— Думал, на пару дней. Но, видимо, придётся задержаться, — интересно, сколько нужно пройти, чтоб он перешёл к делу? Неторопливый какой. Наверняка, какая-нибудь жмудь с чухонью в роду была.

— А сто́ит ли? — так же спокойно спросил он. Прозвучала фраза вполне обычно, но заставила насторожиться. Внутри начинало разгораться пламя. Пока только начинало.

— Да. Сто́ит. Давай я тебе историю расскажу, а ты мне посоветуешь потом, как быть?

Лысый кивнул, не глядя на меня.

— Иду я с товарищем повдоль озера старинного. Было у меня дело там, одно из тех двух, что и привело в ваши края. Тут из лесу восемь хлопцев, не детей уже, взрослых, с паспортами, выгоняют пинками и криками девушку. И раскладывают её на сырой холодной лужайке.

По Станиславу нельзя было сказать, что он хотя бы слышал то, что я рассказывал. Ни единого мускула на лице не шевельнулось. Лишь мизинец на правой руке начал вдруг мелко дрожать возле нижней башни рукояти трости. Но недолго.

— Мы с товарищем девушку спасли. Не дело обижать убогих, а она умом скорбная оказалась. Таких трогать — Бога гневить, — мой голос стал глуше. Воспоминания вчерашнего дня спокойствию и умиротворению не способствовали никак.

— Живы мальчики? — спросил Мордухай абсолютно, казалось бы, не заинтересованным тоном. Только мизинец снова затанцевал вокруг башни.

— А мальчиков там не было, Стас. Там были насильники и в самом скором будущем — убийцы, потому что даже в их головы пришло бы, что оставлять Милу в живых опасно. И озеро рядом удобное, памятное.

— Это друзья моего сына, я каждого из них знаю с детства. Для меня они всё равно мальчики, — спокойно пояснил он. А мне не ко времени вспомнился старый анекдот про «говно мальчик, надо нового делать».

— Я не Макаренко, Стас. Молодежная культура и прочая педагогика — это не ко мне. И переучивать их тоже, хвала Богам, не мне, — качнул я головой. На упоминании Богов его трость чуть скользнула в сторону, под ноги. Камешек, наверное, попался.

— Чего ты хочешь? — наконец-то. Я начал уж думать, что мы так по бережку до самой Орши будем идти, пока он созреет. Или какой там город следующий выше по течению.

— Мира во всём мире я хочу. Но это к делу не относится. Верни Дагмаре бизнес. И забирай сына.

— А как же эти пошлости, вроде: «не вернёшь старухе бизнес — получишь сына по частям»? — язвительно спросил он. Вот и первые эмоции стали проявляться.

— Ты хочешь получить частями? — в моём же голосе оттенки исчезли. Мне разговор с самого начала не нравился, а тут и вовсе перестал. И шутить не было ни малейшего настроения. Он сбился с шага.

— Ты можешь убить человека, Дима? — ну что за бестактные вопросы? Или это от того, что на микрофоны и передатчики обыскали-прозвонили из нас двоих только меня одного?

— Мне не нравятся игры в вопросы, Стас. Мы говорим не обо мне, а о том, как выйти из неприятной ситуации с наименьшими потерями.

— Ты хочешь создать мне проблемы и угрожаешь потерями в моём городе? — он остановился, и ветер, как нанятый, распахнул и поднял полы его пальто. Под ним был безукоризненный костюм-тройка и белая рубашка с чёрным узким галстуком. Убийца-гробовщик с развевающимися чёрными крыльями смотрел на меня, не отрывая красных глаз.

«Дракула херова» — презрительно бросил внутренний скептик голосом Нины Усатовой из сериала «Next». Да, я смотрел и его. И ничуть не жалею. И едва сдержался, чтобы не фыркнуть в лицо могилёвскому носферату — очень уж удалась скептику его реплика.

— Я, Стас, не угрожаю, а предупреждаю, — спокойно начал я, проходя мимо не меняя темпа. Страшный и ужасный Мордухай проводил меня недоумевающим взглядом. — И проблем тебе создавать я не хочу. Но могу.

Чтобы не вынуждать его ускоряться и семенить за мной, догоняя, я остановился и прикурил. Он подошёл не спеша, и мы продолжили шагать вдоль Днепра дальше. Пару раз краем глаза замечал его внимательный взгляд искоса, словно он оценивал меня или пытался понять, не вру ли я.

