Охренеть.

То есть, может, не надо генерала трогать? Дарник-псих — это не то, что нам поможет.

— Они… снижают… контроль над даром… увеличивают вероятность срыва… перехода в сумеречное состояние.

— То есть, будить его не след?

Тень заворчала и повернулась к двери. А потом выскользнула за неё, и я моргнул. Смотреть одновременно в два мира сложновато. Может, со временем и привыкну, а теперь такое чувство, что в глазах двоится.

— Тихо, — говорю шёпотом и оглядываюсь. — Ты… мелкая, давай наверх.

— Я не…

— Наверх, Сиси, — повторяет мальчишка. — На багажную полку. Вы… поможете? Она ещё маленькая.

А у нас гости.

Не знаю, пробрались они из предыдущего вагона или обошли с тылу, но трое. С револьверами… и не только. Вон, тот, тощий, идущий последним, держит в руке что-то круглое и светящееся. Артефакт?

Какой?

— Трое, — говорю шёпотом. И Метелька подхватывает малявку, ставит на плечи.

— Цепляйся, я держу… сиди там тихо, что бы ни случилось. Ясно?

И она пыхтит, но лезет. Благо, багажные полки здесь тоже имелись, высокие, узкие, но, глядишь, малышку и выдержат.

— Ты… — Метелька протягивает руку и Сереге. Но тот качает головой.

— Бежать и прятаться недостойно мужчины.

Охренеть.

Тень затаилась. Она ждёт приказа, но внезапно напасть получится лишь раз. И думай, Громов, думай… ладно, пули её не возьмут. А вот та светящаяся штука?

— Деда… — шепотом позвала малышка. — Мне страшно, деда…

— Сиси…

Я присел у генерала.

— Уши заткни. И глаза закрой. Спрячься, — Метелька поднялся на диванчик и заглянул на полку. — Представь, что это сон дурной. И надо от него спрятаться. Хорошо-хорошо…

А они не спешат.

Осматриваются.

Первый ступает. И стекло хрустит под сапогом. Второй дёргает дверь и заглядывает в купе… так, надеюсь, у Матрёны хватит мозгов закрыться изнутри. Или…

— Ой мамочки… — женский визг говорит, что не хватит. И мальчишка дёргается.

— Сидеть, — рявкаю на него шёпотом. — Её не трогают…

Заглядывают. Видят тело. Благо, генеральская дочь ещё в отключке… крови много. Матрёна догадалась натянуть изгвазданное платье поверх бинтов. И выглядит Анна мёртвой.

— И мать вашу тоже за мёртвую приняли.

— Ты… видишь?

— Вижу, — отрицать очевидное смысла нет. — Идут дальше… так… заглядывают в следующее…

Ага, я был прав. Туда перенесли Марию Егоровну. И на пол уложили. А стеклом её позже посыпало, но тоже густенько. Идущий первым поднимает револьвер. Чтоб тебя…

— Стой, — мелкий бьёт товарища по руке. — Не трать зря… мало ли…

Выдыхаю.

А ещё понимаю, что мимо нас они не пройдут. И спрятаться… да негде здесь прятаться. Не всем. А даже если бы сами сумели, то не бросать же генерала.

Нет, с каких пор это я таким совестливым заделался?

Глава 16

«Таким образом очевидно, что давно назрела необходимость не только в реконструкции старых, но и в создании новых, современных заводов. Совокупная производительная мощность существующих не способна в полной мере удовлетворить нужды армии, не говоря уже о перевооружении. Производство, как винтовок, так и пулеметов, артиллерийских установок, патронов и снарядов категорическим образом недостаточно. В настоящий момент едва-едва удовлетворяются текущие запросы, не говоря уже о чём-то большем. Вместе с тем нельзя отрицать, что в последние годы внешнеполитическая обстановка становится всё более напряжённой, что в свою очередь внушает тревогу…»

Из письма Великого князя Романова Н. А. к Его императорскому Величеству.

— Идут. Двое с револьверами. У одного или бомба, или что-то похожее. Круглое и ярко светится.

— Малый подрывной, — со знанием говорит мальчонка.

Как его… точно. Сережа.

— Что за он? — уточняю, раздумывая, как эту пакость убрать.

— Если яркий, то только-только активировали. В активном состоянии держится около получаса, потом начинается самопроизвольный распад по медленному типу.

