В кабинет влетела, как вихрь, худая девица с темными волосами, собранными в хвост и в белой блузке. Она отчаянно рыдала и что-то выкрикивала хриплым, прокуренным, голосом. Из глаз вулканом вырывалась ненависть и злость ко всему миру.
— Так, я не поняла, ко мне какие претензии? — послышался металлический злобный голос, и величаво цокая каблуками, вошла еще одна женщина. На первый взгляд, приятная и симпатичная, хорошо одетая. Однако, стоило рассмотреть ее пристально, и многие детали не позволяли отнестись к ней с доверием.
Вроде бы нормальная прическа, «каре», но кончики волос слипшиеся, как сосульки. Голубые красивые глаза, но стоит заглянуть в них, и становится различим какой-то неприятный огонек. То ли усталость, то ли безумие, то ли какой-то вселенский ужас. В общем, мне показалось, что передо мной психически нездоровый человек.
— Ты пообещала путевку от профкома, — задыхаясь в истерике, прокричала вульгарным хриплым голосом девица в белой блузке.
— Тебе выделена путевка по программе «мать и дитя», — растягивая слова, произнесла тетка с сосульками, тем же менторским тоном.
— Но ты обещала дату на следующий день после получки! — продолжала орать девица. — Я рассчитывала получить зарплату и поехать спокойно с ребенком. А теперь что, без денег ехать? Мы же обо всем договорились! Ты пообещала поменять даты с другой сотрудницей, чтобы я успела получить зарплату! Почему не поменяла?
— Да зачем там деньги? — встряла в разборки Садовская. — Путевка же от профсоюза. «Мать и дитя» — туда все входит, и проживание, и питание, и все процедуры. Зачем тебе деньги? В бухгалтерии договоримся, чтобы на депозит не отправили.
Я поначалу ничего не понимала. Ну, придет зарплата через день после начала отдыха в санатории, и что? А потом вспомнила — сейчас же никаких переводов, никаких карт нет. Только наличные деньги. И зарплату эта девица получит лишь, вернувшись из отпуска. Не раньше. И даже по почте ей никто не сможет выслать, потому что она сама должна расписаться в ведомости.
— Зачем мне там деньги? — девица, казалось, вот-вот сорвет свой прокуренный голос. — Я что, должна во всем отказывать себе и ребенку? Ни мороженое не купить, ничего, да? Накормить-то нас накормят, а дальше что? Тварь ты, Четвергова, поняла? Чтоб ты так же поехала куда-то без денег! И вы все чтобы пожили, как я, с ребенком и без мужа! — плюхнула она в лицо бабе с сосульками, села за свой стол в правом дальнем углу и разрыдалась.
Начальник за стеклянной перегородкой делал вид, что ничего не слышал. Приятная женщина с подведенными глазами растерянно молчала, с сочувствием поглядывая на рыдающую девицу.
Четвергова и Садовская молча, с самым невозмутимым видом, процокали на своих каблуках к рабочим столам на правой стороне.
«Началось в колхозе утро!» — с отчаянием подумала я.
Две змеи, готовые шагать по головам на своих каблуках, вульгарная девица с отталкивающим взглядом и начальник, который предпочитает не вмешиваться в бабские дрязги. Пожалуй, на стороне добра в этом кабинете лишь я и женщина с подведенными черным карандашом глазами. И то не факт.
Правильно говорят — когда одна дверь закрывается, непременно открывается другая. А у меня получилось с точностью до наоборот. Как только у нас с Димой все наладилось, судьбе понадобилось сослать его в Афганистан, а меня в этот жуткий кабинет.
Глава 19
Все расселись по своим местам, а я осталась стоять и смущенно переминаться с ноги на ногу. Впрочем, это длилось совсем недолго.
— Товарищи! — Садовская хлопнула себя линейкой по лбу и встала из-за своего стола. — Давайте, наконец, познакомимся с новым сотрудником!
Она показала чуть ли не пальцем в мою сторону, и все резко на меня уставились. Даже вульгарная девица перестала рыдать и принялась осматривать мою скромную персону изучающе-оценивающе. Небось, прикидывала, можно ли будет у новенькой денег занять и не отдать, и в каких количествах.
