Тут что-то происходит. Что-то очень нехорошее.

Внутри распаляется жаркое желание как следует отбить металлические черепа всех этих сраных гердянок, да только я заведомо проиграю, потому что они все вооружены огнестрельным оружием. Эти ублюдки не хотели, чтобы Лизавет что-то мне рассказал. Судя по всему, что-то очень важное.

«Ты не знаешь, что в Златограде…» что? Неужели тайны города бессмертных настолько важны, что стоят человеческой жизни?

Гердянки утаскивают тело Лизавета в недавно подъехавшую медицинскую фургонетку, а я встаю и иду к Ясеню. Из его глаз текут слёзы, но лицо перекошено в гримасе чистейшего гнева, такого сильного, что кажется поднеси я руку, то обжёгся бы.

— Что ты там орал? Вы не унагисты?

— Нет. — Голос Ясеня срывается. — Мы все в клубе реконструкторов. А папа — наш капитан. Был нашим капитаном. Он прям свихнулся на разных террористических группировках. Мы наряжались и изображали из себя всяких… Аль-Каиду там, Народную Волю, корсаровцев. Теперь бате вздумалось поиграть в унагистов. А я говорил ему, что это хреновая идея.

Ясень начинает хныкать и снова утыкается носом в землю.

А я никак не могу переварить услышанное. Реконструкторы, играющие в разные террористические организации? До чего только не доходит человеческая фантазия.

— А от меня вам что надо?

— Батя говорил, вы, мол, с Деном Унаги в контрах. Все знают, что он самый опасный преступник в мире. А я говорю, тип, не надо играть в современных террористов. Роботы же нас могут реально за них принять. А батя просто подшутить над вами хотел. Говорит, давайте его отвезём к нам в логово, типа мы его захватили. А там просто про наш клуб расскажем и всё такое. Вдруг вы бы захотели присоединиться.

Не сходится. Всё не сходится.

— Твой отец стрелял по полицейским дронам. Не похоже на действия мирного человека.

— Я сам удивился. Мы пистолеты обычно не заряжали.

— А что он сказать пытался? Про то, что я ничего не знаю, и про Златоград что-то.

— Да это из новостей! — Ясень снова несколько секунд предаётся пустым хныканьям. — Был ролик новостной, там какого-то унагиста поймали, и он эту хрень молол.

По парню видно, что он в состоянии глубокого шока, а потому вряд ли смог бы так искренне врать. Но для простой игры Лизавет действовал слишком нагло, уверенно и рискованно. Похитить человека, угрожать ему, угнать фургонетку, стрелять в полицейских. Не похоже на обычный отыгрыш роли, разве что он слишком глубоко погрузился в образ. Мог ли Лизавет водить этих людей за нос, будучи в самом деле унагистом?

— Отпустите их, — говорю я роботам. — Они не преступники.

— Мы проводим их в участок для разбирательства. Если они и в самом деле ни в чём не повинны, их отпустят.

Я внутренне напрягаюсь. После случившегося с Лизаветом не хочется бросать ребят одних с гердянками. Мне теперь реально стрёмно, что их могут просто завалить втихую, а потом объявить, что ликвидировали очередную ячейку унагистов.

— Номер свой назови, — говорю я роботу.

— Пэ, эр, девять, три, ноль, семь, один, пять, — отвечает тот.

— Я тебя запомнил, гердянка. Если с этими чуваками случится что-то нехорошее, или они вдруг внезапно пропадут, я тебе устрою такие неприятности, что от одного звука моего имени у тебя шарниры ржаветь начнут.

— Позвольте уточнить. Вы угрожаете полицейскому?

— Я предупреждаю.

— Приму к сведению.

Я зло смотрю на робота напоследок, потом окидываю прощальным взглядом псевдо-унагистов, которых уже сажают в полицейскую фургонетку. Перед тем, как залезть внутрь, Ясень оборачивается, и я понятия не имею, что там у него в глазах. Он разбит и подавлен? Он будет мстить? У него затекли руки, и он хочет, чтобы сняли наручники? Хрен разберёшь. У глаз нет ртов, чтобы они могли поведать мне о чём-то важном.

