— Нам нужно действовать, — начала она. — Это издевка над нами, иначе появление виконта вчера на вокзале и не назвать.

— Я согласен с тобой, что он и есть наш лендейлский палач, но без проверки сердцем дракона мы ничего не докажем. Если только не найдется графиня, которая на самом деле окажется феей из королевского рода.

Айри замялась, не зная, как лучше озвучить те смутные, нечеткие мысли, посетившие ее утром.

— Он бросил нам вызов, Кеймрон. И с каждым разом он как будто все ярче показывает себя… Что, если мы покажем ему свою слабость? Если мы убедим его в собственной неуловимости?

Кеймрон задумался — его взгляд стал невидящим, обращенным куда-то внутрь, и Айри замолчала, ожидая ответа.

— Да, ты права. Такой, как он, от безнаказанности будет наглеть все больше и больше. Он будет злить нас, дразнить своим присутствием на местах убийств. Возможно, однажды он совершит ошибку. Только, Айри, сколько в таком случае потребуется жертв? Это очень опасный путь.

— И все же я считаю, что мы должны дать ему это ощущение безнаказанности. Оно ему необходимо, — Айри повела головой, постучала по столу. — Если я сегодня выйду отсюда и встречу виконта… Я расскажу ему, что мы ничего не узнали в поездке.

— Я против! — тут же возразил Кеймрон. — Теперь, когда он наш подозреваемый, ты не должна общаться с ним.

— Если бы он мог что-то сделать со мной, уже сделал бы, — заметила она. — Нет, Кеймрон, наш единственный шанс разоблачить его — это заставить его поверить в собственную неуязвимость.

— И мы своими руками создадим чудовище. Он может устроить резню в таком случае.

— Если мы ничего не будем делать, все равно будут жертвы. Кеймрон, обещаю, я буду осторожнее и не стану рисковать понапрасну.

Кеймрон наклонил голову. Он не хотел соглашаться, но и не мог отказать Айри, ее прямому, уверенному взгляду. Она всегда была такой — готовой бежать вперед, прорываться, бороться со всем миром. И останавливать ее Кеймрон не имел права. Нет. Он мог только защищать ее.

Кеймрон поднялся из-за стола, подошел к Айри, наклонился, заправил выбившуюся из пучка прядь за ухо. Она моргнула от удивления, и ее прекрасные серые глаза блеснули, а красивые губы чуть приоткрылись, словно она хотела что-то спросить, но вышел только легкий вдох.

Он коснулся ее щеки, осторожно, аккуратно, словно она была снежинкой, которая могла исчезнуть в любой момент. Нет. Айри скорее была розой, мягкость и красоту которой можно было оценить, только пройдя через боль от шипов.

— Будь осторожна. Обещай мне не ходить по темным улицам наедине с виконтом. И вообще постарайся не оставаться с ним наедине. Можешь ты мне это обещать?

Айри никогда не тонула, а теперь чувствовала себя так, словно ее затягивал водоворот, теплый, ласковый, нежный. Она тонула в голубых глазах Кеймрона, таяла от его голоса, и все возражения пропали, исчезли.

— Обещаю, я буду очень осторожной с ним.

— Хорошо, — кивнул он и улыбнулся, искренне, с пониманием. — Этого достаточно.

— Я буду очень осторожна потому что я больше не хочу, чтобы за меня беспокоились, — и Айри положила свою руку на его, сжала.

— Придешь вечером ко мне домой?

— Да, приду.

В коридоре раздались шаги, и они отпрянули друг от друга, обернулись на дверь.

— Господин Олден, вас ждут! — раздался крик после вежливого стука в дверь.

— Мне пора на допрос.

— Хорошо. Иди. Удачи тебе, Кеймрон.

Он обернулся на Айри — она еще раз пожелала ему удачи и улыбнулась своей особенной улыбкой, которую видел только он.

Кеймрон вышел в коридор и мигом стал серьезным.

— Все готово? — спросил он у охранника, который поднялся за ним из подвала.

— Да, господин Олден. Вас ожидает и задержанный, и писарь.

Утром Кеймрон узнал, что задержанного мужчину с протезом так и не удалось заставить говорить. Он молчал, молчал стойко, и ничего не получалось сделать.

— Узнали, кто он? — спросил Кеймрон, пока они спускались по лестнице.

