— Какие цифры с буквами? — удивлённо спросил он.

— Я точно не знаю, что они означают, просто запомнил. Вот джинсы: пятьсот один, двадцать девять и тридцать два. Мне пробовали объяснить, что это что-то, связанное с моделью, ростом и шириной, но я не понял, что к чему относится. Одежда выше пояса — летом «М», зимой «L». И всех делов-то.

— Действительно, несложно. Век живи, как говорится, — он придирчиво оглядел меня. И, видимо, остался доволен увиденным. — А теперь куда?

— А теперь мы пополним запасы белков, жиров и углеводов. Потому что нам ещё в краеведческий музей идти, а там натощак делать нечего — мозги быстро устанут.

Мы перекусили демократично, в забегаловке полковника Сандерса, оперативно набив животы чем-то вкусным, но вредным, и отчалили. Оказалось, что гостиница, где нам предстояло ночевать, была буквально в двух шагах. Заехали, я вселился, по-прежнему получая удовольствие от самого этого слова, и снова вышли на улицу. Дождик почти не ощущался, хотя по-прежнему моросил. Но плотные джинсы, утепленная куртка и шикарные непромокаемые скороходы делали жизнь значительно приятнее без оглядки на погоду.

Раджа довез нас до краеведческого музея, где мы провели полтора часа в обществе милейшей женщины, словно сошедшей с экрана, где показывали старый советский фильм. Звали её Ядвига Брониславовна. На ней было коричневое платье с кружевным воротником, судя по всему — самодельным. На плечах шаль, на груди — очки на цепочке. А на ногах — войлочные боты фасона «прощай, молодость», такие, с молнией наверху. Ничего подобного лет тридцать не видел. Но специалистом она была высококлассным. На сбивчивые вопросы двух неожиданных гостей совершенно пустого по буднему дню музея она нашла все ответы, да как! Мы с Лордом хором словили когнитивный диссонанс, когда получили какие-то архивные материалы по землям Волков-Ланевских в Могилевской губернии восемнадцатого века. Я запросил у служительницы музея листок бумаги с карандашом и принялся было схематично набрасывать план и основные ориентиры. Но Ядвига Брониславовна решительно пресекла весь мой слабохудожественный порыв на корню. Она подкатила к столу какую-то хреновину на колёсиках, навела на лист со старинной картой что-то типа перископной трубы и торжественно нажала несколько кнопок. Аппарат солидно погудел и выдал нам тёплый лист с хорошо читаемой копией. Мы едва не заапплодировали такому торжеству прогресса в этой юдоли древних тайн. С помощью чудо-машины и не менее чудесной женщины мы получили выписки из старинных описей и книг, рассказавших нам и про Волков, и про Ворон, и про Мордухаев. Новость про то, полная фамилия звучала: «Мордухай-Болтовские» насторожила нас с Лордом обоих. У меня перед глазами тут же предстала недавняя памятная метаморфоза задушевного колобка в товарища Колоба. Вряд ли в Белоруссии мало Болтовских, конечно. Но и не особенно много их — наверняка.

Ушлый Ланевский отскочил на пару минут, пока я слушал рассказы Ядвиги Брониславовны о славном прошлом могилёвщины, начиная, казалось, ещё от неандертальцев. Потрясающей эрудированности дама оказалась. Лорд вернулся с цветами и тортом, закрепив наши намечавшиеся взаимовыгодные отношения. Служительница музея мило смутилась, покраснела и пробовала отказаться от подарков. Но плохо она знала нас с Серёгой, мы и по отдельности могли быть крайне убедительными, а уж хором-то — без шансов. Условились, что сможем посещать архив при необходимости и заручились полной поддержкой его хозяйки. Она даже номер телефона нам дала, на случай, если у нас вдруг возникнут, как сама сказала «безотлагательные вопросы касательно истории родной земли и родов, населявших её». Мы раскланялись уже на крыльце, докуда чудесная женщина проводила нас. Да, определённо: пока есть такие искренние энтузиасты — любому делу ничего не грозит.