— Нового сотрудника зовут Альбина… — тут Садовская решила продемонстрировать недостаточный объем памяти или в самом деле забыла мое отчество.
— Можно просто Альбина, — я постаралась изобразить самую располагающую улыбку, но вышло не очень. Все-таки смогли они меня вывести из равновесия своими склоками.
— Просто Альбина, — повторила Садовская и стала называть сотрудников, уже обращаясь ко мне: — Наталья Петровна, — указала она на черноволосую женщину с подведенными глазами.
Та сверкнула улыбкой и показалась мне очень доброй и обаятельной. Мы кивнули друг другу:
— Очень приятно!
— Очень приятно!
— Следующий стол будет ваш, — продолжала Садовская. И я порадовалась, что буду сидеть рядом с такой симпатичной мне женщиной. — За третьим столом сидит Лилька, она скоро придет. Теперь столы справа. Самый дальний стол у нас занимает Аня Гудкова…
При этих словах девица с прокуренным голосом неожиданно выпрямилась и довольно высокомерно сказала Садовской:
— Ты случаем не забыла, что мое имя по паспорту — Анриетта? Моя прабабушка была француженкой.
— Да, — не без насмешки поспешила уточнить Садовская, — Гудкова у нас Анриетта, но мы все сокращенно зовем ее Аней. Так, следующий стол мой, а самый первый стол занимает ведущий специалист нашего отдела Четвергова Елена Александровна. Надеюсь, вы со всеми подружитесь.
Да уж, если учесть, что Четвергова даже взгляд на меня не подняла, делая вид, что занимается своими бумагами, то да, стоит надеяться на величайшую дружбу.
— Да, Елена Александровна? — решила достать ее Садовская. — Все хорошо? Скажите напутственное слово новому сотруднику.
Тетка с волосами-сосульками медленно подняла на меня свой то ли обиженный, то ли строгий — сумасшедший, в общем, — взгляд и четко, по слогам произнесла:
— Мы отдаем работе много времени, и не сидим до звонка, а сидим сколько надо — чтобы успеть выполнить все задачи. Я лично сижу до семи вечера.
Садовская фыркнула и поспешила меня успокоить:
— Никто тут допоздна не сидит, в том числе и сама Елена Александровна, не переживайте. Ах, я же забыла упомянуть нашего начальника отдела, товарища Столыпина.
— Так у него и фамилия такая же? — изумилась я.
— Да нет, мы его между собой так называем. Ну, раз уж он Пётр Аркадьевич…
Раздался стук по стеклу и притворно обиженный голос начальника:
— Девочки, я все слышу!
Все, кроме Четверговой, добродушно рассмеялись.
Я села за свой стол. Он показался мне очень удобным для работы, возле окна. Удивительно, как его не заняла эта стерва Четвергова? Небось, тоже синдром отличницы — обязательно надо сидеть за первой партой, на глазах у начальника. А может, давно работает и привыкла за столько лет к одному и тому же месту.
Однако, чем мне заняться? Не сидеть же истуканом без дела.
Словно в ответ на мои слова, Садовская обратилась к Четверговой:
— Лен, ты отдай человеку договора на проверку. Да объяснить, наверно, надо, как все делать.
— Те договора я уже сама проверила, — дернув плечом, ответила баба с сосульками, — а объяснять я никому ничего не обязана. Человек пришел сюда с образованием и опытом работы.
— Да какой там у нее опыт, — тихонько попыталась урезонить ее Садовская, — в кассе сидела.
— Ну, начальство посчитало, что это вполне достойный опыт, — тем же менторским тоном произнесла Четвергова, — так что ничему…
Тут дверь открылась, и в кабинет вбежала совсем молоденькая девушка. Высокая, без всякой косметики на лице, с высоко завязанным хвостом.
— Здравствуйте, — она пробежала мимо меня, распространяя запахи сигарет вперемешку с духами. Видно, курит и стесняется этой привычки, поэтому духами пытается заглушить запах. — Прошу прощения, что задержалась. Сначала за газетами в очереди стояла, потом трамвай сломался.
Я решила расслабиться, раз работы для меня все равно нет. И села так, чтобы иметь обзор всего кабинета.
Девушка — наверно, та самая, которую назвали Лилькой, аккуратной стопочкой выложила газеты на стол, стоявший у стены, и даже пригладила сверху:
