— Лучший букет лучшей героине! — и вновь подобревший лорд принялся сыпать комплиментами.

Они пошли по улице, и Айри совершенно не думала, что здесь ее могли увидеть знакомые, что они могли неправильно все понять. Она шла рядом с Нио, слушала его похвалы, перемешанные с извинениями, и чувствовала… облегчение, ведь она по-прежнему героиня. Из-за ее позорных мыслей реальность не изменилась.

Грохот, горячая воздушная волна и крики оборвали идиллию.

— Ого! — воскликнул лорд, с которого чуть не сорвало цилиндр.

Позади заржали лошади в карете Нио, которая ехала за ними. Справа взметнулось пламя, бледное днем, но от того не менее страшное. Быстро повалил черный дым.

Айри остановилась и смотрела на дрожащий над пламенем воздух, и запах гари долетел до нее.

Она должна идти туда.

Но она не могла сделать и шага.

«Опять беда!» — стучало сердце, и она сильнее стиснула букет.

Заболела шея.

Загремел колокольный набат.

Закричали люди.

Вручив букет Нио, она проговорила:

— Не подходи туда, — и побежала.

Был взрыв — это Айри поняла сразу, а, обогнув несколько домов, выбежала к небольшой площади, которую спешно освобождали от экипажей с решетками. Горела городская тюрьма.

Пожары Айри ненавидела. Они были самым страшным ее кошмаром — каждый.

У тюрьмы суетились служащие в серой форме, кто-то организовал цепочку, по которой от ближайшего колодца передавали ведра с водой, но это было так тщетно, словно плевать против ветра. Пламя гудело, ревело, вздымалось, и от него мигом занялось соседнее деревянное здание.

«Там могут быть люди. Нужно идти», — и Айри сделала шаг.

— Стойте, стойте! Вот, возьмите! — кто-то сердобольный протянул Айри мокрый платок.

Она повязала им лицо и вошла в здание, обошла его целиком, но людей не нашла. Глаза слезились. Лицо горело, а одежда дымилась. Красное зарево окружало, дрожали языки пламени, но возле нее они останавливались, замирали, а потом и вовсе отступали.

Айри вышла на улицу, сорвала высохшую тряпку и закашлялась так сильно, что ее сложило пополам. Мысли путались, но она твердо знала, что должна делать дальше. Она должна пойти в следующий дом, увести всех из него, потому что пламя… потому что пламя…

— Открыть все колодцы! Отойти от них! — услышала она громкий, четкий и совершенно спокойный приказ.

Люди подхватили его, кричали, передавая дальше и дальше, и через минуту все было сделано. Вода, поднятая магией, стала собираться наверх и лентами устремилась через небо к огню.

Первая лента тяжелой стеной рухнула на горевший дом и мигом его потушила. Айри задело — справа ее промочило насквозь. А вода все прибывала, падала, сбивала пламя вокруг тюрьмы, но оно разгоралось вновь и вновь.

Под звук трубы примчались пожарные на упряжках с конями. Их форменные каски засияли золотом, отражая пламя. За ними прибыла и повозка с ручными машинами для прокачки воды, поверх которой лежали катушки шлангов.

Вода перестала появляться в воздухе. Вместо этого пламя как-то особенно загудело и… как будто присмирело. Страшный огонь горел, валил клубами дым, летели дождем искры, но пламя остановилось, оно не спешило к соседним зданиям, и вскоре за него принялись пожарные.

Жар доходил до Айри, и она повернулась к нему правым боком, чтобы подсушить. Она осмотрелась, но нигде не видела Кеймрона — кроме него никто не смог бы остановить пламя.

Где же Кеймрон?

Она не знала, зачем ищет его, но искала, шла среди покрытых сажей людей, уклонялась от выстреливавших из огня головешек

И она нашла его.

Кеймрон стоял с другой стороны тюрьмы, бледный, сосредоточенный, смотрел в пламя, и его алые и оранжевые отблески заменили голубой цвет в глазах. Айри встала у дома неподалеку, прислонилась к нему спиной, а потом сползла и села на какой-то ящик.

Она опять выжила, и эта мысль стучала внутри.

«А ты тоже неравнодушный человек», — подумала она о Кеймроне и улыбнулась.

Он покачнулся, и Айри сама не заметила, как оказалась рядом с ним, подлезла под руку, обхватила за пояс.

