В общем, вышла я из троллейбуса и побежала не домой, а на Давыдова. Нашла дом Диминых родителей, позвонила в знакомую дверь. Мне никто не открыл. Что ж, ничего удивительного. Люди еще не вернулись с демонстрации, гуляют где-то. А может, в гости поехали. И я побрела домой.

Выходя из двора, резко обернулась на знакомый балкон. Показалось мне или нет? Будто тюль резко задернули. Блин, блин, что хочешь, то и думай.

Вечер у нас удался на славу. В зале поставили большой стол, накрыли его. Валентина Николаевна пригласила нескольких соседей, с которыми успела подружиться. Ритка зазвала Пашиных, которые явились вместе с новым главой семейства. Кто-то принес небольшой магнитофон, и после шумного застолья мы устроили танцы. Было весело.

— По-моему, кто-то в дверь стучит, — вдруг сказал новый муж Пашиной.

Я пошла проверить, открыла дверь. На пороге стояла Светка.

— Ой, а я мимо шла и решила зайти, — улыбалась она, — а у вас что тут, праздник? А меня почему не позвали? Почему не открываете? Еле достучалась!

— Потому что музыка. А ты зачем не в свои дела лезешь? — прошипела я не очень ласково.

— В смысле? — она уже сняла пальто в прихожей и достала из сумки расческу.

— Зачем ходила к Володькиной теще?

— А как же? — искренне удивилась она. — Кто еще людям правду скажет? Да и жалко мне стало женщину. Должна же она разыскать непутевого зятя.

— И что, они ей просто дверь не открыли, да и все.

— Да ты что? Вообще не открыли?

— Нет, частично.

Валентина Николаевна, проходя мимо с подносом, полным грязной посуды, со вздохом покачала головой:

— Ох, детки наши непутевые!

Не успели мы войти в зал, как услышали трель звонка в дверь. Я хотела посмотреть в глазок, кто там. Но Валентина Николаевна опередила меня и открыла.

В прихожей появились Володька с Машей и Юрочкой.

— Ой, здравствуйте, — прибежала из комнаты Ритка, — Юрочка, привет!

Да блин! Ну как так могло получиться, что все эти люди пришли одновременно? И что вот мне делать?

— А-а-а, — потер руки Володька, увидев Светку, — вот ты где! А ну-ка расскажи нам, почему нос свой поганый суешь не в свое дело?

Светка заметно напряглась, а я встала между ними.

— Володя, у нас гости, — сказала я твердо, — не вздумай при них выяснять отношения! Ради праздника революции забудь о своих обидах.

Маша тем временем растерянно поставила на стиральную машинку коробку с тортом и развязала шарф на шее.

— Ах, при гостях нельзя? — издевательски протянул Володька. — Так мы тогда с товарищем выйти можем. Да, Света? Выйдем, поговорим?

— Хватит! — в прихожей появился дед. — Сам дел натворил, больную жену с детьми бросил, а кто-то тебе виноват? Не хочешь вести себя, как человек, значит, уходи и не порть людям праздник!

— А вот не уйду — меня Альбина пригласила!

Я виновато взглянула на деда и Валентину Николаевну:

— Кто же знал, что он придет одновременно со Светкой?

— Тогда уйду я! — взволнованно воскликнула Светка. — Не хотите по-хорошему, не надо! Найду, где и с кем отпраздновать!

Честно говоря, мне очень хотелось выпроводить их всех. Явились тут со своими выкрутасами! Но отпускать Светку и Володьку одновременно? Чтобы они на улице собачились?

Уж лучше пусть проходят все, а потом я Светке потихоньку скажу, чтобы слиняла. А то неудобно как-то ее выгонять, а Володьку оставить.

Но Светка, с неодобрением взглянув на Машу, надела пальто, второпях обулась и выскочила из нашей квартиры.

Володька прошел в зал под моим настороженным взглядом. Как ни в чем не бывало, поздоровался с гостями. Познакомился с Валентиной Николаевной. Увидел мужа Пашиной:

— Рад знакомству, меня Володей зовут.

— Взаимно, а я Гена, — ответил тот и пожал протянутую руку.

