Прозвучала фраза двояко, я и был мужиком, когда ложился спать! Но поправлять Маринку не стал.
— И кое-где втрое! — подхватывает Аня, хихикая и подмигивая.
Остальные подхватывают её смех, а я драматично вздыхаю, будто сейчас выдаю трагедию, достойнуютеатра.
— Красава! — девчонки хором хлопают в ладоши, и я вдруг чувствую себя князем, вернувшимся из военного похода, хотя я туда еще и не ходил.
— Теперь-то понятно, почему на тебя все девчонки школы «Московия» глазеют с восхищением! — слышу у себя за спиной мужской голос. А я-то думал, куда сегодня все оборотницы подевались, а они за князем Трубецким бегают. Девчонки, а вы не думали, что у Дмитрия Тимофеевича дар прорезался? И вы за ним не по своей воле хвостом ходите с самого утра.
— Какой? — спрашиваю в голос.
— Он научился за ночь управлять монстрами?
— Получил дар приручителя оборотней?
— С женщинами научился обращаться как следует! — хохочет друг — некромант.
Толпа красавиц моментально рассасывается, никто из них не хочет осознавать, что их приручили, и я освободившийся из сладкой неволи, направляюсь к товарищу.
— Ловко ты с ними разобрался! — хвалю друга.
— Ты тоже научишься. Какие твои годы.
— Интересно, какой он? — спрашивает Оболенский, когда мы идем в терем-стряпню на обед. После пары по файерболлу я голоден как медведь после спячки, все мои мысли о еде, поэтому не сразу понимаю, о ком речь.
— Кто он?.. — спрашиваю тихо.
— Артефакт, который нам предстоит найти, — понизив голос сообщает друг-некромант.
Я пригласил его сегодня пойти в леса голодающих кланов вместе со мной и честной гоп-компанией бояр из «Московии», в которой я мало кому доверял.
А вместе с другом детства мне было немного спокойнее.
Мы вошли в терем, и краса в алом сарафане уставилась на меня, позабыв о своих пирожках.
— Ты сегодня нарасхват у девчонок, — рассмеялся князь.
— Если бы ты за ночь вырос на тридцать сантиметров, и в объемах мускулатуры увеличился вдвое, к тебе бы тоже были прикованы взгляды всех любопытствующих.
— Ну да, особенно женщин. Вот они бы тебя потрепали, чтобы ты им раскрыл секрет сыворотки, которую принял на ночь.
— Это тебе не настоя на молодильных яблоках.
Очень хочу рассказать другу, что было безумно больно, когда мышцы росли, но воздерживаюсь от изливаний душевных.
— Красавица, — нам по одному пирожку с мясом ягненка, — заявляет Оболенский, когда до нас доходит очередь. Голос у него такой тошнотворный, с сексуальной хрипотцой.
Девушка не сводит с меня глаз, и я небрежно киваю.
Теперь могу позволить себе вести себя как первый сноб школы.
Склоняюсь к ней, вывожу пальцем на ее руке цифру «40».
Она нервно сглатывает слюну и открывает рот, чтобы уточнить количество провизии.
— Сорок, — отвечаю спокойно, и впервые мой голос не ломается, он звучит как взрослый мужицкий.
Ничего себе!
— За-чем так много? — заикаясь, спрашивает красавица с алыми щечками.
— Понимаешь, организм у меня растущий, процесс роста еще не завершился, я готов хоть оленя съесть живого. Прямо сейчас. Эй вы, давайте мне сюда жаркое из туши оленины! — гаркаю я на всю столовую, и студенты шокировано глядят в мою сторону.
После метаморфозы с моим ростом и взрывом на экзамене никто не смеет перечить и задавать лишние вопросы.
— Скажи что-нибудь воодушевляющее, — говорю девчонке. Звучит издевательски.
— Ты про пирожки? — спрашивает неуверенно.
— А то! Про них, конечно.
— Мне нужно срочно поставить новую партию. Я как раз успею к моменту, как вы барин соизволите отобедать.
— По рукам! Кстати, пирожки у тебя, лучшие во всей округе. Что там в округе? Во всей Московской Руси.
Девушка подает нам два пирожка, а сама убегает на кухню. Мы же с князем топаем к столам, занимаем лучший, сгоняя с него малолетних студентов — первокурсников.
— Ты чего с ней заигрывал? — усмехается друг, она же тетка уже, и мужик у нее имеется.
