянет. Но для того, чтобы получить помощь, мы должны были выбраться из ловушки, предварительно уничтожив врага и вирус. Иначе, наша миссия была бы провалена.

— Нам нужно найти безопасное место и обработать рану, — сказала Алена, глядя на кровь, стекающую по его сапогу. — Если инфекция уже началась, мы можем потерять его.

— Потерять? — переспросил Голицын с мрачным выражением. — Мы этого не допустим. Он выживет, не заразится и нас не заразит!

— С такой раной? И без лечения? — пробормотала Алена, но тут же осеклась, поймав на себе взгляды остальных.

Парни двигались быстрее, надеясь, что лес даст хоть какое-то убежище. Но он уже показал, что не прощает слабых.

Дальше всё было как в кошмарном сне — мы пробирались через непроходимый лес с кустарниками, и они царапали нас и кусали.

Боль, голод, страх — всё ушло.

Сознание отключилось.

Мы выживали сейчас.

Вокруг царила темень и нас вели вперед красные фонари в небе. Едва мы прошли заградительную стену из кусающихся деревьев и кустарников, как оказались на очень гладкой и вонючей почве, она уходила из-под ног, норовила уронить.

Мы шли очень медленно, будто по ледяному полю.

— Мох?

Мне показалось, кто-то у меня за спиной. Я достал из кармана зажигалку и посветил.

Увидел несколько пар кроваво-красных светящихся глаз.

Потом я повернулся, чтобы идти вперед и услышал неприятный звук.

Не хотелось сильно светить здесь, указывать бойцам свое местоположение, но пришлось.

Дальше мы не могли пройти.

Под ногами стелился скользкий, покрытый влагой мох, источающий удушливый гнилостный запах.

Каждый шаг норовит сорваться в занос, заставляя огромных бойцов преследующих нас едва ли не ползти, чтобы удержать равновесие. Лес вокруг словно дышит нашим страхом, наполняя воздух зловещими шорохами и хрипами.

Впереди, как непреодолимая граница, тянется гигантская паутина, раскинувшая свои смертоносные сети на огромной площади — по крайней мере, метров двести в поле видимости.

Толстенные волокна, словно сплетённые из стальных тросов, блестят в тусклом свете, словно, предупреждая нас, что ни одно живое существо не пройдёт здесь…

На сети висят несколько паучих, причудливо огромных и мрачных. Их тела, покрытые густыми волосками, местами блестят жирным блеском, будто обработаны смолой.

Один из пауков спаривался с массивной паучихой, что извивается в странном ритуальном танце, подрагивая лапами. Её гладкое блестящее брюхо вздрагивает, а рядом в ожидании застыла вторая паучиха, терпеливо дожидаясь своей очереди.

Зрелище настолько сюрреалистичное, что кто-то из группы едва слышно бормочет:

— Надо же, какие ненасытные…

Тишина в лесупугающая, как будто сам лес наблюдает за путниками, решая, кто станет следующей жертвой паучих — бойцы или мы.

Едва интимный ритуал завершается, как вторая паучиха, не теряя времени, рвется к своему «партнёру». В её движениях нет ни тени романтики, только голодная агрессия. Первая, будто договорившись, тут же присоединяется к ней. Вместе они накидываются на паука-самца. Тонкие, но мощные челюсти впиваются в его мягкое брюшко, сжимая его до хруста.

— Хрясь, чвак, — доносятся звуки их трапезы, холодные и неумолимые.

Самец не издает ни звука, лишь извивается в последний раз, а затем затихает, превращаясь в обед для своих ненасытных «дам».

Кровь в жилах холодеет не только у меня.

Чуть поодаль три другие паучихи завершают свой ужин, лакомясь останками добычи. Их челюсти двигаются размеренно, смакуя остатки.

Доев «еду», паучихи принимаются за ремонт сети, чтобы изловить следующую жертву. Из брюшек плавно вытекает тонкая, но прочная нить, которой они латают небольшие разрывы в паутине.

Одна из них, доев остатки самца, неспешно повернулась и начала выплетать новую часть сети. В это время другая с величайшей аккуратностью собирала мусор — кости, высушенные оболочки насекомых, останки мелких животных. Её движения были почти грациозными, если не считать её смертоносного вида.

Аккуратно вычистив сеть, чтобы не нарушить гладкость идеально выстроенной ловушки, тварь ждала.

Зрелище захватывающе-отвратительное. Такой мерзкой трапезы я еще не видел.