Мутно-коричневый ликер был известен в этих краях как крепкий, потому что его отжимали из яблок или груш, которые либо упали на землю, либо остались на ветке из-за их не слишком привлекательных качеств. И после первого же глотка Брендон был уверен, что его обманом заставили выпить скипидарный полироль для мебели.

      Но Берти успокоил его, от души хлопнув по спине, сказав, что это первоклассное пойло. Итак, Брэндон выпил еще один бокал. В конце концов, ему же нужно было почувствовать вкус груши. Но к этому времени его вкусовые рецепторы уже ничего не различали, и все, что осталось, - это аромат забвения, который был именно тем, что ему было нужно.

      Час или два спустя, по-настоящему пьяный, он поднялся по крутой лестнице, готовый отправиться в постель.

      Но вместо этого он обнаружил Элли.

      Ее дверь открылась, как только верхняя лестница заскрипела под его шагами. Затем она появилась в белой ночной рубашке с оборками, завязанной крошечным бантом на шее, в прозрачном халате с большим количеством оборок, а ее заплетенные в косу волосы были перекинуты через плечо. Он застыл как вкопанный и несколько раз моргнул, чтобы убедиться, что она настоящая.

      Затем его взгляд вернулся к этому маленькому незначительному бантику. Он хотел схватить его зубами. Оторвать. Он хотел этого больше всего на свете.

- Брэндон, - вздрогнув, сказала она, ее рука застегнула халат, мягкая ткань облегала сочные каплевидные формы ее обнаженных грудей. - Я подумала... возможно... это горничная.

- Боюсь, я оставил свой чепчик с оборками внизу, - поддразнил он хриплым голосом, и ему захотелось еще выпить. Или чего-то еще. Чего-то мягкого, с оборками и теплого под ним.

- Я могу что-нибудь для тебя сделать?

      Его пьяное бормотание заставило ее губы призывно изогнуться. Ему бы хотелось, чтобы она этого не делала. В его нынешнем состоянии кодекс чести джентльмена, который был заложен в нем с рождения, казалось, спал довольно крепко. И она была слишком соблазнительна, когда улыбалась. К этому времени он так хорошо знал вкус ее губ, что у него самого потекли слюнки при одной только мысли о том, чтобы поцеловать ее... и сделать гораздо больше, чем просто поцеловать.

- Я собиралась попросить у горничной стакан горячего молока. У меня проблемы со сном.

      Пока она говорила, через щель в двери донесся очень громкий храп. Выйдя, она тихо закрыла ее за собой и покачала головой.

- Мои тети. Я, честно говоря, не понимаю, как Мэг может спать.

- Шум никогда ее не беспокоил, - сказал он непринужденно, его ноги, пошатываясь, сделали шаг или два в ее сторону без разрешения его мозга.

- Даже будучи младенцем, Мэг плакала непрерывно - безостановочно - довольно много, когда в детской было тихо. Но когда ее люльку ставили рядом с кухонным хаосом, она спала как младенец. Ну, в то время она была совсем крошкой, так что ты можешь примерно представить себе остальное.

      Улыбка появилась снова, вместе с легким смешком, когда она вопросительно наклонила голову.

- Ты хорошо себя чувствуешь?

- Если я скажу, что нет, ты собираешься вылечить меня? - спросил он, лихо приподняв брови.

      Она прикрыла рот, в ее глазах плясали веселые искорки.

- Я не уверена, что смогу.

- О, сможешь, ты сможешь. Я уверен в этом.

- Ну... если я помогу тебе добраться до кровати, ты будешь хорошо себя вести?

      Если она поможет ему добраться до кровати, он не был уверен, что сможет позволить ей уйти. И все же, какой бы привлекательной ни была мысль о том, чтобы провести часы, дни, недели, годы с ее руками и ногами, обвитыми вокруг него, последняя крупица рыцарства, которая не была полностью уничтожена, заставила его покачать головой.

- Боюсь, что нет. Тебе лучше остаться у двери, Элли. Этот крошечный бантик прямо там, - он указал на прелестную обнаженную линию ее шеи, - он бы не выдержал того, что я для него запланировал.

