Я поворачиваю ключ в замочной скважине, но дверь не заперта. Должно быть, в спешке я забыла запереть ее и просто захлопнула. Следует быть внимательнее.

Стрелка барометра застыла посередине между «бурей» и «дождем». Я поднимаюсь наверх, моя сумка лежит в спальне, но за секунду до того, как включить лампу, я понимаю: что-то не так. Дверь приоткрыта, и свет из коридора льется внутрь, выхватывая из темноты кусочек ковра и край кровати. Другая часть комнаты тонет во мраке. Я слышу негромкий выдох и вижу на границе света и тени какое-то движение. Кто-то со скрипом поднимается с кровати и делает шаг в мою сторону.

Первыми показываются его ноги в уродливых черных ботинках, далее – голубые джинсы и черная куртка. Я замираю. Его лицо по-прежнему в тени за дверью, но, кто бы этот человек ни был, я вижу, что его взгляд устремлен на меня. Его запавшие глаза горят пугающим огнем.

– Алекс.

Он произносит имя так, словно оно заключено в кавычки, и я понимаю, что меня засекли. Я пытаюсь отступить назад, прочь от него, но не могу. Я одеревенела от страха.

– Какого рожна?

– Не надо… – говорит он, делая шаг вперед. – Я тебя не обижу.

Шелестящий голос кажется мне смутно знакомым, но от ужаса мозг работает со скрипом, и я никак не могу сообразить, где я его слышала, кому он принадлежит. Я способна лишь тупо сжимать дверную ручку. И тут до меня доходит.

– Дэвид?

Звук собственного голоса выводит меня из оцепенения. Я нащупываю выключатель и щелкаю им. Я не ошиблась: Дэвид надвигается на меня, легко ступая, его рука в кармане. Еще миг, и он вытащит ее – блеснет лезвие или покажется веревка. А может, пистолет. Нужно действовать.

– Стой, где стоишь!

Мой окрик ошарашивает его. Он вытаскивает руку из кармана. В ней ничего нет.

– Не подходи!

– Я ничего тебе не сделаю, – уверяет он. – Просто позволь мне уйти.

Я понимаю, что он не знает, что сказать; он не поджидал меня здесь, я застукала его. Меня разбирает смех, хотя ничего забавного в этой ситуации нет. Мой страх переплавился во что-то другое. Я стою между Дэвидом и входной дверью, и, если придется бежать, у меня есть все шансы выскочить наружу.

– Что ты здесь делаешь?

– Ничего, я просто…

Я окидываю комнату быстрым взглядом. Все в том же виде, в каком я оставляла. Ящики комода не вывернуты, в моих вещах никто не рылся. Он не ожидал, что я так быстро вернусь. Я смотрю ему в глаза.

– Как ты попал в дом?

– Через дверь. Она была открыта. – Он делает несколько шагов в мою сторону. – Послушай, я просто хочу…

– Не подходи, я сказала. Ты меня понял?

Он стоит неподвижно. В ярком электрическом свете он кажется бледным и худым, еще суше, чем я его помню. Он производит впечатление человека нездорового – человека, живущего в аду и давно толком не спавшего. С такого расстояния я вижу его гладкую, отливающую синевой кожу, порезы от бритвы на подбородке. Мелькает мысль, что он выглядит практически как восковая фигура, но потом я смотрю на свою собственную руку и понимаю, что я не лучше.

– Я на твоей стороне, – произносит он негромко. – Но ты должна уехать, тебе нельзя здесь оставаться.

– Нет.

– Ради твоего же блага.

– Это угроза?

Его голова поникает, как будто он расстроен, что я могла подумать такое.

– Не надо было тебе сюда возвращаться.

В мозгу что-то пугающе щелкает – словно перед поездом, летящим на полном ходу, внезапно перевели стрелку и он помчался совершенно в другом направлении или в фильме резко сменился кадр. Так, значит, это правда. Он все знает. Он с самого начала все знал. Поэтому он здесь? Чтобы найти доказательства? Можно подумать, у меня хватило бы глупости привезти с собой что-то с моим прежним именем. Он знает меня, так что я тоже знала его в своей прошлой жизни. Но почему я не могу его вспомнить?

– Дэвид, я…

Слова застревают в горле. Он стискивает мой локоть. Плечо пронзает электрический разряд, и я морщусь, как от зубной боли.

– Зачем? Зачем ты притворяешься?

