Она давно перестала замечать мелькающие за окном деревья и поля. Её мысли были где-то далеко — там, где не существовало ни дворцовых интриг, ни враждебных взглядов, ни страха за каждую прожитую минуту. Там, где был только он — Фридрих.

Ⲙⲁʀⲓ ⲇⲉ Ⲙⲟⲛⲧⲙⲟʀⲉⲛⲥⲩ:

— «Я думала, что самое страшное — это боль. Я ошибалась. Гораздо страшнее — это осознание, что боль, которую я готова принять, может рухнуть на других. Что каждый мой взгляд, каждая дрожь руки или сердцебиение — это не только моя слабость, но и угроза для тех, кого я хочу защитить.

Сегодня ночью я снова стояла у окна, глядя на звёзды, и спрашивала их, что мне делать. Они, конечно, молчали. Всегда молчат. Мой выбор давно сделан, но, как я могу притворяться, что не вижу того, что сделала? Как я могу закрыть глаза на то, что любовь — моя великая, всепоглощающая любовь — обратилась в тень, накрывшую всё королевство?

Фридрих. Его имя звучит, как молитва, которой я боюсь молиться. Его голос — это боль и утешение, его руки — это укрытие и цепи. Он дал мне то, что я давно потеряла: веру в себя, в своё право чувствовать, но… что я дала ему взамен? Я сделала его частью своего падения, втянула его в игру, где нас обоих рано или поздно уничтожат.

Каждый наш поцелуй — это шаг к пропасти. Каждый шёпот в темноте — это цепь, которая тянет нас вниз. Я знаю, что должна была остановиться. Должна была сказать ему, что он заслуживает свободы, спокойствия, что ему не место в этом мире. Но как я могла? Когда он смотрел на меня так, словно видел свет в кромешной тьме? Как я могла отвергнуть его, если он стал моей единственной причиной дышать?»

_______________________

Девушка перевела взгляд на скомканное в руках письмо от сестры и предложения, которые она уже выучила наизусть, снова впились в ее сердце острыми когтями, вырывая его из груди. Чернила на бумаге были высохшими, но слова все еще обжигали:

«Мари, единственное, что может вернуть нам честь — это твоя верность королю. Забудь о нём. Ты знаешь, о ком я говорю.»

Её руки сжались, а бумага надорвалась по краю. Снаружи кареты слышался грохот копыт. Её эскорт — люди короля — не отходили от неё ни на шаг. Мари знала: они здесь не для её защиты, а чтобы следить.

Транспорт остановился у бокового входа в замок. Как только она вышла, Изабелла оказалась рядом, будто чувствовала, что королева нуждается в поддержке:

— Как Вы? — тихо спросила фрейлина, с искренней заботой в глазах.

— Нормально, — леди Тюдор улыбнулась, но в этой жестикуляции была только боль, нежели счастье.

— Я знаю, что Вы чувствуете, — Изабелла взяла ее руку, нежно, но крепко сжав. — Но помните: Вы не одни. Даже если весь этот мир будет против, я буду с Вами.

— Спасибо, — прошептала Мари, посмотрев подруге в глаза. Белла всегда была светом в этом дворцовом мраке. Это женщина была единственной, кто понимала, что происходит в ее душе.

Они вошли в замок, пересекая массивные ворота, будто оставляя за ними мир, где царила простота. Едва ступив на отполированные каменные плиты холла, их встретила Элеонора. Её изящная фигура будто вылеплена из мрамора, а безупречная улыбка напоминала искусно вырезанную маску, скрывающую всё, что она могла бы сказать без слов.

— Ваше Величество, — произнесла она с мягкостью, которая могла бы усыпить змею, а затем поклонилась. Однако в её голосе чувствовались тонкие нити напряжения, словно слова были сплетены из шелка и стали. — Его Величество ожидает Вас в тронном зале.

Мария приподняла подбородок, стараясь сохранить хрупкое равновесие между любезностью и безразличием:

— Насколько мне известно, моё присутствие не было запрошено. — Её голос звучал ровно, но за этим скрывалось нечто большее: нежелание быть игрушкой в чьей-то игре.

— Ах, но Его Величество полагает, что Вы должны быть там, — произнесла Элеонора с легким наклоном головы. Её глаза внимательно изучали лицо Марии. — Ведь Вы так любите, когда на вас обращают внимание.

