Будь проклят тот день, когда я согласилась на эту авантюру! Второй день мы были в пути. Он уже подходил к концу. Солнце начинало клониться к горизонту, пыталось заглянуть под капюшон, разогнать тьму и прохладу, которые нас защищали. Я жевала очередной бутерброд, качаясь в седле, и уже почти ни на что не обращала внимания. Тело болело. Я посылала лучи благодарности Нияре, которая, видимо, лучше меня представляла, какие неповторимые ощущения ожидают меня от многодневной конной прогулки, и поэтому среди запаса лекарств была мазь, которую я вчера втирала во все, до чего дотянулась, перед сном под открытым небом. Утром чувствовала себя свежей, бодрой и полной сил, а не старой захудалой клячей, на которой вся деревня пахала с восхода и до заката много десятков лет. Но это непередаваемое чувство безнадежной усталости вернулось уже через несколько часов новой поездки. Говорить уже не хотелось. Поэтому я в основном жевала. То мясо, то сыр, то бутерброды, даже орешки в сахарной глазури нашлись у суровых мужчин. Мужчины из отряда Тайлинга, которые вдруг прониклись сочувствием (насмешливо-издевательским, конечно, но искренним) к страдающей мне накануне вечером, теперь нет-нет, да угощали растущий, вернее выздоравливающий, организм в моем лице.

Вот в таком подобии транса я прожила и прожевала весь второй день. И даже не сразу сообразила, что стало немного шумнее. Что Тайлинг уже несколько раз позвал меня по имени и, не дозвавшись, просто дернул за плащ.

— Ты в порядке? — тьма его капюшона заглядывала в мою.

— Да, — дожевала остатки вяленого мяса и огляделась.

Тракт убегал в двух направлениях. Но перед этой развилкой, от дороги в сторону, к полю вела неширокая хорошо утоптанная тропинка. Она упиралась в массивное трехэтажное строение. В некоторых окнах горел свет, слышалось ржание лошадей.

— Постоялый двор «У предгорья». Остановимся здесь сегодня.

Я была так этому рада, что едва не выскочила из седла и не понеслась бегом к постоялому двору. Ура! Нормальная еда! Вода! Надеюсь! Я очень надеюсь, что я смогу смыть дорожную пыль, переодеться и поспать на нормальной постели, а не на тонком покрывале, которое совсем не скрадывало несовершенство земной поверхности, на котором я провела эту ночь.

На нас надвигался, нависая, добротный деревянный дом с широким крыльцом. На столбе, удерживающем крышу, поскрипывая на ветру, висела вывеска, выгоревшая на солнце. Стоило приблизиться к дому, как вылетел мальчишка лет десяти, темноволосый, кучерявый, в светлой грязной рубахе, серых штанах, громко крикнул в сторону дома:

— Хараш, дуй ко мне. Гости. Лошадей много, — подхватил поводья первой и зачастил: — не волнуйтесь господин, и напоим, и накормим, а коли приплатите мимо батиного-то кармана, так и гриву вычешу, да в косы заплету.

Я кулем свалилась в руки Тайлинга. Уже по традиции. Грацией тут никакой не пахло. Странно, что ничего не скрипело, когда я ногу перекидывала, и позвоночник не осыпался мне в штаны при таких фентелях. Покривилась, разогнулась, дала себе минутку привыкнуть к земле, которая не качается, передала поводья, видимо Харашу, и поплелась вслед за мужчинами в дом, из которого на улицу лился мягкий теплый свет.

Тай провел меня мимо стойки, за которой стоял крупный во всех отношениях мужчина. Этакий богатырь кавказского происхождения. Черноглазый, бородатый, смуглый, с хитрым прищуром, с невероятным по ширине разворотом плеч, огромными ручищами, тяжелой поступью и зычным голосом.

— Нарима, — его густой низкий голос раскатом грома прокатился по дому.

Я не подскочила лишь потому, что сил не было. Свалилась на широкую лавку, облокотилась на грубо сколоченный стол и огляделась. Освещался общий зал, в углу которого мы устроились, большим количеством свечей. Лишь два небольших магических огонька плавали в центре. Напротив входа, рядом с лестницей заметила темный провал камина, который, естественно, в такую жару никто не топил. Пахло дымом, пивом и мясом. Тоненькая совсем юная черноглазка, может, чуть старше мальчишек, которые встречали нас, перечислила все, чем нас готовы были накормить, какие комнаты свободны, что за лошадьми присмотрят, и что если гости желают помыться, то мальчишки живо натаскают воды.

