Палец направлен прямо на горелые обрывки одежды и обугленные тела вокруг нас. Указующий палец старика, словно метка обвинения, застывает, и я вдруг понимаю, что он не намерен отпускать меня просто так.

Хочет заставить платить.

Черт! Подстава чистой воды.

Чтобы я еще когда-нибудь в этом мире повелся хоть на одну бабу!

— Энергию их жизней я не возьму себе, — добавляет Перун, и на его лице проступает ледяная улыбка. — Я отдам её тебе — вместе с их чувствами, — голос его становится всё тише, но от этого слова звучат ещё жёстче.

Меня пронзает чувство, что я ни черта не понимаю. А то, что мне предлагают — мне не нужно. Это я знаю наверняка.

Чуйка, она же пятая точка, так и кричит: — князь, нам это не надо!

Если бы я хотел почувствовать на себе всё, что эти фанатичные люди испытывали в последние мгновения жизни, я бы скорее сам бросился в огонь.

Этот старик — или бог, или кто бы он ни был — намерен превратить меня в сосуд для их страданий, боли и отчаяния, но я слишком хорошо понимаю, к чему это приведёт.

— Вы хотите сделать меня эмпатом? Нет, спасибо, мне достаточно даров, — пытаюсь отклонить его «подарок», стараясь сделать это с оттенком насмешки. Голос мой звучит хрипло, и, как бы я ни пытался скрыть дрожь, в глазах старика мелькает мрачное удовлетворение.

Он знает, что я пытаюсь играть с огнём — и намерен этим воспользоваться.

Но прежде чем я успеваю снова заговорить, длинная рука протягивается ко мне, преодолевая расстояние между нами с пугающей быстротой.

Ладонь старика — сухая, морщинистая, с ногтями, напоминающими когти, тянется к моей груди, словно собираясь вырвать сердце из моей груди.

Я хочу отпрянуть, но ноги словно вросли в землю.

— Твою ж!

Не могу ни отойти, ни защититься.

В какой-то миг я успеваю заметить отблеск голубого огня на его коже, который на мгновение оживляет её, как будто наполняя новой энергией, и затем чувствую его прикосновение.

Пальцы касаются кожи над сердцем — холодные, не горячие. Этот ледяной прикосновение проходит сквозь грудь, обжигая изнутри, и на секунду я чувствую, как что-то внутри меня замедляется, словно останавливается само время.

Через мгновение удар — словно вспышка молнии, разряд чистой энергии пронизывает меня насквозь.

Меня бьёт током, и вокруг всё заволакивает непроглядная тьма.

Мгновенно теряю контроль над телом — дыхание перехватывает, ноги подкашиваются, и я падаю на землю замертво.

Или мне так кажется…

Голова ударяется о камень, но я этого уже почти не ощущаю. Вокруг только размытые очертания и гулкое эхо звуков, теряющихся в пустоте.

— Князь… Дмитрий Тимофеевич… жив?

Сознание медленно возвращается.

Сначала кажется, что я снова в той светящейся и гулкой пустоте, откуда только что ушёл голос Перуна.

Но по мере того как тьма перед глазами начинает рассеиваться, я осознаю, что нахожусь в пещере.

Вокруг царит тишина, нарушаемая лишь приглушенными звуками человеческих голосов, но, судя по всему, людей тут стало куда меньше.

Медленно открываю глаза, и тусклый свет от костров освещает стены пещеры, отбрасывая странные тени.

Вокруг уже нет множества адептов, людей, готовых броситься в огонь ради своего бога.

Вместо них остаются лишь несколько человек. Среди них я сразу замечаю Елену.

— Эй, вы! — кричу им, приподнимаясь на ноги. Голос мой звучит громче и глубже, чем я привык. Это смущает меня.

Но ещё больше я чувствую странное напряжение в теле, будто оно стало совсем другим — чужим.

Ко мне подходит Елена. В её взгляде вижу осторожность и удивление. Широко раскрытые глаза пристально изучают меня, словно она видит перед собой что-то совершенно новое.

— Что-то не так? — спрашиваю, прищурившись.

Она не сразу отвечает, продолжая смотреть, словно, на какого-то призрака. Наконец, тихо говорит, не скрывая потрясения:

— Барин, вы так сильно изменились…

— Ну конечно, меня только что шарахнуло вольтами, — усмехаюсь, стараясь придать голосу прежнюю лёгкость.