— Ты сама едва стоишь, — с недовольством заметил он.

Как он увидел, если не отводил взгляда от пламени?

— Вместе и удержимся, — фыркнула она и тоже уставилась на огонь.

Но глаза быстро пересохли от жара, в них то и дело норовил попасть пепел, и она щурилась, моргала, отворачивалась.

А Кеймрон стоял. Не моргал. И пламя подчинялось ему, опускалось.

После обеда пожар удалось уменьшить настолько, что Кеймрон наконец-то перестал держать его магией, оставил целиком и полностью пожарным. Айри ощутила этот момент — он был похож на камень, а вот уже расслабился и, наконец, с наслаждением закрыл глаза.

— Все затекло, — пожаловался он, но смог приподнять ногу и заставить себя сделать шаг.

Только при этом он покачнулся, и Айри, расставив ноги пошире, придержала его. Далеко уйти они не смогли — отошли к ближнему зданию и сели прямо на дорогу, прислонились к стене и одновременно вздохнули от облегчения.

И посмотрели друг на друга.

— Ты чумазая, как уличный мальчишка, — улыбнулся Кеймрон и попытался пальцем стереть сажу с ее лица, но только испачкал перчатку.

— А у тебя глаза, как у кролика, — недовольно заметила она. — Ужасно красные.

Он отвернулся, и Айри тоже.

Улица перед ними представляла собой страшный пейзаж — кругом лежали головешки, все покрыл толстый слой сажи, и мимо бегали такие же закопченные люди.

— Тяжело было? — спросила Айри.

— Сложно. И долго, — вздохнул он. — Но без риска для жизни. А ты опять в огонь полезла?

Айри наклонила голову и сжала губы.

В этот раз она не почувствовала жуткого страха перед смертью, но и никого не спасла из дома, только надышалась дымом почти до потери сознания. Увечья — и никакой пользы.

— Тюрьму взорвали, — сказала она, чтобы сменить тему.

— Верно. Видимо, у революционеров уже есть, кому собирать бомбы.

Айри кивнула. Она тоже не сомневалась, чьих рук дело этот взрыв.

Кеймрон в это время достал из кармана пиджака платок, оглянулся, увидел оставленное кем-то ведро, и остатки воды из него тонкой ленточкой прилетели на платок, намочили его.

— Не дергайся, — и холодная ткань коснулась щеки Айри. — Надо хоть немного сажи стереть, а то скоро стемнеет, и тебя будет совершенно не видно.

Прикосновение через ткань было таким обыденным, таким простым, что она даже не смогла разозлиться, а наоборот — замерла, затаив дыхание. И не двигалась, пока Кеймрон аккуратно, невероятно осторожно протирал ее щеки, лоб, нос. Отстранилась она, лишь когда пальцы через ткань коснулись губ.

Она без слов забрала у него платок и прижала к лицу, растерла. И услышала смех Кеймрона:

— Ну, поздравляю, теперь ты равномерно серая лицом!

И его насмешка была лучше той нежности, которую он проявил. Она успокоила Айри.

— Слушай, нужно уходить отсюда, — неожиданно серьезно сказал он. — Иначе получим новое дело. А я не хочу заниматься еще и подрывом тюрьмы. Не одни же мы работаем в городе!

И она — вот неожиданность! — быстро согласилась.

Когда они обходным путем добрались до работы, их встретила удивительная картина. На столе возле унылого дежурного в хрустальной вазе стоял… Букет!

Айри покраснела.

— Наконец-то! Детектив Вэнс, это ваше, заберите уже, пожалуйста! Я не вынесу еще одной шуточки от местных остряков!

Айри взяла вазу с цветами — тяжелая, она оттянула руки.

— Это всего лишь благодарность от спасенного мной человека, — пояснила она, чувствуя, что в спину впился взгляд Кеймрона.

— Да хоть венок с могилы! Унесите уже скорее! — вздохнул с надрывом дежурный и шмыгнул носом.

Пока они с Кеймроном поднимались по лестнице, ваза становилась все тяжелее и тяжелее. В кабинете она поставила ее на стол и удивилась: как могла ваза весить, как скала какая-то?

— Знаешь, сегодня никаких новостей нет, так что ты можешь пойти домой. Думаю, родители хотели бы скорее тебя увидеть.