Гости, натанцевавшись, опять собрались за столом. Валентина Николаевна подняла свой бокал и произнесла тост:

— Дорогие друзья! Мы собрались с вами сегодня по исключительному поводу. Шестьдесят пять лет назад в нашей стране произошла Великая Октябрьская социалистическая революция. И мы, и вся страна празднуем освобождение рабочих и крестьян от кучки эксплуататоров, которые веками грабили народ. Подумать только, победили светлые прекрасные идеи, которые позволили отменить рабский труд рабочих, отдать землю крестьянам. С праздником, товарищи!

— Ура, товарищи! — гости начали чокаться рюмками и бокалами.

Володька, сидевший рядом со мной, прошептал мне на ухо:

— А эта Валентина Николаевна, она работает?

— Работает, — почему-то сказала я. На самом-то деле она не работала.

— И сколько она получает?

Я вспыхнула:

— Что за вопросы?

— А что такого?

— Отстань. Пойди сам у нее спроси.

— А что сразу отстань? Надеюсь, вы не собираетесь ее здесь прописывать?

— Володя, — я выразительно на него посмотрела, — неприлично за столом шептаться. На нас уже люди смотрят.

— Может, тогда на балкон выйдем, покурим?

— Я не курю.

В общем, весело было. Опять звучали тосты, опять все танцевали.

Муж Пашиной оказался интересным, добродушным парнем. Поддерживал компанию, шутил все время.

И на следующий день не надо было на работу, несмотря на рабочий день. Мы с Риткой сходили на берег — полюбоваться морем, пока оно не замерзло. На обратном пути зашли в магазин. Вернулись домой.

Это были замечательные дни замечательного праздника. Кто же знал, что почти сразу после них страну настигнет величайшее потрясение?

Утром одиннадцатого ноября я приехала на работу и первым делом включила радио. Под его неспешное бормотание уютнее было в огромном помещении заниматься текущими делами.

Потом бормотание сменилось классической музыкой. А потом хлопнула дверь. О, первый посетитель!

— Веселуха? — услышала я наглый возглас и чуть не выронила фолиант из рук. Неужели Четвергова вернулась?

Но на пороге стояла Садовская, злая, как черт. Хм, а я думала, у этой мозгов все же побольше, чем у курицы. И уж больше, чем у ее подружки Четверговой. Даже не подумаю выключить радио, не так уж оно громко играет, чтобы помешать работе.

— Что вы хотели? — деловито спросила я, сделав вид, что не заметила бестактного замечания.

— Вот, — она протянула мне бумажку, на которой было лишь название руководящего документа, без номера.

Я взяла бумажку и пошла искать РД по алфавитному каталогу. Нашла номер, но на полке такой книги не оказалось. Тогда я полезла в ящик с индикаторами.

— Этот документ в настоящее время на руках, — сказала я, возвращая бумажку, — в плановом отделе.

— Ну, так и ищите у них, — огрызнулась Садовская, — это ваша работа, а не моя. Идите и спрашивайте.

Я села за стол и сняла трубку местного телефона, одновременно выискивая в списке номер планового отдела.

Но тут произошло нечто такое, что заставило меня положить трубку обратно на рычаг. Сначала оборвалась классическая музыка, а потом я услышала скорбный и торжественный голос диктора:

«Центральный комитет Коммунистической Партии Советского Союза, Президиум Верховного совета СССР и совет министров СССР с глубокой скорбью извещают партию и весь советский народ, что десятого ноября скоропостижно скончался генеральный секретарь центрального комитета Коммунистической партии Советского Союза, председатель президиума верховного совета…»

Я замерла. Садовская тоже стояла не шелохнувшись. Диктор закончил фразу:

«…Леонид Ильич Брежнев. Имя Леонида Ильича Брежнева, верного продолжателя великого дела Ленина…»

На несколько минут после сообщения радио замолкло, а потом тихо полилась классическая траурная музыка. Кроме этой музыки на тот момент не осталось никаких звуков. Управление как будто замерло.

А потом захлопали двери, забегали взволнованные люди. Ко мне в кабинет вбежала Раиса Федоровна:

— Девочки, вы слышали? — спросила она срывающимся на плач голосом.