— Какой ты видишь самый плохой расклад? — ну что за люди такие эти злодеи? Может, ему ещё сценарий с раскадровкой выдать?

— Смотря для кого. Для меня — ты станешь пробовать навредить моим близким. Хотя, это, пожалуй, для тебя хуже будет. Пробовал вон один не так давно. Мне потом его хозяин его же голову подарил и культурно извинился. Куда деть теперь — ума не приложу. Пока в подвал поставил, чтоб дети не пугались.

— Я слышал эту историю про Мурадова. Думал — байка, — лысый смотрел испытующе.

— Ага. Абдусалам тоже думал. Теперь не думает, — кивнул я.

— А второй вариант? — не унимался Мордухай.

— Второй вариант, где тебе ещё хуже? Или нормальный? — уточнил я.

— Давай оба, — предложил он. Тянул время? Но зачем?

Мы свернули вместе с Днепром, скрывшись от верхней части Могилёва за деревьями. За рекой виднелось какое-то длинное одноэтажное белое здание с неожиданным торцом двускатной голубой крыши «домиком» посередине.

— Держи оба, — кивнул и я. — Где ещё хуже — вы, Мордухаи, теряете всё, что копили годами и веками. Предприятия, деньги, власть. Некоторые — жизнь. Многие — свободу. И все — надежду на продолжение именно этой ветви рода.

Он чуть замедлил шаг, глядя на меня не мигая, а я продолжил, затянувшись и выдохнув дым, тут же подхваченный зябким ветерком с реки:

— Нормальный — вы возвращаете Коровиным то, что взяли в две тысячи пятом. Миша приезжает домой. Как-то так, — пожал я плечами.

— А если я сейчас прикажу тебя начать медленно резать? Прямо тут, на ветру? Ногти вырвут пассатижами, пальцы раздробят. И дочку ты больше по головке не погладишь никогда? — в этот раз обошлось без ветра и чёрных крыльев. Хватило и его голоса, в котором начало проскальзывать шелестящее безумие.

— Умрёшь первым, — бросил я, будто речь шла о чём-то вовсе незначительном. А сам вдруг моргнул, и, открыв глаза, понял, что снова вижу всю картинку целиком. И его людей вдоль дорожки на всем её протяжении. Их тут под сотню набралось, если не больше. Но видел я не только их.

— Как? — он словно не поверил услышанному. Наверное, так хамски и наплевательски с собственной смертью при нём ещё никто не общался. Ну так он и меня встретил впервые.

— Насмерть. Если повезёт, — тем же равнодушным тоном ответил я.

— Да кто ты такой⁈ — он всё-таки заорал. Хрипло, нервно, так, что дёрнулась ближайшая пара бойцов. Но осталась на месте. Пока.

— Внук божий — огонь под кожей, — предсказуемо ответил я. Он вдруг встал, как вкопанный, и вперился в меня своими красными глазами, начисто забыв моргать. А потом ссутулился, словно постарев разом лет на двадцать. Казалось, на лысом затылке на глазах проявлялись новые морщины.

— У нас есть семейное предание. Восемнадцатого, что ли, века. О том, что однажды придёт внук древнего рода с севера. Скажет эти слова. И мы все умрём. Знать о нём ты точно не мог. Кто твои предки, Волков?

— Давным-давно за две сотни вёрст отсюда жил князь, что великому Хорсу волком путь перерыскаше, как в «Слове о полку Игореве» сказано, — проговорил я.

— Так и написано у нас. «Не след вставать поперёк Всеславичей», — кивнул резко постаревший ночной хозяин города. — Говорят, тогда, в те годы, старая сильная ведьма нам на удачу ворожила. От всего обещала уберечь. Кроме Волков, которых, кажется, сама боялась больше смерти. Почему бы это? Странные дела творятся в мире, да? — содрогнувшись всем телом, спросил он. Продрог, наверное.

«А ты руку к нам протяни — сам у неё и спросишь тут же» — самонадеянно хмыкнул внутренний фаталист.

— Какие гарантии дашь, что Миша жив? — мы стояли на ветру, глядя друг другу в глаза. Какая там очередность принятия дурных новостей? Отрицание, гнев, торг? Вот, он, видимо, уже как раз на этом этапе.

— Моё слово. Ты отдаёшь — и тут же получаешь.

— Откуда ты только взялся такой, Волк… Ладно, это я так, риторически. Где и когда?

— Готовь бумаги. Как будут готовы — у Василя в «Корчме».

— Сегодня в семь вечера.