Даярис Рискози

Я стояла у окна в гостиной, бездумно глядя на улицу. Солнечные лучи заливали комнату теплым светом, но на душе у меня было холодно и пусто. Прошло всего три дня с тех пор, как не стало отца, а казалось — целая вечность.

Внизу, в аптеке, царила непривычная тишина. Я спустилась по скрипучим деревянным ступеням, провела рукой по знакомой с детства стойке. На полках аккуратными рядами стояли стеклянные банки с травами и порошками. Пахло лавандой, мятой и ещё чем-то горьковатым, как в те дни, когда отец составлял очередной целебный эликсир.

Я закрыла глаза, и на мгновение мне почудилось, что отец сейчас выйдет из-за шкафа, улыбнется своей доброй улыбкой и спросит: — Что случилось, моя маленькая ведьмочка? — Так он в шутку называл меня за любовь к травам и магическим историям.

Но наваждение развеялось, и горькая правда вновь напомнила о себе. Папы больше нет. Он унес с собой в могилу тепло и уют нашего маленького мира. И как теперь жить дальше, я совершенно не представляю.

Скрипнула входная дверь. Я обернулась, ожидая увидеть кого-то из многочисленных покупателей, но на пороге стоял Эдил Килли — высокий полноватый мужчина в дорогом камзоле. Неприятная ухмылка исказила его лицо.

Холодок пробежал по моёй спине, когда наши взгляды встретились. Вир Килли был известен в нашем маленьком городке как человек, с которым лучше не иметь дел. Его присутствие в нашей аптеке не предвещало ничего хорошего.

Я попыталась сохранить спокойствие, хотя мои руки невольно задрожали, перебирая складки платья. Эдил сделал несколько шагов внутрь, и стук его тяжелых ботинок эхом разнесся по пустому помещёнию. Запах дорогого резкого одеколона смешался с привычным ароматом эфирных масел и сушеных трав.

— Вия Даярис, дорогая, примите мои соболезнования, — произнес он, растягивая слова. — От его неискреннего сочувствия меня передернуло. Его голос был мягким, но в нем чувствовалась скрытая угроза. — Надеюсь, у вас найдется минутка для старого друга?

Я сглотнула, пытаясь подавить растущее беспокойство.

— Конечно, вир Килли. Чем могу помочь?

Эдил медленно оглядел полки, заставленные различными товарами.

— У вас здесь много интересных вещиц, — заметил он, поглаживая свой гладко выбритый подбородок. — Но я пришел по особому делу.

Он приблизился к прилавку, и я невольно отступила на шаг. Улыбка Эдила стала шире, обнажая ряд идеально белых зубов.

— Видишь ли, дорогая моя девочка, — он перешел на неподобающее обращение, и это заставило меня нахмуриться, — теперь эта аптека, как и весь дом, принадлежат мне.

— Что? — Я непонимающе уставилась на него. — Как это вам?

Эдил наклонился ближе, и я почувствовала его горячее дыхание на своей щеке.

— Очень просто. Твой отец взял у меня крупную ссуду, когда дела аптеки пошли не так хорошо как ему бы хотелось. А в залог оставил дом. Увы, вернуть долг он не успел.

Вир Килли шагнул ко мне почти вплотную. Мне показалось, что он буквально дотронулся до меня своим неприятным масляным взглядом.

— Если хочешь, можешь ознакомиться с документами. Но боюсь, тебе все равно придется освободить дом… если, конечно, мы не договоримся.

Он неожиданно обхватил обеими своими руками мою кисть и поднес ее к своим губам, многозначительно поглядывая на меня своими рыбьими глазами из под густых бровей. Это было настолько неожиданно и неприятно, что в первое мгновение я растерялась, но быстро пришла в себя и, отняв у него свою руку, отшатнулась, с трудом сдерживая слезы обиды и гнева.

Эдил Килли лгал, я чувствовала это всем сердцем. Не мог отец не сказать мне о долгах, не мог вот так взять и оставить меня без дома! Да и не было у нас никаких финансовых трудностей, я знала это абсолютно точно. Папа был прекрасным аптекарем, в аптеке всегда были клиенты, многие были постоянными. Так что повода брать ссуду у самого известного и коварного ростовщика в городе у папы точно не было причин. А если бы и были какие-то проблемы, то папа бы точно обсудил со мной такой серьезный шаг, как закладывание нашего общего дома в залог.

