- Не шибко… – призналась Настя.

- Ну, на усвоение у тебя осталось минутки полторы, Николай Александрович. Если мы сейчас же отсюда не выберемся, кучерявые черти нас прирежут - ни за грош, от нечего делать. Так что уясни вот что: не шуми, не отставай, а если нас заметят - рви наверх, что есть мочи.

- Наверх?

- Ты меня слышал. Наверх. Кадавры, если раздухарятся, могут и по лестнице влезть, но с трудом и не так чтобы быстро. Коли видишь рядом подоконник, лесенку, да хоть выступ какой… не пасуй. Лезь наверх.

- А вдруг мы потеряем друг друга?

- Потеряем так потеряем, и тогда уж каждый за себя, дружок. Жизнь - штука тяжелая. Только умирать легко.

- А если мы просто разделимся?

- Лезь наверх. Как вскарабкаешься на крышу, дай о себе знать, и я приду, коли смогу. Поэтому заруби на носу: далеко от меня не отходить. Я не смогу тебя защитить, коли ты от всего будешь шарахаться как ошпаренный.

- А я и не думал ни от чего шарахаться, – проворчала Настя.

- Вот и славно, - сказал Хромой.

Из коридора вновь донеслись крики; кажется, они приближались. Прислушавшись, Настя разобрала два или три отдельных голоса, звеневшие от ярости и грозящие немедленным возмездием. На душе было тошно, как никогда: только что у неё на глазах и при её молчаливом участии умер человек. А она стояла в трех шагах и даже пальцем не пошевелила. Чем больше она об этом думала, тем гаже ей становилось. Мысли о городе, кишащем мертвецами, тоже не приносили радости.

Но, как ни крути, она уже влипла - и по самые уши. Пути назад нет. Собственно, у Насти не было ни малейшего представления, куда её занесло, - и выбраться из города самостоятельно она ни за что не сумела бы.

Выходит, ничего не оставалось, как двинуться вслед за Хромым, когда дверь отлипла от стены.

Её взору предстала улица - такая же недружелюбная и безрадостная, как и туннели под ней.

Настя с усердием исполняла указания Хромого: держалась поближе к нему и не делала шуму. Ничего сложного в этом не оказалось: на поверхности царила такая всеобъемлющая и тревожная тишина, что нарушать ее совсем не хотелось. Изредка в незримых небесах у них над головами хлопали крылья, но тут же уносились прочь. Настя в очередной раз задумалась, как же местным птицам удается выжить - как они дышат этой отравой, словно чистейшим весенним воздухом в погожий майский день.

Изводить Хромого вопросами было сейчас не время.

Оттого она хвостиком плелась за своим провожатым, старательно повторяя все его движения. Когда калека прильнул спиной к стене и мелкими шажками двинулся вдоль нее, Настя последовала его примеру. Когда тот затаил вдруг дыхание и обратился в слух, Настя поступила точно так же. Однако в маске такие трюки грозили удушьем: приходилось экономить на каждом глотке воздуха, но даже и это не помогло.

Там, где одежда слабо прилегала к телу - на запястьях, между рукавами и перчатками, и над воротником камзола, - кожа начала чесаться. Вовремя заметив, что Настя с ожесточением возит по шее перчаткой, Хромой покачал головой и шепнул:

- Перестань. Только хуже сделаешь.

Здания казались бесформенными грудами камней, наваленных друг на друга. Окна и двери были либо выломаны, либо заколочены и заделаны. Само собой напрашивался вывод, что в заколоченных домах более или менее безопасно; в случае необходимости можно будет поискать там убежище - надо лишь сообразить, как проникнуть внутрь. Но сказать было проще, чем сделать.

Хромой как-то упомянул, что тут повсюду припрятаны свечи. И вот Настя уже вынашивает планы, как бы от него улизнуть.

Когда она поняла, что именно этим сейчас и занимается, то немало удивилась. Она ведь больше никого не знала в этом городе. Не считая калеки, ему тут встретилось всего двое, но одного из них тот прикончил, а другая пыталась прикончить самого Хромого. Даже если провожатый честен с ней, шансы выжить у все равно пополам - так почему бы не взять дела в свои руки?

Тут ей опять вспомнился тот цыган, и содержимое желудка попросилось наружу. Усилием воли она заставила живот подчиниться.

