Молодой князь появляется из узкого коридора и возглавляет процессию.

Всё что остается нам — довериться, что не освежуют нас и не сожрут эти голодные люди, с бряцающими при ходьбе костями.

Темный и маленький снаружи терем, кажется изнутри огромным. Темные тяжелые своды давят на нас, и высасывают душу.

Хватаюсь за грудную клетку, потому что начинает давить.

Если бы я оставался старичком-воякой из двадцать первого века, я бы решил, что у меня скоро мотор откажет, так сильно и часто начало давить сердце в последние дни.

Но я молодой пятнадцатилетний князь, и знал бы наверняка от друга — некроманта, что мои дни сочтены.

Но это давление в груди никак не связано с физическим состоянием тела — это нечто совсем другое.

— Заметил, — Оболенский толкает меня в плечо.

— Что из меня душу вынимают? — спрашиваю также тихо.

— Да. Стены выкачивают энергию.

— Теона, нехорошо вы с гостями и друзьями обращаетесь, — говорю вслух.

Красавица скашивает на меня глаза, недовольно качает головой.

— Понятно, это не ее решение.

— А чье? — у моего плеча возникает Алиса. — Она же магичка князя. Значит, ее!

— Нет, князь слишком мал, чтобы решать что-либо в большой политике, в жизни народа, значит есть серый кардинал, и это не Тео!

— Не будем гадать, друзья, — ввинчивает Воротынский, — уверен, скоро всё откроется. Никаких дворцовых интриг, это же не дворец, — показывает рукой на чернильные пугающие стены из дерева.

— Тео, — окликаю девушку.

Она резко поворачивается и запинается, падает… чтобы не упасть в последнее мгновение хватается за стену, и тут происходит метаморфоза…

Шикарная богиня Теона исчезает, стирается. Ее будто больше нет… А перед нами предстает девушка со светлыми волосами. Тонкая коса опускается на ее грудь… такую худую, что кажется, ее вовсе нет.

— Магичка-то — мастерица иллюзий! — выдыхает Шереметев. — Неплохо-неплохо.

— Вот так влюбишься в красавицу-иллюзионистку, а она после свадьбы возьмет, да и превратится в царевну-лягушку, — бубнит зло Воротынский, будто Теона его лично обманула и заставила поверить в свою красоту.

— Простите, — худая изможденная, в утлом тряпье, светловолосая девушка с голубыми как небо глазами резко отдирает руку от деревянной стены, проглотившей ее внешний облик — иллюзию без остатка.

— Всё что я вынес для себя — всё здесь не то, чем кажется, — усмехнулся князь Оболенский.

Теона сделала усилие, и снова обрела облик красавицы.

— Князь не любит, когда я выгляжу также как все… — прошептала она.

— Деспот? — прошипела Алиса. — Хочет, чтобы ты всегда олицетворяла собой женскую красоту и другие женщины, уставшие от всего — от быта, бедности и голода, могли следовать твоими стопами?

— Нет. Моя красота для всех — олицетворение победы над повседневностью и голодом. Она дает им всем веру и надежду.

_Ясно-понятно, — Лиса куксит мордочку, явно недовольная ответом и ситуацией.

— Мы пришли, — Теона склоняет голову и входит в палату, где уже сидят за столом люди.

Их много. Толпа гремит ложками.

— Поздний ужин?

— Мы ужинаем после того, как враги засыпают. Иначе придется делить еду с ними. Иногда мы становимся ужином для нашего ужина, — она с грустью смотрит на тарелки.

И я давлюсь слюной, борюсь с рвотным рефлексом.

— Проходите, гости дорогие, нужно хорошо поесть, чтобы бороться. Спать придется недолго… они не дадут.

Нас проводят за стол к князю, и мы садимся недалеко от него. По правую и левую руку от него садятся — Теона и мужчина лет под тридцать. Он сильно выделяется на фоне других — мускулатурой.

Как ему удалось сохранить мышцы? Где он берет энергию, чтобы питать их?

— Князь, у вас без нас мало еды. Мы не претендуем, у нас есть своя. Можем поделиться, — говорю очень тихо, чтобы никто кроме нашего стола не слышал. Иначе, эти оголодавшие люди могут повести себя как животные и наброситься на нас. А драка в доме с хозяевами — это не то, как мы мечтали закончить сегодняшний тяжелый день.