“Дебютантка, которая флиртует с искушением, подобна Еве, сказавшей: ‘Это всего лишь одно маленькое яблочко”.

Примечание к Брачным привычкам местного аристократа

      Элли совсем не спала. Но как бы ей ни хотелось свалить все на ночной концерт своих тетушек, она не могла.

      Она пролежала без сна всю ночь, думая о Брэндоне и задаваясь вопросом, почему каждый разговор с ним оставлял у нее это незавершенное чувство. Как будто было что-то недосягаемое, но она не знала, что именно.

Она знала только то, что это делало ее беспокойной, а ее кожа неприятно стягивалась и болела по всему телу. Ужасный недуг.

На следующее утро она неоднократно ловила себя на том, что мечтательно смотрит в окно кареты, где Брендон ехал верхом под затянутым тучами небом. Она не могла перестать думать об их встрече прошлой ночью. Для мужчины, который всегда был таким уравновешенным, уверенным в себе и способным - идеалом для бесчисленных молодых дебютанток,- было шокирующим видеть его навеселе. Она сомневалась, что многие видели его таким.

Она неоднократно видела, как Джордж напивался до беспамятства. На самом деле, всякий раз, когда он приезжал в ее загородный дом на ужин. И он никогда не стеснялся полагаться на то, что один из ее лакеев проводит его домой в конце вечера. На самом деле, его пьяное "я" не так уж сильно отличалось от его трезвого "я". Он был просто... Джорджем, человеком импульсивным и опрометчивым, который часто смеялся над собственными шутками.

Но в случае Брэндона это было неожиданно. Было что-то почти очаровательное в том, чтобы видеть его немного потрепанным.

Она хотела пойти к нему, развязать его галстук, помочь ему снять пальто и ботинки, убедиться, что его подушка взбита, а постельное белье прохладное. И она хотела сделать все это даже после того, как он предупредил ее, чтобы она уходила.

Единственное, что не позволило ей сдвинуться с места, - это то, как он смотрел на нее. В его взгляде было что-то совершенно дикое. И она была совершенно уверена, что, если бы помогла ему добраться до кровати, то оказалась бы в ней с ним.

Даже сейчас при этой мысли ее охватывал ужасный трепет. Было бесстыдно признавать, но он смог бы легко уговорить ее. Особенно если бы он поцеловал ее и обнял так, как тогда, в саду на Сазерфилд-Террас.

Она хотела этого снова. Это заставляло ее чувствовать себя ужасно виноватой. Ей следовало бы думать о Джордже. Она могла представить их совместную жизнь так легко, как будто это уже произошло, и в ее сердце хранились воспоминания о каждом дне.

И ее сердце было наполнено Джорджем. Там просто не было места для Брэндона.

Что ж... возможно, немного все же было. В конце концов, она все еще планировала быть частью его жизни. Его сестра была ее близкой подругой. И у нее не было никаких сомнений в том, что она всегда будет и его другом тоже.

Однако, как только она выйдет замуж за Джорджа, Брэндону придется перестать говорить о маленьких бантиках на ее ночной рубашке, о вкусе ее румянца и о том, что мужчина преодолеет любые препятствия, чтобы завоевать женщину, которую он хочет. Чтобы сделать ее своей, и только своей.

Потому что тогда она сможет перестать задаваться вопросом, каково это - быть этой женщиной.

В этот момент с небес донесся раскат грома, как будто небеса проклинали ее за ее мысли.

Получив надлежащий выговор, Элли села прямее. Она заставила себя отвести взгляд от окна и подумать о чем-нибудь - о чем угодно - кроме Брэндона.

К сожалению, в следующую минуту это сделать оказалось невозможным.

Начался сильный дождь, и Брэндону пришлось сесть в карету. Затем, после серии изменений, организованных ее тетушками, Элли оказалась на одной скамье с ним.

Сначала Мэг была по другую сторону от брата, но она пожаловалась, что его пальто слишком мокрое и что она хочет спать. Тетя Миртл, которая сама выглядела немного сонной, пригласила ее к себе. Она велела Мэг сложить сумки с принадлежностями для шитья там, где сидела она. Конечно, Брэндон мог бы легко расположить сумки между ними, но он оставил все как есть, держась поближе к Элли.