— Мне нет до нее дела, — цежу сквозь зубы. Она — барышня моего врага, поэтому лучше держать ее близко, чтобы знать его планы, в случае чего.
— А зачем тебе столько еды? Ты и сейчас растешь? — смотрит с ужасом на мою изменившуюся фигуру.
— Нет. Я не расту больше. Достаточно и этого, — тычу себя пальцем в грудь. — Там, куда мы сегодня направляемся шибко голодно. Так что лучше с собой иметь воду и еду, чтобы не добавлять проблем местным.
— Если они хотят получить нашу помощь, то должны оказывать нам всяческую поддержку, кормить хотя бы и поить.
— Не всё так просто. Вот артефакт добудем для них, и возьмем после плату.
Уплетаю борщ, после расстегай и курник, запиваю пенным квасом.
— Ты действительно много ешь! — усмехается Оболенский.
— Что же, большому кораблю сегодня отправляться в большое плавание. Еда не помешает.
К нам направляется студент — доставщик с корзиной пирожков с рыжей бородкой. Когда он подходит чуть ближе, замечаю у него в бороде фиолетовые пряди волос.
Упс. Очередная жертва моего эксперимента.
Хочется надеяться, что еду он принес, не дотронувшись до нее.
Браток ставит корзину закрытую на наш стол и смотрит на меня исподлобья.
Глаза его сверкают молниями, и я не выдерживаю, хватаю парня за плечо, крепко сжимаю.
— Если ты чего добавил сюда, вернусь, не пощажу! — рычу в его сторону.
Смотрит на меня злобно.
— Я похож на дурака? Вся школа знает, что вы сегодня в поход выдвигаетесь. Кто же в дорогу будет пакостить своим? Я разве на гниду продажную похож?
Выдыхаю.
Хочу извиниться, но не пристало князю просить прощения у челяди. Понимаю, что сейчас раздражаю здесь многих своим высокомерием. Несмотря на то, что собрался сегодня совершить благородный поступок, найти воду и еду для народа.
На меня глядят десятки глаз, голодных до информации, и я знаю, что должен толкнуть речь. Прочищаю горло, сдержанно произношу:
— Я обязательно найду обратное зелье, чтобы исправить то, что случилось помимо моей воли, — показываю рукой на бороду доставщика.
Онотрицательно качает головой.
— Барин, не стоит извиняться, — треплет пальцами бороду, — я уже привык. Мы даже группу рыжебородых ребят собрали, копья метаем вместе. Фактически, ты подарил нам возможность дружить по интересам — по физическому недугу, — ухмыляется.
— Это хорошо, бросаю холодно. — Понижаю голос на пару тонов, говорю: — то, что по школе разговоры разговаривают на тему нашего похода — плохо. Лаврик узнает, никуда не пустит.
Рыжий приближается ко мне, тихо говорит:
— Лаврентий знает все, иначе не уехал бы сегодня в срочную поездку.
— Когда вернется?
— Через два дня.
— Странно… наш поход займет примерно столько же.
Что же получается, он специально нас отпускает, чтобы посмотреть, что из этого выйдет. Чтобы понять, на что мы годимся как мужи, маги и воины?
Но мы еще не совершеннолетние, нам по пятнадцать –семнадцать лет. И если с нашей головы упадет хоть один волос, пока мы находимся в стенах заведения учебного, волос на голове не видать Лаврику.
Понять не могу, то ли от большого ума он это делает, то ли от разгильдяйства. Или кто-то ему приказал, отпустить нас.
Тогда есть вероятность того, что мы в беде.
— Князь Оболенский, нам пора, — киваю и иду на выход. Друг едва поспевает за мной.
Едва выходим на улицу и вдыхаем свежей грудью свежий воздух, как я спрашиваю его.
— Что духи думают о нашем походе?
— Правда хочешь знать?
— Да.
— Нехорошее предчувствие у меня. Даже духов звать не нужно, чтобы понять, всё это какая-то подстава. Мы пойдем туда — не знаю куда, за тем-не знаю зачем, с теми, кого не знаем и не можем всецело доверять.
— Я… — не успеваю договорить, потому что рядом со мной мелькает красивая фигурка девушки. А мелькает потому, что девчонка шибко быстрая и кружится вокруг меня.
— Лиса, прекрати! — рычу я на Алису — оборотницу.