А ведь Дима, как всегда, прав. Никуда наш поезд не ушел — вот он стоит, нас дожидается. И если тогда на платформе Второй речки мы нос к носу столкнулись, это было неудивительно. Один небольшой район на окраине города, не так много видов транспорта и людей. То теперь и поезд один, и направление. Неужели и впрямь судьба сводит?

— Давай помогу донести, — Дима протянул руку к моим вместительным сумкам.

— Нет-нет, не стоит, — запротестовала я, — мне бежать надо, своих догонять. Да и тебе искать свой вагон.

— Вы всей семьей едете? Надолго? — забросал меня Дима вопросами. Шли мы с ним совсем близко, постоянно соприкасаясь. И говорить приходилось чуть ли не на ухо — иначе могли не услышать друг друга в шуме и гвалте вокзала. — В каком вагоне? К тете Рите в гости, наверно?

Ну, все ему интересно! И про тетю Риту, родственницу-москвичку, он знает. Хотя почему бы ему не знать? Столько лет с этим семейством знаком.

Однако, надо ли ему говорить, что Вадим с нами не едет?

— У нас второй вагон, — сообщила я, не вдаваясь в подробности, — а у тебя какой?

— Восьмой.

— Понятно. Да я сама донесу, — я опять не отдала ему свой багаж. — Ладно, я побежала, времени совсем мало до отправления. И тебе бы успеть занять свое место.

— Одну секунду, Альбина, — Дима мягко взял меня за руку, и я опять взглянула в его светло-серые глаза, в которых отражалось тепло и мягкий свет погожего летнего дня, — давай договоримся. Каждый вечер в шесть часов я буду ждать тебя в вагоне-ресторане.

— Хорошо, — я улыбнулась и помчалась вперед.

Я бежала к своему вагону, лавируя между пассажирами и провожающими, как на крыльях. Внутри меня все дрожало от счастья. Даже ледяное непонятное прощание с Вадимом — не то, чтобы забылось, а осталось где-то в стороне, на задворках памяти. Да и какой к черту Вадим?

Я теперь точно поняла, что Дима мне нужен, достаточно было один раз взглянуть на него. И в его глазах легко читались те же самые чувства.

А еще было страшно упустить что-то очень важное. Ведь я совсем не уверена, получится ли приходить в вагон-ресторан. Насколько я знаю, за эти семь суток несколько раз поменяются часовые пояса. И в таких условиях понятие «шесть часов» становится весьма растяжимым. Официально на всех железнодорожных путях страны действует московское время, и неважно, который час по местному. Но он сказал «шесть часов вечера» — именно вечера. А ведь где-то получится так, что в восемнадцать ноль-ноль будет раннее утро или поздняя ночь.

Но все мои радужные мысли померкли, когда я увидела возле нашего вагона Ритку и деда с чемоданом. Вагон-ресторан, встречи с Димой? Как, если Ритка с ума сходит по своему папе? И слышать ничего не желает о нашем разводе. Да и цель поездки не в том, чтобы роман крутить, а в том, чтобы дед наконец встретился со своей сестрой, а девчонка увидела столицу нашей Родины.

И все же я знаю, как. Надо, как всегда, мобилизовать все свои умственные способности, призвать на помощь обыкновенную логику. Ведь не бывает нерешаемых задач. На моей стороне железный аргумент: Вадим меня не любит. А любит ли дочь — хотя бы по-своему, хотя бы в душе — тоже большой вопрос.

Но сейчас думать некогда, надо пройти на свои места в вагоне.

Тут же на платформе стояли две проводницы в знакомой серой форме. Я протянула им все наши документы для проверки. И через минуту мы уже пробирались по коридору в поисках своего купе. От волнения ноги подкашивались. Такое все незнакомое в этом поезде. И так тесно. Как мы адаптируемся? Удобно ли будет? Блин, целых семь суток ехать!

Двери почти во всех купе были открыты. Люди деловито устраивались на своих местах. А некоторые стояли в коридоре, глядя в окна. Наверно, из деликатности вышли из купе, чтобы дать соседям спокойно разместиться. Или попрощаться с провожающими. По громкоговорителю объявили:

— Просьба пассажирам занять свои места. Провожающим — выйти из вагонов. Отправление поезда через три минуты.