Мужчины отказались, тем более, что как оказалось, прямо за домом текла речушка, в которой они и планировали искупаться после ужина. А мне крохи средневековой цивилизации все же заказали. Как и тушеное мясо, лепешку, запеченые овощи и травяной взвар.

Видимо, во мне разверзлась бездна, потому что несмотря на то, что я почти весь день что-то жевала, горячее мясо и овощи тоже нашли себе место в моем желудке. Впрочем, как и пиво. Не скажу, что я его и в прежней жизни любила, но тут оно было как нельзя кстати. Холодное, с густой пенной шапкой, тёмное, с насыщенным вкусом и лёгким хлебным послевкусием. В общем, разморило меня после долгой езды так, что я едва держалась, чтобы не уснуть за столом, нагло посягнув на плечо Тайлинга. Тоскливо вздыхала, глядя на скрипучую длинную лестницу, которую мне ещё предстояло покорить.

— Пойду-ка я, — сцедила зевок в кулак и начала подниматься, — иначе рискую повторить судьбу того несчастного, — махнула в сторону неопрятного мужичка, который знатно храпел, уткнувшись мордой в стол и обхватив голову руками.

— Идём, — тут же поднялся Тайлинг. Капюшоны никто не снимал. Но мне отчего-то показалось, что в меня уперлись насмешливые взгляды всего отряда.

— Я сама справлюсь. Господин, — прошипела и сжала кулаки.

— Нисколько в этом не сомневаюсь, — он хмыкнул, — даже несмотря на то, что ты не имеешь понятия, где нужная комната, и предпочтешь мыться в ледяной воде, чем попросишь о помощи. А мы потом всем отрядом будем утирать тебе сопли и я в частности снова попаду в немилость у Нияры.

Кто-то из мужчин коротко гоготнул. Бросила на них злой взгляд. Вышла из-за стола и холодно выдохнула:

— Веди.

Узкая обшарпанная лестница. Небольшой коридор по обе стороны которого череда дверей. Одинаковые. Ничем не отличающиеся. Стены отделаны когда-то светлыми обоями. Сейчас они потемнели. От времени и чадящих свечей, от грязных рук. Из-за некоторых дверей доносились голоса, разговоры и стоны. Что ж, все по-разному отдыхали с дороги.

Тай завёл меня в комнату. Сбросил наши сумки у входа. Плотно закрыл двери и подкинул несколько ярко саетящихся сфер к потолку. Сразу стало светлей и удобнее. Следующий взмах и все горящие свечи потухли. Тай по-хозяйски прошёл по комнате, открыл окно, впуская вечернюю свежесть в небольшую комнату. Постель широкая. Места нам хватит. Белье чистое, но уже видавшее виды, выцветшее и протертое. Низкий столик у кровати весь расцарапанный, пол под ногами скрипит, а местами и липнет к обуви. За ширмой приличных размеров бадья, уже наполненная холодной водой. Даже полотенце лежало на затертом стуле. Но вытираться им, полотенцем конечно, не стулом, я не собиралась. Тай подошёл к бадье, сунул руку в воду, вода всколыхнулась, смешалась с тьмой, забурлила и успокоилась. Коснулась поверхности. Тёплая.

— Спасибо, — улыбнулась Таю.

— В спасибо не умоешься тёплой водой и в приятной компании, — он подмигнул и тут же вышел из-за ширмы, — не трать силы на ворчания, мойся, меня ты с собой не пригласишь, я и не надеюсь, но вот помощь принять придётся, даже не пытайся противиться.

— Какую помощь? — обреченность в моем голосе звучала уж слишком явно. Впрочем, как и искренний стон, сорвавшийся с губ, когда я скинула грязную одежду.

— Марго, меня беспокоит твоё состояние. Нет, сейчас меня, конечно, беспокоит то, что ты там без меня и так соблазнительно стонешь, но в целом, все-таки твоё состояние меня беспокоит больше.

Я поднялась на табурет, схватилась за бортик бадьи и перемахнула внутрь. Кулем свалилась в воду, тоненько взвизгнув. Надеюсь, мы не затопим соседей снизу.

— Я в порядке, — тут же выкрикнула.

— О, Всевышний, — послышалось тихое и, кажется, горестное.