Но что-то меня беспокоит. Грызет изнутри, потому что я помню, как очень сильно пожелал, чтобы приказ сгорел и в этот момент внутри меня каждая клетка выдала порцию энергии.

Я чувствовал, как волна силы вспыхнула и ушла от меня к сове, словно кто-то или что-то поддерживало меня, усиливало, направляло.

«Мой уровень в магии растет?» — думаю я.

Или… это снова какие-то незримые силы вмешались? Те самые, что упоминала Елена, намекнув, что древние боги присматривают за мной, может, даже покровительствуют.

Слова Лаврика звучат логично и убедительно, но во мне словно пробудилось нечто, заставляя сомневаться в простом объяснении. Я размышляю: если я смог вызвать огонь, не имея навыка, то, значит, что-то за этим стоит.

Теперь мне придётся гадать, кто именно вызвал огонь. Я ли, без осознания собственных сил, или это языческие боги, чью помощь мне сулила Елена?

Я выдыхаю, ища ответ в воздухе, но чувствую лишь тёплый ветер и взгляды любопытствующих вокруг.

Толпа редеет, любопытные расходятся, и у стряпчего терема остаются всего десяток человек — самые задиристые и ярые заводилы нашей школы.

Среди них и княжеские сыновья, чьи отцы при Годунове занимают завидное положение, с самодовольными ухмылками, как будто только что выиграли сражение, хотя ни один кулаком даже не помахал.

Лаврик уходит, и мой отец возвращается к столу с непривычно задумчивым лицом, он не вмешивается ни во что, даёт мне право самому решить, как распорядиться ситуацией.

Один из княжеских сыновей, худощавый и наглый, делает шаг вперед, с дерзким выражением лица, цедит:

— Дмитрий Тимофеевич, придётся тебе настоящим делом доказать, что ты годен для учёбы в Московии. Мы не можем поверить в тебя после крестьянского кулачного боя. Ты магией докажи, чего стоишь.

Я внимательно смотрю ему в глаза, не отвожу взгляд. Надменно интересуюсь:

— Вы будете решать мою судьбу? Кто –вы?

Княжич не моргает, его губы растягиваются в самоуверенной улыбке. У него даже земли своей нет, он в наследство получит ноль, а смеет мне указывать?..

— Мы, — отвечает он, кивнув на своих приятелей, что стоят за ним с важными лицами. — Мы — будущее страны. Только нам решать, останешься ли ты.

Я пропускаю это заявление мимо ушей, стараюсь не показать ни тени раздражения, хотя руки непроизвольно сжимаются в кулаки.

— Хорошо. Я готов доказать делом, что останусь. И даже есть одно настоящее дельце. Вы со мной? — вызывающе спрашиваю, видя, как их ухмылки слегка тускнеют.

Все тут же кивают, клюнув на приманку, и один из них, тот самый рыжий, который только что сцепился со мной, вытирает с губ остатки крови, исподлобья глядя на меня:

— За тобой же надо присмотреть. Конечно, мы с тобой. На слово здесь никто не верит. Что за дело?

Я выдерживаю паузу, выпрямляюсь и говорю так, чтобы слышал каждый, почти не повышая голоса, но с такой серьёзностью, чтобы не осталось сомнений:

— Артефакты надо найти. Для земледелия, для плодородия земель русских. Наши земли загибаются без воды и пшеницы, без магии на полях, они не плодоносят. Говорят, иноземцы спрятали артефакты, да так надёжно, что найти их — невозможная задача.

Княжичи переглядываются, их уверенность чуть меркнет, но один из них, высокий и, видимо, самый самоуверенный, бросает мне колючий взгляд, явно сомневаясь.

— Думаете, не справитесь? — усмехаюсь я, глядя, как их лица начинают бледнеть под моим вызовом. — Так не переживайте, я возглавлю отряд.

Мои слова зажигают в них азарт, я вижу это по вспыхнувшим взглядам. Рыжий, сплюнув в сторону, грубо спрашивает:

— Когда выдвигаемся?

— Через сутки, как вернусь из дома, — твёрдо отвечаю, чувствуя, как во мне нарастает азарт предстоящей экспедиции.

Моя новая боярка

Я — менталист. Погиб в 2046 в неравной схватке с захватчиками. Я жив? Я — граф Григорий Орлов и меня ждет служба в пехоте? Нет? Я охотник и хранитель душ https://author.today/reader/408414/3779093

Возвращаемся с отцом в карету, и сразу понимаем, что дело тухляк. Провоняла она насквозь.