Я ухожу, заворачиваю за угол, ныряю в безлюдный тоннель и попадаю в узкий переулок. Иду вдоль него и оказываюсь в жилом квартале нижнего уровня. На всех строениях светятся выложенные стеклянной мозаикой номера блоков. Сверху эти бездушные каменные коробки украшены фризами с вырезанными в них картинами трудового крестьянского быта. Типа напоминают, как люди раньше вкалывали вместо гердянок. Сразу наваливаются воспоминания о том, как мы с Нане жили в похожем блоке первые четыре года самостоятельной жизни — неприятно, аж дрожь пробирает. Серо, уныло, даже купола не видать, одна чёрная темнота под тяжёлыми железобетонными потолками — от такого депрессия настигнет даже самого жизнерадостного оптимиста. И никакие нелепые попытки украсить окружение не помогают, если ежечасно чувствуешь себя замурованным.

Рядом с выходом из тоннеля тусуется группка молодёжи, всем не больше двадцати — пёстрые, как радужные пипидастры. У всех в руках косяки-самокрутки или банка хренового пива из местного магазина, потому что хорошее им пока не по рейтингу. Сорокалетний мужик, который сидит прямо на земле в обнимку с бутылкой водки, опершись спиной на стену блока чуть дальше — ничего удивительного для здешних мест. Пока молодой, у тебя ещё есть надежды на лучшее будущее, есть, к чему стремиться, и полно сил, но когда достиг зрелого возраста, а из этой дыры так и не вырвался, накатывает отчаяние, потопить которое можно только в бухле или легальных наркотиках. А ведь все морги, психушки и крематории тоже расположены на нижнем уровне. Оказываясь в подобном месте, я люблю обдумывать эти мысли, потому что это напоминает мне, зачем мы вообще боремся. Хотя, глядя на здешнюю шпану, всяких просирающих жизнь торчков, алкашей и прочую шушеру, начинаю сомневаться, что бессмертие им как-то поможет. Вот она, неприглядная изнанка нашего совершенного мира.

Когда, наконец, дохожу до рельсовых путей, то сразу заказываю таксетку. Она приезжает спустя шесть минут, и я тут же залезаю внутрь и мчусь домой. В пути проверяю, не выставлен ли на меня таймер, а то не круто снова отрубиться в самый неподходящий момент. И плевать, что это спасло мне жизнь.

Не выставлен! Ну конечно, Менке не успел распределить роли для всех личностей на ближайший день. И пусть прав на ограничения у меня нет и самостоятельно выставлять временные рамки для каждой личности я не могу, ничто не мешает мне остаться собой до самой ночи. Да, я знаю, у других тоже есть дела. У Порфирия таинственное дельце с помершим бойфрендом Зеваны, но я бы забил на это, какая нахрен разница, помер — и хорошо. У Лермушкина концерт, но он один фиг проиграет Ладе. Не знаком с этой цыпочкой, но, судя по его описаниям, она горячая штучка.

На душе растекается прохладное освежающее спокойствие — меня не выкинет. Более того, я могу занять это тело навсегда. Ха-ха-ха-ха! Пошли нахуй остальные личности, отныне рулит только Псих Колоток! Всё равно я лучший среди этих ничтожеств.

Таксетка подъезжает к моему блоку, и я мчусь обратно в квартиру. Перво-наперво нужно сменить замок, а то эти сраные унагисты, или косплееры унагистов, или кто они там, больно легко его взломали. Я создаю заявку в хозяйственную службу, но просто сидеть и ждать, пока роботы придут и всё сделают, не собираюсь.

Сперва я принимаю душ, чищу зубы, привожу себя в порядок. После захожу на кухню, заказываю у автоповара мясную пиццу, забираю её, иду в кабинет, включаю домашний компьютер и синхронизирую с ним нейроком. На большом голографическом экране во всю стену появляется изображение рабочего стола. Я открываю браузер и ввожу поисковой запрос: «новость поймали унагиста речь перед задержанием». В ответ сразу появляется несколько ссылок с видеороликами. Открываю первый из них и откусываю кусочек пиццы.

— Двадцать седьмого февраля был задержан опасный террорист Борис Байрон, который по его собственным словам принадлежал к организации унагистов, — вещает закадровый голос. — Напомним, что унагисты — последователи Дена Унаги, главной угрозы общественной безопасности в мире и террориста номер один.

Сам ролик показывает ораву гердянок, которые врываются в какую-то просторную квартиру, скорее всего среднего или верхнего уровня, в которой сидят трое слишком молодых людей. Один из них, короткостриженый и увешанный пирсингом коренастый коротыш, видимо, тот самый Борис Байрон, вскакивает и бросается куда-то в сторону. Слышится выстрел, и парень падает, успев лишь охнуть. Кажется, он бежал к катане, которая висела на стене. Какой-то другой парнишка прячется за диван, а третий орёт: «Я тут случайно! Я их вообще не знаю!».