— Никогда не понимал этих, адреналиновых. Ну, что то с парашютом прыгают, то на парапете крыши сальто крутят. И сейчас, кажется, не понимаю. Да и не стремлюсь, откровенно говоря. Но вот, например, мысль о том, что древний князь, от пращура Славена на дюжину колен отошедший, готов с далёким внуком встретиться да вещицу памятную ему передать, никак мне покоя не дает. Это ведь не одно и то же? — посмотрел я в глаза, мгновенно ставшие теми самыми, обсидианово-острыми. Особенно левый, зелено-карий, разделённый по диагонали.
— Знаешь? — привычно спросил меня кардинал.
— Знаю, — кивнул я.
— Где? — лаконичность мощного старика подкупала. Но, уверен, под его забавной панамкой курортника наверняка уже закручивалось торнадо.
— Километров двадцать с небольшим от Новгородского кремля. На северо-запад, — зачем-то уточнил я. Где находится Горнее озеро, мне стало катастрофически интересно, стоило только проснуться и отдышаться в комнате над корчмой. И очень удачно оказалось, что оно такое в России одно-единственное, не то, что Круглые или Глубокие, которых в каждой области по паре штук как минимум.
— Отлично. Очень хорошая новость, Дима, — задумчиво проговорил Второв, хотя по лицу его я бы не рискнул предположить, что известия его порадовали. Кажется, будто только что ему стал известен очередной кусок сложной головоломки, от решения которой зависело слишком многое. Гораздо больше, чем жизнь или несколько жизней. И мне стало непередаваемо легко и приятно от того, что я тех ребусов не видел, играть в них не начинал и не собирался.
— Давай-ка завтра на эту тему поговорим. Многое надо тебе рассказать, сразу и не придумаю, с чего начать, — огорошил меня мощный старик. Я не мог представить себе масштаб темы, на которую он не был бы готов поделиться информацией. Даже примерное направление не мог. Но то, что, помимо очень серьёзной озадаченности, он начинал загораться азартом, тоже было заметно. Просто люди его склада, как мне кажется, и загораются по-своему — не вспыхивают сразу, а набирают, догоняют жар до нужного градуса. И тогда уж — кто не спрятался…
После завтрака на следующий день мы вышли в теперь уже наш переулок. Точнее, наш с Санчесами. Предварительно созвонившись и посмотрев на Второва, который выглядел так, будто вряд ли ложился, обсудили планы. Ну, вернее, согласились с предложенным. Заключался он в том, что Бадма с Дагмарой и Надя с детьми собираются дома у серого кардинала с Леной, Ваней и Машей и проводят день в своё удовольствие. А мы, оставшиеся — сам Михаил Иванович, братья Головины, начинающая семья Ланевских и я — покатаемся на лодке по местной реке Гвадалквивир. Мощный старик был убедителен, хоть ничего для этого не предпринимал, кажется. Но от него даже через экран тянуло какой-то энергией и мощью. Это немного тревожило. Но очень интриговало.
В подъехавший к нам в проулок кормой космолёт едва не бегом забежали — так распалила загадка, с которой только предстояло познакомиться. Умница и эрудит Фёдор поинтересовался у Второва, может ли он ознакомить команду со вводными и разрешение в виде кивка получил. Транспорт тронулся, звёздное небо на крыше погасло, а на экранах, слившихся в один, начался фильм, сопровождаемый ровным голосом докладчика. Мы затихли, забывая дышать.
Нам коротко, тезисно, показали историю религий, начиная с самых первых, о которых сложно, а порой и невозможно было найти правдивую информацию. Подробнее осветили пять мировых, включая, разумеется, авраамистские, от самой старой, до самой молодой. По ним данных было предсказуемо больше. И практически мимоходом, вскользь упомянули фамилии основных мировых учёных-религиоведов. И русская там была всего одна. Потом начался предметный экскурс в историю и геополитику, и инфографика наглядно демонстрировала, как и с какой скоростью продвигались по земле вопросы веры. И с какими событиями это было связано. Второв смотрел на кадры без эмоций, видно, не в первый раз наблюдал. Мы же ошарашенно замерли. Все учились в школе, в вузах, тема была не сказать, чтобы совсем незнакомая. Но таких подробностей не ожидал никто. На кадрах с цифрами сокрушительных побед богоспасаемых воинов тихо, беззвучно заплакала Мила. На таких же про ислам начал сдавленно материться Головин. Равнодушными в салоне можно было назвать только мощного старика и его умницу-помощника. Но я был уверен, что и у них на тему этой видеолекции было свое мнение. Надо полагать, одинаковое. Оставалось только дождаться, когда оно будет озвучено.