Но она продолжает смотреть с таким же изумлением, а её взгляд скользит по моим плечам, груди, и я начинаю догадываться, что дело тут не только в пережитом ударе.

Машинально поднимаю руку и тут же останавливаюсь, едва успев заметить, что мой камзол теперь сидит иначе — ткань, некогда свободная, вплотную облегает мускулы и в некоторых местах даже начинает лопаться по швам.

Мышцы, которые раньше ощущались как часть обычного тела, теперь кажутся совсем другими, более крепкими и мощными. Как у взрослого мужика.

— Вы стали на голову выше, чем были, и шире в плечах. Ваша… мускулатура… — бормочет Елена, не отрывая от меня удивлённого взгляда.

Я вытягиваю руку и обмираю, глядя на неё.

Камзол действительно мал — я чувствую, как ткань натягивается на плечах и руках, откуда-то из-под неё виднеются новые мышцы.

Мой взгляд скользит по рукам, плечам, и я ощущаю, что это тело — теперь совершенно новое.

Сила, заложенная в каждом движении, незнакома и чужда, но в то же время неотъемлемо моя.

Всё как раньше, как в 2046, когда я мочил монстров и птичек гасил, жил на полную катушку.

— Магия? — спрашиваю, скорее в попытке объяснить себе это, чем всерьёз.

Елена, кажется, хочет что-то ответить, но вдруг её взгляд устремляется куда-то за моё плечо.

Я оборачиваюсь и вижу, как из тени выходит высокий парень лет двадцати с внимательным взглядом и орлиным носом.

Он держит в руке нож, и прежде чем я успеваю среагировать, он быстро и уверенно подходит, и чиркает лезвием по моей руке.

Боль появляется мгновенно, но, к моему изумлению, она тут же уходит, а порез затягивается на глазах, будто его и не было.

Не успеваю отреагировать, как мужчина говорит с мягкой улыбкой:

— Перун подарил тебе регенерацию. Теперь понимаешь, почему твои мышцы так быстро выросли?

Я смотрю на свою руку, где остаётся лишь светлый, почти незаметный след от недавнего пореза, и пытаюсь осознать, что это действительно произошло со мной.

Не просто сила и тело, а способность регенерировать, мне подарили еще один набор способностей.

К чему такая пугающая щедрость от богов?

Начинает напрягать.

Представить не могу, зачем они меня так укрепаляют!

— Не слишком ли щедр он был? Не слишком много подарков? — произношу, не скрывая сарказма, и чувствую, как эти способности придают мне незнакомую самоуверенность.

— В самый раз, — молодой мужчина усмехается и протягивает мне руку для рукопожатия. — Князь Дмитрий Тимофеевич, чтобы сохранить Русь, нам все это пригодится, — отвечает он уверенно и представляется: — Князь Пожарский Дмитрий Михайлович. Будем знакомы. Добро пожаловать в наше логово.

Отвечаю на рукопожатие.

— Эй, потише, князь Трубецкой, ты мне так все кости переломаешь! — усмехается, трет руку.

Я с удивлением разглядываю свою ладонь.

Утро выдается на редкость загруженным, и громким. Впрочем, чего-то такого я и ожидал.

Проснувшись в своей постели с желаниями, не свойственными мне, я сильно напрягся, не зная, что с этим делать.

Но когда подошел к зеркалу, и видел в нем бородатого мужика — перепугался не на шутку.

— Дунька! — выкрикнул я, и снова пришел в шок — голос был жесткий, и практически не ломался.

Дунька не заставила себя долго ждать и вбежала в мою комнату спустя минуту, бряцая ключами и артефактами, коими были забиты ее карманы.

Я ждал ее у дверей, и когда она хотела закричать, увидев в комнате пятнадцатилетнего боярина — мужика с бицухой и бородой коричневой, я быстро зажал ей рот руками и втащил в комнату.

— Не ори! — рыкнул я, от чего у девушки по лицу побежали слезы. — Это всего лишь я — Дмитрий Тимофеевич. Милый пушистый добрый, — как ты там меня еще называла, когда я болел?

Девушка густо покраснела.

— Значит, так, приведи меня в порядок, в такой, чтобы отец, мать, и все, кто меня сегодня увидят, в обморок не свалились! — аккуратно убираю огромную ладонь с женского рта.