- Если в тебе есть крошечная бунтарская жилка, которую ты не можешь подавить ни за что на свете...

- Есть, и немаленькая, - сказала она, и в ее глазах заплясали огоньки.

- Тогда так получилось, что на днях я сшила маленького белого журавлика. Крылышки слегка оторочены серебром. И если ты пришьешь его примерно... вот здесь, я думаю, - сказала она, поворачиваясь, чтобы протянуть руку через плечо и коснуться части лопатки, - то он вряд ли будет заметен. С другой стороны, - она пожала плечами и с озорным вызовом приподняла брови, - его могут и заметить.

Услышав разговор, тетя Мэйв уже стояла у коробки для шитья, открывая крышку, чтобы достать журавлика. Мэг подошла к ней и помахала птичкой, как флагом победы.

- Спасибо, Элли. Я зайду к тебе завтра с полным отчетом.

- Я с нетерпением жду этого.

Прежде чем уйти, тетя Миртл положила несколько конфет в носовой платок. Затем Элли увидела, как Мэг взяла доктора под руку, когда они вышли в холл. Тети последовали за ней, оживленно болтая.

Элли, однако, была удивлена, что лорд Халлуорт задержался.

Сначала он ничего не сказал, а просто подождал в дверях, наблюдая, как уходят остальные. Затем он вышел обратно в коридор, чтобы вернуться мгновение спустя с коробкой в руках. Довольно длинной прямоугольной коробкой, вроде тех, в которых хранятся цветы на длинных стеблях. И еще на ней была красная ленточка.

Она растерянно заморгала, глядя на него.

- Мистер Риверс принес посылку во время осмотра доктора Локвуда?

- Не совсем, - загадочно ответил он и положил коробку ей на колени. - Просто откройте это, мисс Пэрриш.

- Властный, - пробормотала она нараспев себе под нос. Несмотря на это, она почувствовала, как по телу пробежал трепет, когда развязала ленту и подняла крышку.

Внутри красной бархатной коробки лежал кружевной зонтик с оборками и толстой ручкой из слоновой кости, вырезанной в форме головы какаду со сверкающими янтарными глазами. Он был на удивление тяжелым. А под ним она заметила маленькую белую карточку.

Крепкий, как трость, но замаскированный под зонтик, чтобы защитить ваше тщеславие.

Б.

      Она ахнула и посмотрела на лорда Халлуорта, только чтобы обнаружить, что он направился к двери, собираясь уходить.

- От вас?

Он наклонил голову.

- Учитывая тот факт, что мы друзья, я хотел загладить свой скептицизм по поводу вашей травмы.

Было что-то в том, как он удерживал ее взгляд, что заставило ее покраснеть с головы до ног. Возможно, это было просто из-за теплой температуры в комнате. Или, возможно... это было потому, что Мэг упомянула, что они посетили три разных магазина. И все ради нее.

- Это ужасно милое извинение.

- Как скажете, - просто сказал он.

Она отвернулась, чтобы он не увидел, как она покраснела, и провела кончиком пальца по нежным перьям.

- Означает ли это, что мне удалось развеять все ваши подозрения в том, что касается меня?

Ни его ответ, ни нотка веселья в его голосе не удивили ее, когда он сказал:

- Боюсь, что нет.

Она кивнула, полагая, что он закоренелый скептик. Но со временем она убедит его.

- Мне действительно не стоит принимать этот подарок. Есть правила приличия, которые нужно соблюдать. В конце концов, я не могу себе представить, что вы позволили бы Мэг принять такой продуманный подарок от джентльмена, независимо от причины.

Он не ответил, а когда она снова посмотрела на дверной проем, его уже не было.

Элли со вздохом откинулась на спинку дивана, гадая, что бы это могло значить. Но, конечно, учитывая, что зонтик был от самого неуловимого холостяка Лондона - мужчины, который не был заинтересован в браке и не желал доверять новообретенной подруге своей сестры, — это вообще ничего не значило.

Тем не менее, этот эпизод, возможно, стоит записать в свой блокнот. Если бы она только знала, где он.

“Джентльмены - существа загадочные. Дебютантка должна смириться с этим неопровержимым фактом”.