Хромой сутулой иноходью семенил вперед, плечо его поникло. Дорогу он показывал тростью, в которой, как теперича было ясно, умещалась всего лишь пара зарядов. А что такое две пули против своры кадавров?

Не успела она подумать о них, как откуда - то поблизости донесся негромкий стон.

Оба застыли на месте.

Хромой судорожно завертел головой, высматривая путь к отступлению.

Следом послышался и второй стон, словно в ответ на первый. Вслед за ними послышались шаги – медленные, нерешительные.

Обернувшись, Хромой схватил Настю за лацканы, притянул к себе и тихо прошептал:

- Слушай меня внимательно: пару кварталов отсюда стоит высокая башня, белая такая. Залезаешь на второй этаж. Будет что мешать - сломай. - На одну долгую секунду калека закрыл глаза. Затем открыл и произнес: - А теперича давай деру.

Увы, Настя сейчас никому и ничего не могла дать. Грудь стянуло словно канатами, а ноги вдруг стали ватными.

Первым сорвался Хромой. Увечья увечьями, а бегать он умел. Только не тихо.

При первых же звуках топота стоны взмыли на высокую, визгливую ноту, и где - то в глубинах тумана начали сбиваться в стаю хладные тела. Силы стягивались. Охота начиналась.

Настя часто - часто задышала, пытаясь себя то ли успокоить, то ли раззадорить. Она бросила последний взгляд через плечо. Не увидев ничего, кроме ненасытной клубящейся мглы, собралась с духом и побежала.

Трещины в мостовой чередовались с кочками, причиняя огромные неудобства. Настя оступалась, спотыкался и падала на руки, что раз за разом, словно пара пружинок, тотчас же возвращали её на ноги.

А за спиной катилась шумливой волной орава кадавров.

Дабы не оглядываться, она глядела на кособокую фигуру Хромого, маячившую впереди и неуклонно набиравшую скорость; как это ему удавалось, Настя не представляла. Возможно, Хромой привык разгуливать в маске и не так уж от нее мучился. Или приврал, когда рассказывал о своих увечьях. Как бы то ни было, до белого строения, вынырнувшего неожиданно из желтой пелены, бежать оставалось всего ничего.

Туман разбивался о башню, словно прилив о скалу, затерянную посреди океана.

Вот Настя очутилась уже у ее подножия… и тут начались затруднения. Она понятия не имела, как попасть на второй этаж. Никаких лестниц - ни обычных, ни пожарных. Одни лишь высоченные бронзовые двери, потускневшие от времени и завешенные теперь цепями да заложенные бревнами.

Выставив перед собой ладони, Настя с разбегу налетела на стену башни и лишь так сумела остановиться. От удара руки, которым и так хорошо досталось, засаднили пуще прежнего, но она тут же кинулась ощупывать кладку между заколоченными окнами с затейливыми рамами.

Провожатого нигде не было видно.

- Хромой! - пискнула она, потому как от страха не могла ни кричать как следует, ни хранить молчание.

- Я здесь! - отозвался тот из тумана.

- Где?!

- Здесь, - прозвучало снова, и на сей раз куда громче: теперь калека стоял совсем рядом с ней. – Визжишь, как кисейная девка. Нам за угол, идем. Живей, они на подходе.

- Я их слышу. Они прут…

- …со всех сторон, - закончил за неё Хромой. - Так и есть. Чувствуешь?

Он подтолкнул руку Насти к какому-то карнизу.

– Да, – часто закивала Настя.

– Дуй наверх!

Зацепившись тростью, Хромой взобрался на карниз и полез по хитрой лестнице. Теперь Настя знала, где искать, и без труда ее разглядела: доски и прутья были вделаны прямо в стену.

Только вот подтянуться на выступ оказалось не таким простым делом. Ростом она была пониже калеки, уступала ему в силе и задыхалась от нехватки воздуха.

Вернувшись, Хромой сграбастал её за руку, втащил на карниз и развернул лицом к лестнице:

- Ты как у нас, быстро лазишь?

Вместо ответа, Настя ящеркой поползла по стене. Проверять каждую перекладину на прочность было некогда, авось выдержат. За ней пыхтел Хромой, уже далеко не так резво. Хотя на земле он справлялся более чем пристойно, на подъеме искалеченное бедро давало о себе знать, так что каждый его шажок сопровождался ругательствами и ворчанием.