Машина остановилась, но фильм не заканчивался, и мы по-прежнему сидели не шевелясь. Финал был посвящен новым, вернее, относительно новым методам борьбы за единоверцев и единомышленников. Мне запомнилась история о «чёрных легендах» — страшилках и байках, пра-прабабушках современного чёрного пиара, с помощью которых голландцы и англичане планомерно расшатали и уронили Испанскую империю. Не ими одними, конечно, но сам факт. А мне сразу пришла на ум история, как из Амстердама отправилась Петру Первому докладная якобы Змицера Волк-Ланевского. Которая, будь она поскладнее сделана, вполне могла спровоцировать Петра Алексеевича отправить флот к дальним берегам Атлантики. И какие флаги над русскими портами увидели бы вернувшиеся из плавания моряки — кто знает?
Из темного сумрачного нутра космолёта выходили в полной тишине. Мы с Тёмой тут же закурили, стоя молча, не решаясь делиться эмоциями. Перед нами раскинулась широкая, не на километр ли, река. Сине-зелёная вода, куча лодок и лодочек, яхты, баржи и даже, кажется, паром. Тут было очевидно, почему реки романтически называют водными артериями — движение по этой было очень похоже на кровь под микроскопом: суда разных форм и размеров сновали туда-сюда, как кровяные тельца.
— Что думаешь об увиденном, Дима? — спросил кардинал, спускаясь по ступенькам из машины последним.
— «Причём тут мы?» я думаю, Михаил Иванович, — ответил я, поворачиваясь к нему, словами внутреннего скептика, но сказанными без исходной надрывной экспрессии и бранных междометий. И заметил, как хором кивнули Тёма и Серёга, а Мила широко распахнула сапфировые глаза, ожидая ответа старика.
— Хороший ответ, хоть он и вопрос, — Второв улыбнулся. — А в целом история тебе как?
— Историю я люблю, ценю и уважаю. Эта, сегодняшняя, ещё вполне деликатная, как мне показалось. Хотя вообще-то историю обычно пишут все, кому не лень.
— Интересная версия. Я чаще слышал, что её пишут победители, — поднял бровь он.
— Так Димка так и сказал, — буркнул вдруг Головин, кивнув на меня. — Побеждённым и так есть чем заняться — еду искать, границы защищать, дома заново строить, детей растить. А победителям на всём готовом только и дел, что переписать всё так, как им хочется: чтоб они впереди и все в белом.
Фёдор искоса глянул на брата, и мне почудилась искра гордости в его взгляде.
— Именно, Артём. Они лишают побежденных истории. А народ без истории — это дерево без корней, — продолжал Второв.
— Так не бывает, — проговорил я, глядя на реку, мимо плеча мощного старика.
— Почему? — заинтересованно взглянул он на меня.
— Нас так в школе на природоведении учили. У дерева есть корни, ствол и крона. Если корней нет — это не дерево. Это дрова.
Второв пару раз хлопнул в ладоши, а на лице у Фёдора появилась довольная улыбка.
— Браво, Дима, именно так! Дрова! Опять ты умудрился в два слова вписать то, о чём другие люди болтали бы битый час. Поэтому и стараются все новые победители лишить корней тех, кого обыграли. А в современных и даже относительно современных реалиях они уже и победы не дожидаются — подсекают корни живого дерева, дожидаются, когда оно начнёт хиреть и вянуть. И жгут всё дотла, — в голосе старика звучали горечь и ненависть. И, кажется, я начинал понимать его.
— Есть очень мало людей, кто думает так же, как ты, Дима. И как я. Подавляющему большинству это не нужно и не интересно. Им бы брюхо набить, сериальчик глянуть да поспать послаще. И чтоб с работы не выгнали. Кругозором сейчас хвастаться не модно — он же не часы, не одежда, не смартфон. Его мало кто оценит.