И опять заиграла мелодия «Прощание Славянки».

— А вот наше купе, — дед сверился с номером на двери.

Тут дверь с шумом открылась, и оттуда выскочила зареванная девушка в цветастом сарафане. Следом выскочил высокий парень и побежал за ней.

— Леночка, я буду писать, все у нас будет хорошо, — кричал он на ходу.

Мы вошли в купе. О том, что этот поезд фирменный, красноречиво свидетельствовали белоснежные накрахмаленные шторки на окне с надписью «Россия», такая же салфетка на столике. На полу коврики. Нигде ни единой пылинки.

Мы с дедом подняли нижнюю полку из красноватого дерматина и сложили туда чемодан и другую поклажу. Только сверток с едой оставили на столе.

— А рыба не пропадет? — предусмотрительно побеспокоился дед.

— Нет, что ты, она же копченая.

О том, что тете Рите надо привезти наши местные гостинцы — морепродукты, понятно было с самого начала. И я загодя приобрела такие рыбные деликатесы, которые не испортятся в жаре и духоте июльского поезда. Копченый балык, красная икра в железных баночках. Кстати, стоило все это недорого. Одна банка с икрой, причем не маленькая, — четыре рубля двенадцать копеек. И то, остается лишь надеяться, что не испортятся. Неизвестно ведь, какая температура будет стоять в купе. Кондиционеров нет.

Разместив наши вещи, мы сели у окна. Я раздвинула занавески. Солнца на этой стороне все равно не было, а видеть происходящее по дороге очень хотелось.

Состав вздрогнул, дернулся, и поезд плавно тронулся. За окном начали проплывать виадуки, платформы, а потом и пейзажи центра города. Из-за двери слышались деловитые крики проводников.

— Сто лет на поезде не ездил, — восхищенно пробормотал дед.

Я тоже улыбнулась:

— Путешествие начинается.

А нашего соседа по купе все еще не было. Наверно, стоял в проходе у окон, прощаясь со своей Леночкой. Вряд ли остался на перроне, вон, в грузовом отсеке над дверью лежит его пузатый чемодан.

Парень вернулся в купе лишь когда мы проехали длинный тоннель. С шумом распахнул дверь, поздоровался и юркнул на свою верхнюю полку.

Через два часа мы уже проехали Уссурийск, потом Спасск. Остановки следовали каждые час-два и длились совсем недолго. Иногда три минуты, иногда десять. За окном стало совсем темно. Проплывали мимо огни фонарей, светофоров и прожекторов, иногда — огни больших и маленьких поселений.

Бедняги-курильщики удовлетворяли свою нездоровую потребность как придется. Кто-то курил в туалете, кто-то в тамбуре. Некоторые выходили на всех остановках и успевали за короткое время выкурить сразу по две сигареты. Однако, тех, кто честно терпел до ближайшей остановки, было ох как немного. В основном курящие не выдерживали и стремились покурить на ходу, выйдя куда-нибудь. Конечно, это никем не возбранялось. В те времена даже в самолетах курили, не вставая с кресел. Но я в который раз подумала — как же хорошо, что я не курю! А то ждала бы сейчас каждую остановку, выбегала на перрон по ночам, выкуривала по две сразу.

Наш дед, хоть и являлся заядлым курильщиком, но в туалете не курил, всегда выходил на остановках. А мы с Риткой выходили на перрон по очереди. Такой уж я завела порядок. В купе кто-то один должен оставаться. Конечно, маловероятно, что что-нибудь украдут, но все же.

Легли спать мы, конечно, поздно. Сказалось и нервное напряжение, и адаптация к новой обстановке. Ритка моментально приноровилась запрыгивать на свою верхнюю полку. Несмотря на некоторую полноту, она белкой взлетала туда. Правую ногу ставила на правую нижнюю полку, левую, соответственно, на левую. Потом хваталась за железное ограждение своей полки, секунда — и уже там.

Ну, а я вряд ли смогла бы повторить такое. Наверно, будь у меня верхняя полка, я бы залезала по стремянке. Хваталась отчаянно за железный крюк для одежды и за крепления ремней безопасности. И с огромным трудом переносила бы свое не самое легкое тело на лежанку.