Я хватаю ртом воздух, но он весь куда-то делся. Мне удается вывернуться из пальцев Дэвида, но боль в локте не проходит.

– Оставь меня в покое!

Он снова протягивает ко мне руку, но на этот раз она застывает в воздухе.

– Ты же знаешь, что я на твоей стороне. Как всегда. – Он пытается коснуться моих волос. – А ты изменилась.

Я отталкиваю его руку.

– Ты же знаешь, я всегда приглядывал за тобой.

– Убери свои вонючие грабли!

– Пожалуйста…

Я силюсь говорить ровным тоном.

– Я тебя не знаю. Никогда раньше не встречала.

– Не ври. Со мной можешь не притворяться. Что с тобой произошло?

– Что?

– После того, как ты уехала. Что произошло?

Мотаю головой, и он снова протягивает руку:

– Это и правда ты.

Я реагирую автоматически, без раздумий – влепляю ему пощечину. Ладонь гудит.

Он отшатывается:

– Пожалуйста. Я ничего не слышал, ни слова. Я…

Это ты заманил меня сюда, думаю я, ты отправил Дэну ту открытку. Другого объяснения нет.

– Ты должна уехать. Сейчас же.

– Что ты делаешь с девочками? Говори, ублюдок. Говори, быстро!

Он дрожит и съеживается у меня на глазах, становясь меньше, окукливаясь, проваливаясь внутрь себя. Мне вспоминается Джеральдина, от сознания которой остался лишь еле теплящийся огонек. Дэвид сейчас, кажется, где-то далеко, как будто разговаривает с кем-то, видимым лишь ему.

– Мы поклялись друг другу никому об этом не говорить. Это был наш секрет.

– Дейзи, – говорю я, и внезапно меня охватывает неизвестно откуда взявшаяся уверенность. – Ты убил ее. Она была в твоем доме, ее видели.

– Нет!

Я лезу в карман за телефоном. Жаль, нет никакой возможности заснять все происходящее. Так, чтобы он не заметил.

А, к черту все. Я направляю телефон на него и нажимаю кнопку «Запись». Его рука взлетает к лицу, как будто он боится, что я пшикну ему в глаза слезоточивым газом.

– Перестань! Не надо!

– Давай колись. Ты убил ее!

Он замирает с широко раскрытыми глазами, как будто готов сделать признание. Но потом, похоже, передумывает.

– Ты же знаешь, что это неправда! – произносит он вместо этого. – Ты же знаешь, что не я ее убил! Дейзи…

– Что ты скрываешь?

Он пятится.

– Дейзи… Что с ней произошло? Кто ее столкнул?

– Никто. Ты сама знаешь. Поговори с Моникой. Она была там. Она все видела. Она все это видела. Ты же знаешь.

Хочется закатить ему оплеуху, заставить рассказать, почему он помнит меня, а я его нет, почему я разрываюсь между надеждой, что он на моей стороне, и желанием убить. А еще хочется попросить его никому не говорить, кто я такая. Я разжимаю кулак, потом сжимаю снова.

– Убирайся вон, – цежу я.

Собственные слова отдаются эхом в ушах, но я чувствую себя странно, нечеловечески спокойной, будто мной завладела какая-то неведомая сила. Точно робот, я безучастно стою и смотрю, как он, медленно кивнув, проходит мимо. На верхней ступеньке лестницы он останавливается и оборачивается.

– Пожалуйста, уезжай, – говорит он. – Пожалуйста. Если ты останешься, значит все было зря.

Я сижу в кресле: руки сжаты в кулаки, костяшки побелели. Дверь заперта на замок, но я все равно не свожу с нее глаз.

В окне сперва мелькает тень, потом возникает чье-то лицо. Я узнаю очки Гэвина.

– Алекс? Это я.

Поднимаюсь на негнущихся ногах и отпираю дверь. Не успев даже толком переступить через порог, он обнимает меня, – а может, это я хватаюсь за него.

– Чего он хотел?

«Сказать, что он знает, что я – Сэди», – мысленно отвечаю я, но произнести это вслух, разумеется, не могу.

– Думаю, именно он убил Дейзи, – говорю я вместо этого. – Я беспокоюсь за Элли. Она все отрицает, но он с ней встречается, я уверена.

– Но…

– Это еще не все. Он сказал, что Дейзи видели, когда она прыгала. Моника.

– Моника? Но как такое возможно, если он ее убил?