— Примечание к «Брачным привычкам местного аристократа»

Брэндон не знал, почему он до сих пор не вернул маленькую записную книжку мисс Пэрриш.

Прошла неделя с тех пор, как он впервые засунул ее во внутренний карман пальто. Неделя, в течение которой Мэг ходила с визитом в городской дом на Аппер-Уимпол-стрит. Он мог бы отдать ее своей сестре, когда высаживал ее из экипажа для утреннего визита, или оставить у слуги, когда приезжал за ней.

И все же он так и не вспомнил об этом.

Поэтому каждый вечер он вынимал из кармана записную книжку размером с ладонь и клал ее на мраморную крышку прикроватного столика. Затем каждое утро он засовывал ее в чистый пиджак и говорил себе, что проследит, чтобы ее немедленно вернули.

Он никогда не планировал ее читать.

В конце концов, он согласился быть ее другом. Ему не следовало вторгаться в ее личную жизнь. Или, по крайней мере, в тот момент, когда он понял, что страницы содержат личные мысли мисс Пэрриш - вместо сборника стихотворений, который он ожидал найти, - ему следовало сразу же закрыть ее.

Но он этого не сделал.

Он хотел бы сказать себе, что впервые открыл потертую кожаную обложку, когда был один в своем кабинете, из чувства долга перед сестрой, из потребности защитить ее от незнакомки, о которой он очень мало знал. Однако, поскольку он ценил честность, он отказался лгать самому себе.

Правда заключалась в том, что ему было любопытно больше узнать о мисс Пэрриш. И не только из-за ее дружбы с Мэг.

Он хотел узнать о ней больше: о внутренней работе ее разума, о том, как она проводит свободное время, и почему от ее румянца у него текут слюнки. Его мысли были поглощены формой ее рта, этой соблазнительно пухлой верхней губой, и потребностью почувствовать, как их губы подойдут друг другу. Он хотел попробовать на вкус ее вздох, ее язык, этот крошечный трепещущий пульс сбоку от ее горла.

Но больше всего ему хотелось знать, почему он все еще чувствовал себя так после того, как прочитал этот чертов блокнот.

Он все еще не был до конца уверен в цели содержания, написанного на страницах аккуратными женскими каракулями. Хотя, похоже, это был сборник ее наблюдений за джентльменами. На самом деле, довольно большого количества джентльменов. Страницы за страницами о том, как они стояли, разговаривали и жестикулировали руками.

Но больше всего его раздражали последние записи. Там было написано:

Предложения

Первое, за живой изгородью:

“Я больше не могу позволить, чтобы между нами стояло отсутствие состояния. Мне все равно, что скажет моя семья; я должен сделать тебя своей женой”.

Чего ему не хватает в продуманности, хватает в страсти - два вздоха, ни одного обморока.

Второе, в беседке:

“Я необъяснимо влюблен в тебя. Пожалуйста, окажи мне честь стать моей женой”.

Немного банально и не так романтично, как хотелось бы - ни вздохов, ни обмороков.

Третье, у фонтана:

“Ты заключаешь в себе каждый солнечный и лунный лучи. Ты в каждой капле дождя, падающей с небес. Ты в каждом моем вздохе и биении моего сердца. И если я позволю пройти еще одному мгновению, не взяв тебя за руку, тогда в этом мире для меня ничего не останется.”

Самое лучшее за день! — три вздоха, один обморок.

Брэндон читал эти слова столько раз, что теперь они были выжжены на его роговице и набились в серое вещество, как вата в ствол мушкета.

Если бы ему нужны были доказательства ее двуличной натуры, то они были на этих страницах - страницах, которые даже сейчас лежали у него в кармане. Он чувствовал, как они шлепают его по левой стороне груди при каждом твердом, взволнованном шаге по мокрому тротуару возле Риджентс-парка.

Прошло не больше часа после рассвета. Восходящее солнце пряталось где-то за непроницаемой пеленой серых облаков, давящих на город. Воздух был тяжелым, обугленным и спелым, что казалось идеальным дополнением к дьявольскому настроению, в котором он пребывал всю неделю.