— Я не верю вам, — выдавила я сквозь зубы. — Убирайтесь, вир Килли!

Эдил Килли усмехнулся, его тонкие губы растянулись в неприятной улыбке. Он сделал шаг ближе ко мне, заставив невольно отступить.

— Ах, милая Даярис, — проговорил он елейным голосом, — Как же ты наивна. Твой отец был не так прост, как ты думаешь. У него были… скажем так, свои секреты.

Я почувствовала, как по спине пробежал холодок. Эдил Килли излучал угрозу, несмотря на свой внешне любезный тон.

Он достал из внутреннего кармана сюртука сложенный лист бумаги и помахал им перед моим лицом.

— Вот документ, подтверждающий, что эта аптека теперь принадлежит мне. Подпись твоёго отца, официальная печать — всё как полагается.

Я почувствовала, как земля уходит из-под ног. Это не могло быть правдой, но документ выглядел пугающе реальным.

Эдил Килли, заметив моё замешательство, понизил голос до интимного шепота:

— Но знаешь, дорогая Даярис, я человек… гибкий. Мы могли бы обсудить условия нашего дальнейшего сотрудничества. Ты такая красивая, такая… желанная.

Его липкий взгляд скользнул по моей фигуре, вызвав у меня приступ тошноты.

— Если ты будешь… более благосклонна ко мне, мы могли бы прийти к взаимовыгодному соглашению. Ты сохранишь свой дом, аптеку, а я получу… приятное общество.

Я почувствовала, как к горлу подступает ком. Эдил Килли вызывал у меня отвращение и страх. Его маслянистый взгляд, неприятная улыбка, сам факт его присутствия здесь — все это заставляло меня дрожать от ужаса.

— Я… я должна подумать, — пробормотала я, пытаясь выиграть время.

— Конечно, дорогая, — ухмыльнулся Эдил. — Но не слишком долго. Время — деньги, а я не люблю терять ни то, ни другое.

Он направился к выходу, но остановился у двери:

— Жду твоёго ответа завтра. И помни, Даярис, — теперь все здесь принадлежит мне. Включая тебя.

С этими словами он вышел, оставив меня в состоянии шока и отчаяния. Я сползла по стене на пол, чувствуя, как слезы катятся по щекам. Что мне теперь делать? Как спасти дом и аптеку? И как избавиться от этого ужасного человека, который теперь претендует не только на моё имущество, но и на меня саму?

Злые слезы душили меня, мысли путались. Я не представляла, как жить дальше и где искать правду.

Сверху послышались шаркающие шаги, и в аптеку вошла Марта — старая нянюшка, когда-то в детстве нянчившая меня, а потом ставшая чуть ли ни членом семьи, ведь сама она была совсем одинока, потеряв своего мужа и сына задолго до моёго рождения.

Марта была невысокой, сухонькой старушкой с добрыми, всегда чуть прищуренными глазами цвета выцветшего неба. Ее лицо, испещренное морщинками, словно древняя карта, хранило следы прожитых лет и пережитых горестей. Но, несмотря на это, оно всегда светилось теплой, почти материнской улыбкой.

Седые волосы Марты были собраны в тугой пучок на затылке, а на голове неизменно красовался белоснежный чепец, который она стирала и крахмалила каждую неделю с особой тщательностью. Ее руки, узловатые и покрытые старческими пятнами, всегда были в движении: то месили тесто для любимых мной пирожков, то штопали одежду, то гладили меня по голове в минуты грусти.

Марта носила простые, но всегда опрятные платья, чаще всего темных тонов, с неизменным белым передником. От нее всегда пахло свежевыпеченным хлебом и травяным чаем — запахами, которые для меня навсегда стали символом дома и безопасности.

Но главным сокровищем Марты был ее голос — тихий, немного скрипучий, но невероятно успокаивающий. Когда она рассказывала сказки или пела колыбельные, казалось, что сам воздух вокруг наполнялся теплом и уютом. Ее истории, пропитанные народной мудростью и жизненным опытом, всегда находили отклик в моём сердце.

Несмотря на свой возраст и перенесенные утраты, Марта сохранила удивительную жизнерадостность и любовь к жизни. Ее присутствие в доме было подобно негасимому огоньку, дарящему тепло и свет всем вокруг.