Я откинул задний борт Раджи, мы разложили на нем полученные от доброй хозяйки музея листки. На те, которые не хватило наших четырёх ладоней, положил лопатку — ветерок разгулялся. Путём синтеза, анализа и тыканья пальцем, что было более продуктивно, мы пришли к выводу, что поедем завтра на юго-восток, туда, где сходились владения, вотчины, уделы или как их правильно называли тогда, всех трёх родов. И между деревеньками Ланевичи, Благовичи и Темнолесье был небольшой аккуратненький островок леса. Почему-то нам обоим одновременно резко показалось, что бесстрашный путешественник Змицер должен найти покой именно там. Но это — завтра. Сегодня же ещё предстояло утопить раритетную историческую ценность в озере и встретиться после этого с Болтовским, как и договаривались. Хотя после историй музейной Ядвиги Брониславовны про семейные предания Мордухаев — не хотелось вовсе.

От краеведческого музея до озера добрались минут за двадцать пять. Можно было и быстрее, но мы с Серёгой специально «тошнили» в правом ряду, разглядывая с разинутыми ртами незнакомый город. Наверное, летом он красивее, но нам и осени хватило — причудливое сочетание истории нескольких эпох, разная архитектура и даже церкви разные, и православные, и католические. И добрые, улыбающиеся, несмотря на не самую удачную погоду, люди на улицах.

— В Москве если взрослого с улыбкой вижу, то точно уверен — либо соль, либо шмаль, либо что-то подобное, — хмуро пробурчал Лорд.

— Либо сумасшедший. Либо что-то спёр, и пока не поймали, — не менее хмуро поддержал я. Даже детей улыбающихся не смог навскидку вспомнить на улицах столицы. Детские площадки и магазины — не в счёт. Казалось, что злые и уставшие они выходят сразу из детских садиков, и дальше спешно следуют, не меняя выражения лиц, прямо в могилу. Бр-р-р.

— Видимо, радость, как и разум, имеет фиксированное значение на определённом пространстве, — вспомнил я позабавившую когда-то мысль. — А народ валит в большие города, как крысы под дудочку. Вот и размазывает Вселенная всё хорошее по ним тонким слоем. И с каждым новым человеком слой всё тоньше. Честное слово, сам заметил: где людей меньше — там они счастливее выглядят.

Я вспомнил богатыря Степана из-под Читы, и даже кивнул, согласившись сам с собой. А потом спросил, глянув на посерьезневшего Серёгу:

— Не боишься в семейную легенду-то лезть? Тут по-европейски суровые они, в Беларуси-то. Не такие, как русские народные сказки, конечно, но всё-таки.

— Боишься — не делай. Делаешь — не бойся, — задумчиво начал Ланевский.

— Не сделаешь — погибнешь, — закончили мысль потрясателя Земли и Небес мы одновременно, хором.

— Веришь, нет — но я прям спинным мозгом чувствую, что не просто должен, а обязан это сделать, — просто сказал он. Я кивнул. Дальше ехали молча.

Оставив Раджу возле какого-то здания со спинными плавниками или парусами на крыше, решили пройти вдоль берега и присмотреть лодочку. Судя по карте, вокруг озера располагались пляжи, значит, и лодки могли быть, хотя бы спасательные. Валютой местной я хотел было разжиться ещё в аэропорту, но бывший банкир на пальцах и доходчиво объяснил мне, почему именно он управляет моими деньгами. Потому что я ими по-прежнему совершенно пользоваться не умел. Кто ж в аэропортах меняет? Там же курс грабительский, на туристов рассчитан. Так что дензнаками меня снабдил он сам, вынув из внутреннего кармана пачку толщиной чуть более сантиметра. Так что решить полюбовно вопрос с арендой лодки я вполне мог. Пожалуй, и купить её, приди нужда. Но пришла не она.

Пройдя неторопливо метров триста вдоль берега по тротуару, вглядываясь направо сквозь деревья в песчаный пляж в поисках плавсредства, мы вдруг услышали слева женский плачущий крик. И обернулись мгновенно, рывком, по-волчьи, всем телом на звук, ещё не успевший закончиться.

Из парка через дорогу бежала тонкая фигурка. Тёмные волосы развевались за спиной, кроме тех, что налипли на мокрое лицо. С обеих сторон от неё из-за кустов и деревьев выскакивали на открытое пространство парни. Видимо, молодые, лет по двадцать. Они хохотали, орали и грязно шутили, пытаясь обложить девушку со всех сторон. А потом оттащить обратно за кусты. Тут один из них на бегу не то толкнул, не то пнул темноволосую, и она под общее восторженное гоготание свалилась на жухлую траву, не переставая судорожно плакать, как до смерти напуганный зверёк.