— Нет, господин Олден. Он называет себя Эн.

— Эн, значит… Неизвестный, — и Кеймрон прищурился, предчувствуя уже, что разговор не будет простым.

Для самых упрямых задержанных и прочих неразговорчивых личностей в подвале специально в одной из допросных сохраняли жуткую обстановку. Засохшие следы крови, подвешенные к стене цепи и кандалы, скрипучий неудобный стул — каждая деталь была призвана заставить человека говорить. Трусливые сдавались сразу у входа, а вот к самым стойким приходилось подбирать способы развязать язык.

Кеймрон зашел в допросную, а прикованный к стулу Эн даже головы в его сторону не повернул. Кеймрон встал перед мужчиной, и тот запрокинул голову. Один глаз заплыл, на щеке алел огромный свежий синяк, губы были разбиты.

— Наконец-то ты сам решил за меня взяться. Если хочешь, можешь и пообедать мной, чудище!

— Ты довел всех моих людей. Они даже избили тебя. Стоит ли дальше молчать?

— Да ничего я вам не скажу! И даже смерть моя вам ничем не поможет! Да делайте, что хотите! — и он противно рассмеялся, повизгивая, а потом закашлялся.

— Знаешь, половина людей пугается и все рассказывает, стоит их только привести сюда. Треть из храброй половины сдается после первого удара. Из оставшихся стойко терпят до последнего только идейные люди. Те, чья вера в собственные убеждения крепка, как гвозди.

Кеймрон обошел стул.

— Уйди пока, он все равно не скажет то, что нужно записывать, — сказал Кеймрон писарю, и тот удалился из комнаты.

С лязгом закрылась дверь, а от сквозняка дрогнул и чуть не погас огонь в лампе.

— Раз сам понимаешь все, то чего пришел? Не скажу я ничего.

— Совсем ничего? — переспросил Кеймрон и поставил свой стул напротив мужчины. — Ты уже сказал свое имя, пускай и вымышленное, — сел перед ним и заглянул в светлый глаз, на дне которого все-таки был виден страх. — Значит, разговорить тебя можно, — он медленно снял перчатки, поднял правую руку, пошевелил пальцами. — Это только вопрос времени.

— Ты сам сказал, что боль мне не страшна. Можешь не пугать.

Звучало убедительно. Кеймрон надел перчатки, решив воздержаться от демонстрации огня.

— Да, таких, как ты, ломает и заставляет говорить не боль…

Кеймрон скрестил руки на груди, вздохнул тяжело.

— Знаешь, среди вас есть фея, более известная как лендейлский палач. Так вот, палач угрожает человеку, который мне дороже собственной жизни. О нем хотя бы можешь мне рассказать?

— Ха, так меня что, из-за этого полоумного тут мурыжат? — и Эн раскатисто рассмеялся. — Так я тебе ничегошеньки о нем не скажу, потому что сам не знаю ни как он выглядит, ни кто он такой. Он всегда приходил в маске, в капюшоне и перчатках! И мужик с ним был всегда рядом страшного вида. Все? Теперь отпустишь?

Кеймрон цыкнул.

— Увы. Но, как я вижу, ты вполне можешь идти на контакт.

— Могу. Я тебе такого начесать могу, что век не разгребешь! Я же могу тебе наврать с три короба! Я могу тебе так наврать, что проверять замучаешься! Задавай вопросы! Я на все отвечу!

Кеймрон удивился. Им попался редкий кадр, но требовалось доломать его. Чтобы Айри не рисковала собой в компании виконта Нойтарга, Кеймрону всего лишь нужно найти доказательства раньше нее.

Однако Эн явно был сильным соперником. Кеймрон задумался, рассматривая уставшего мужчину перед собой. Боль его вымотала, холод в камере одарил больным горлом — было видно по тому, как он сглатывал после каждой фразы. Он держался только из-за идеи. Из-за веры. Такие ломались только в одном случае: если доказать, что их вера ничего не стоила. Кеймрон прищурился.

— Как я погляжу, идейный ты. Верно? — Эн ничего не сказал, только губы у него дернулись. — Болеешь за дело революции. Правда веришь в то, что общество, где превыше всего личная свобода, принесет счастье всем вокруг?

Он потемнел лицом.

— Верю. Иначе бы меня тут не было, — гордо и твердо сказал Эн.

Кеймрон покивал с сочувствием.