Последняя фраза прозвучала как удар, но в ней не было громкости, только точность. Элеонора знала, куда целиться, чтобы заставить каждое слово резонировать, как эхо в пустых коридорах замка.

Мари ощутила, как внутри неё поднялась волна гнева, словно чёрный прибой, готовый поглотить всё на своём пути. Но внешне она не позволила себе выдать ни малейшего намёка на слабость. Её взгляд, хрупкий, но твёрдый, встретился с глазами Элеоноры.

— Как мило с вашей стороны напоминать мне о моих предпочтениях, — ответила она, тщательно взвешивая каждое слово. Её голос был спокоен, но в нём сквозила едва уловимая насмешка. — Однако, если мне так важно внимание, разве не стоило предупредить меня заранее? Уверена, Его Величество хотел бы видеть меня подготовленной.

Она сделала шаг вперёд, намеренно вторгаясь в пространство, где царила холодная уверенность Элеоноры:

— Или же, — продолжила королева, слегка склоняя голову, — вы посчитали, что мне будет полезно испытать неожиданность? Вы так заботливы.

Её лицо озарила лёгкая улыбка — не теплая, но исполненная достоинства. Она словно бросала вызов Элеоноре, проверяя, насколько та готова зайти в своей игре. Внутри Мария знала, что это лишь начало. Замок, как и его обитатели, скрывал множество ловушек.

Она вошла в тронный зал. Король, сидящий на своем месте, пристально посмотрел на жену, как будто каждое ее движение могло что-то изменить. Его глаза были холодными, но в них читалась не власть. Это была угроза. Угроза, спрятанная за мягкостью его речи.

— Мари, — произнес он мягким голосом, — рад, что Вы нашли время присоединиться к нам.

— Как я могла отказать? — ее слова были спокойными и ровными, не выдавая внутренних эмоций.

В этот момент Элеонора, как ядовитая змея, не упустила случая вставить своё слово, добавляя масла в огонь:

— Ваше Величество, Леди Мари всегда была Вашим интересам, — начала она, а голос был поразительно сладким. — Даже когда ее сердце… — она сделала паузу, создавая напряжение, — могло требовать иного.

— Мое сердце посвящено исключительно Вам, Ваше Величество, — резко ответила королева, почувствовав… слабую тошноту. Слова придворной дамы действительно разозлили ее. — Леди Элеонора, — продолжила она, — ваша фантазия достойна самых ярких поэм, но, возможно, вы забыли, что здесь обсуждаются дела государственной важности, а не личные предположения.

Элеонора ответила ей взглядом. Ядовитым взглядом.

***

Мари шла по коридорам замка, чувствуя, как каждое её движение давалось с усилием. Воздух в этих стенах был тяжёлым, насыщенным запахом старого камня, гобеленов и чем-то ещё неуловимо тоскливым. Она прижимала руку к животу, пытаясь сдержать лёгкую тошноту, которая преследовала её с самого момента, как карета остановилась у ворот замка. Долгая дорога по ухабистой тропе, крутые повороты и коварные наклоны всё ещё отзывались в её теле слабостью и дрожью в коленях.

Коридор вывел её к галерее, освещённой золотистым светом факелов, и на мгновение Мария остановилась, чтобы перевести дыхание. Сердце билось чуть быстрее, чем хотелось бы, а головокружение не уходило, заставляя её сомневаться, сможет ли она сохранить видимость спокойствия. Её пальцы слегка дрожали, пока она поправляла плащ, пытаясь вернуть себе уверенность.

Она знала, что в галерее её ждёт Фридрих. Зачем он назначил встречу именно здесь, в таком уединённом месте, оставалось для неё загадкой. Впереди из полумрака выступали высокие арочные окна, за которыми мерцал холодный зимний вечер. Мари сделала шаг вперёд, ощущая, как неровные звуки её шагов гулко раздаются в тишине.

Фридрих стоял у одного из окон, его силуэт отчётливо выделялся на фоне слабого света. Он выглядел сосредоточенным, но когда его взгляд встретился с её, в его глазах мелькнуло нечто, что она не смогла сразу понять. Было ли это волнение, тревога или тайное удовлетворение?

— Я ждал тебя, — произнес он, оборачиваясь полностью. Мужчина подошел ближе, а крепкие руки обвились вокруг любимой, обнимая. — Ты не должна была приходить на совет. — Было бы подозрительно, если бы я не пришла, — Мари обняла его в ответ, вдыхая знакомый запах. — Мы итак под прицелом.