— Это как?

— Это просто гаснет. А вот если кинуть, то будет по быстрому. Бахнет.

Взрыв, значит.

— Сильно?

— Малый подрывной при столкновении пробивает стандартную броню.

Ни о чём не говорит. Но то, что приложит нас хорошо, это я понял. У нас ни стандартной, ни какой другой брони нет. То есть падать этой штуке нельзя.

— Всё дело в контактах. Тот, кто заряд держит, на ладони крепит стабилизирующую пластину. При отрыве от неё цепи начинают саморазрушаться, выплёскивая всю внутреннюю энергию вовне. Экзотермическая реакция.

Я дёрнул тень, но на предложение сожрать шарик та ответила негодующим шипением. Причём я уловил, что она с куда большей радостью сожрала бы человека, который этот шарик нёс.

Понимаю.

Но пока нельзя. Пластина упадёт. Бахнет. И хрен его знает, как далеко. Заденет ли нас, Матрёну или ещё кого. А если у него в сумке и другие? Не бахнут ли следом? Так что надо как-то иначе.

Хитрее.

А они идут.

Идут.

— Где эти… — срывается средний. Он нервозен и то и дело головой крутит. То ли присутствие тени ощущает, то ли сама по себе обстановочка напряжённая. — А они точно тут?

— Точно… семью везли. Возьмём щенков, тогда и эти отступят…

Стало быть, не случайно в вагон попали.

И прятаться всем смысла нет… думай, думай, думай, Громов! Если им нужны дети, то нужны живыми. Значит, стрелять не будут, взрывать… тоже не должны.

Чтоб вас…

— Ты… Сергей, верно?

Мальчишка кивает.

— Они ищут детей. Думаю, тебя и с сестрой. Убивать не станут. Во всяком случае сразу.

И заодно уж ясно, что обе группы действовали независимо друг от друга, иначе эти знали бы про болезнь.

— Нужно обезвредить этого… с артефактом. Не знаешь, случайно, как?

— Знаю. Необходимо дестабилизировать центральную цепь, но не резким размыканием, а организовав постепенное увеличение внутреннего давления…

— Тебе сколько лет?

— Восемь. Я просто хочу быть артефактором.

Понятно.

— А чтоб… попроще…

— Дарник нужен, который сможет постепенно вливать свою энергию, а та будет распирать цепи изнутри. Это усилит естественный распад. А резкий разрыв приведёт к взрыву.

Так… я не дарник.

Генерал? Лежит. Не шевелится.

— Я Охотник, — говорю это, наблюдая за троицей, которая приближается. Ещё одно купе. А мы следующие.

— Твоя сила подойдёт даже лучше, — чуть подумав, ответил Сергей. — Она естественный антагонист…

Что-то я рядом с этим генеральским внуком начинаю себя ущербно чувствовать.

— … следовательно, процессы деструкции пойдут быстро. Только поток должен быть тонким. Надеюсь, ты хорошо контролируешь свой дар?

Надейся.

Я в целом только-только разбираться начал. Но если не сам, то, глядишь, и выйдет чего. Тень заворчала. Она следовала за троицей по пятам. И всё же выпустила тонюсенькую нить, которая воткнулась в шар. Тот зашкворчал, дёрнулся, а с ним и человек, этот шар державший.

— Стой, — крикнул он нервически и вся троица остановилась. Вот так… а сила уходила.

Больно.

Я забирал боль себе, заставляя Тень тянуть обжигающую, неприятную силу, заменяя её своей. Она чем-то походила на ту, которой с нами поделился синодник, разве что… да, та — перец, а эта — скорее кислота.

Ничего.

Гастрит потом полечим. Я разрешу тени сожрать кого-нибудь опасного, а с совестью своею разберусь позже. Чай, не впервой.

— Что-то… не так…

— Рванёт? — темноусый тип отступил на шаг.

— Н-не знаю…

— Кинь!

— Нет… вроде… показалось. Нормально.

— А чего вы хотите от жидовских поделок?

— Вот не надо. Гойцман дело знает. Никогда ещё не подводил… но надо поспешать. Слышите? Тихо становится…

— Залегли, падлы… запечатали вагон и залегли.

— А я говорил! — встрял молчавший до того третий. — Говорил, что есть стукач! Есть! Иначе откуда бы…