— Он не мог так быстро разложиться, — отец открывает ящик, и мы одновременно закрываем рот и нос рукой.

Хотелось бы еще глаза закрыть, чтобы не видеть этого уродства — ползающих червей, доедающих прогнившую плоть нападавшего.

— Гадство.

— Князь, не выражайтесь при отце, и при покойнике.

Ну да, как это я не подумал, что нахожусь в обществе, и за мной, возможно, следят.

— Я точно помню, что положил ему на грудь амулет заморзки, — отец внимательно разглядывает то, что когда-то было грудью, а потом протягивает руку и засовывает ее туда, где по его мнению был амулет.

Если бы на моем месте был тот я, старый, я бы выразился жестко, но здесь я Дмитрий Тимофеевич и мне не пристало грубо разговаривать.

От отвращения я только отвернулся и сплюнул, подумав о том, как сильно мне повезло, что я не успел съесть ничего, кроме одного пирожка.

— Какое-то сильное заклинание разъело амулет, — выругался отец, выуживая руку из ящика.

Я протянул князю платок, но он лишь усмехнулся.

— Да, вы Дмитрий Тимофеевич шутить изволите?

— Ах это! — проследив за взглядом отца, я открыл свою дорожную сумку и достал из нее прозрачный пакет, в котором бултыхались три бутылочки с разноцветными жидкостями, которые передал мне перед отъездом лекарь со словами: — В добрый путь, барин.

По наитию я выбрал пузырек с прозрачной жидкостью и вылил несколько капель на руку отца. Черви и всё остальное тут же растворились, и от них не осталось и следа.

— Возможно, это не заклинание, — произнес я деловито со знанием дела.

— Имеешь что сказать, говори.

— Если эти люди заклинатели животных, то этот представитель боевого братства даже после смерти смог вызвать какое-то млекопитающее, чтобы оно сожрало амулет.

— Да, у тебя богатая фантазия!

— А то! — горделиво задираю подбородок.

— Ладно, отвезем в лабораторию к старичкам-боровичкам, они разберутся.

— Сдается мне, без некроманта здесь не обойтись, — говорю осторожно.

— Об этом не может быть речи! — голос отца становится жестким.

— Ну как знаете, — поджимаю зло губы. Не нравится мне то, что отец слушает только себя любимого.

Ловлю себя на мысли, что хочу поскорее пройти чертову инициацию, чтобы стать самостоятельным. А лучше сразу, вырасти и стать главой клана.

Как же я ошибался в своем стремлении поскорее всего достичь, особенно в желании стать главой клана. Не отдавая себе отчет в том, куда денется тот, другой, которого сейчас я называю князем Тимофеем Романовичем, отцом, которому обязан жизнью и полученной от клана магией горячего огня.

Я снова занимаю место кучера, а отец остается один на один с воином, чьего хозяина мы до сих пор не знаем, и, возможно, так и не узнаем, если старший Трубецкой не позволит обратиться к некромантии.

Спустячас захожу в лабораторию, где обитают лекари, как и утром они заняты всякой фигней — переливают один состав зелья в другой, радостно хлопают в ладоши или ругаются на чем свет стоит, если приходится доставать огнетушитель в виде самого настоящего огнетушителя, и тушить пожар.

— Есть настоящая работенка, — говорю, не подумав, тут же получаю злой взгляд в ответ. Такой, что почище их зелья сработает.

— А мы по вашему мнению князь, чем заняты?

— Ладно, проехали.

— Куда поехали?

— Вниз по лестнице, — продолжаю шутить, хотя настроение у меня такое себе — отвратительное.

— Там в ящике труп врага, за несколько часов он разложился так, будто несколько месяцев прошло. Надо узнать, из каких он будет, кто на него клеймо накладывал, ауру посмотреть.

— Дмитрий Тимофеевич, а вы все шутите? Настроение хорошее? Значит, вас не отчислили за проделки?

— Нет, меня не отчислили, — отчитываюсь как школьник. — И, нет, я не шучу, он разложился, а мне нужна по нему и его клану вся информация! Кто он — наемник или член клана, заклинатель животных или холодного огня повелитель. Не сходятся детали, понятно объясняю?