— Не надо! — молодой, но грозный князь показывает на тарелку с угощением. — Этого хватит на вас и меня с дядей. — Дядя, вы ведь не голодны? — князь делает нажим на том, что дядя не должен есть.

Тот кривит лицо со шрамом, кивает в знак согласия с решением молодого родственника.

Твою мать! Даже в 2046 году еда была лучше, чем эта. Плохо от одной мысли, что надо впихнуть в себя эту похлебку и эту дичь.

В животе бурлит и кишки переворачиваются.

— Не дури, — слышу у себя в голове голос Алисы. — Мы это есть не будем. Иначе завтра у нас будет несварение, и мы не сможем сражаться!

— Кушайте, гости дорогие, — злой и явно голодный дядя князя подталкивает к нам тарелки со зловонной грязной жижей.

— Энергия вам завтра пригодится!

— Что за дом такой, — шипит Алиса, — впихивая в себя с отвращением ложку того, что здесь называют «кашей». — Стены и еда пытаются убить тебя. Эти люди явно незнакомы с гостеприимством.

Впервые голос подает Джинни.

— Если хозяева принесут мне извинения, я возьму на себя переработку этой жижи.

— Ну уж нет! — Оболенский пододвигает к себе коричневую кашу и начинает ее есть.– Джинни, давно пора разобраться с твоим статусом.

— Можете задавать мне вопросы, князь, — язвит джиннири и с веселым видом заливает в себя всю тарелку с кашей, а ей, между прочим, дали двойную порцию.

Страшно представить, как она ее «переработает».

— Знаешь, что, Джинни, засунь себе свои вопросы наводящие в задницу!

— Фу, князь, как грубо!

— Вспомните стены, они поглощают энергию и магию, отбирают, чтобы отдавать хозяевам. Им нельзя верить. Какой была первая вспышка эмоций у Теоны, когда мы увидели влияние стен на нее? Испуг. Она кого-то жутко боится.

— Никому не верь, — Романов раскачивается на хлипком стуле.

Мой разум пытается ухватиться хоть за что-то, шарю по лицам присутствующих. Ничего. Не могу ухватиться за нужную мне информацию.

Меня блокируют?

И в этот самый момент блюдо с жареными крысами оказывается перед моим носом.

— Гостям тушки пожирнее, так принято.

Твою мать!

Теона тряхнула меня за плечо.

— Князь, выбирай. Другие тоже голодны.

Хочется отгрызть себе руку, чтобы проснуться, но судя по тому, что я вижу все слишком явно — я не проснусь.

Романов еще раз раскачивается на стуле, и с грохотом падает на спину.

Внимание на нем, я же шиплю на Оболенского.

— Извинись перед Джинни, иначе мы сдохнем от этой еды, не дожив до рассвета.

— Извини, я был не прав, -цедит сквозь зубы. — Джинни, дорогая.

Хочется смеяться, глядя на его измученное лицо, но не время и не место.

Демонстративно берем с подноса самых жирных тварей, кладем перед собой на деревянный стол.

— Джинни, они твои, — командует князь Оболенский.

Дальше дело за малым, пока Романов отвлекает на себя внимание, энергетическая женщина потребляет всю нашу еду.

Страшно представить, что будет с ней завтра, но придется слушать эту «музыку» организма до самого утра и весь день.

После ужина нас провожают в палаты. При этом здесь также мерзко и негостеприимно, как и во всем доме.

Стены из свежесрубленного дерева, но я уже понимаю, что это всего лишь иллюзия. Если ее сковырнуть, то под ней прогнивший насквозь сруб, изъеденный жучками.

В комнате стоит узкая кровать, но я не решаюсь лечь на нее, потому что она тоже сделана из дерева, достаю из рюкзака походный мешок для сна, бросаю.

Раздеваюсь и залезаю в него. Так-то лучше.

«Бойся подножек, будь осторожен», — стучит набатом в голове.

Засыпаю. Посреди ночи слышу странный шум, открываю глаза, чувствую, что что-то не так, вокруг меня будто толпа народа, но я никого не вижу, когда включаю фонарь.

Вызываю духа предка. Читаю короткую молитву. И он тут же появляется. Не знаю кто, говорит, что прадед со стороны отца.