– Ни черта вы не знаете. Я не делаю девочкам ничего плохого, я им помогаю.

Кровь приливает к моим щекам. Я разражаюсь смехом. Не смогла удержаться.

– Помогаете им? Интересно как? Вы же знаете, что происходит на этих вечеринках!

– Нет, это не то, что вы думаете. Мальчики… Они отвозят их туда. И привозят обратно. Они приглядывают за ними.

– Вы сами-то в это верите?

Она выдерживает мой взгляд, но глаза у нее бегают, она похожа на испуганное животное в свете фар – как та овца на дороге за мгновение до того, как ее сбила машина.

– Это правда. Им нравятся вечеринки. Их никто не заставляет туда ходить.

– Они вам так говорят? Вы уверены, что у них вообще есть выбор?

Она молчит.

– Их там насилуют, Моника. Вы ведь это знаете?

– Им платят деньги.

– Деньги? За что?

– Они заводят мужчин. Фотографируются. Но дальше этого не идут. Если только…

– Если только?

– Не решат заняться сексом. Но это их собственный выбор! Я тут ни при чем…

Мое тело напрягается, и я чувствую, как меня с головой накрывает волна гнева.

– Вы в своем уме? Сколько им? Тринадцать? Четырнадцать?

– Но…

– Они дети! Это изнасилование, Моника, как бы вы ни пытались это выставить. Зои была беременна!

Она роняет голову, и я вижу свой шанс.

– Почему Сэди сбежала? Расскажите мне. Что она сделала?

– Нет.

Голос у нее дрожит, самую капельку.

– Расскажите, а не то, клянусь, я пойду в полицию, покажу им все видео, которые мне прислали, и…

– Прекратите!

Она с трудом сдерживается. Глаза у нее сверкают, она явно на грани.

– Она умерла!

– Что?

– Сэди умерла. Она умерла, ясно?

– Нет. Она жива.

Моника не обращает на меня внимания. Силы покинули ее, и она вздыхает. Это судорожный и протяжный вздох, от которого она словно бы даже становится меньше.

– Это правда. Все до единого слова правда. Она умерла и похоронена. Она умерла, а потом и Дейзи покончила с собой.

Моника произносит слова практически шепотом. Я едва ее слышу, но все равно говорю:

– Нет.

Качаю головой, но я и сама иду ко дну, тону в накатывающих волнах. Нужно сохранить свой секрет. Он ни в коем случае не должен выплыть наружу. Но потом вмешивается другой голос, громкий и настойчивый. «Какой смысл скрывать? – нашептывает он. – Гэвин все равно все знает».

– Вы не понимаете.

– Чего я не понимаю?

Я больше не могу держать это в себе.

– Сэди не умерла.

– Что?

Я уже не могу остановиться. Знаю, что надо, но не могу. И, прежде чем успеваю успокоиться, бухаю:

– Сэди не могла умереть. Я Сэди.

Мне удалось пробить броню. Вид у нее потрясенный. На сей раз недоверие на ее лице абсолютно искреннее.

– Это правда, – шепчу я. – Я и есть Сэди. Я поменяла имя.

– Нет, – произносит она, резко поднимаясь на ноги.

Пепельница соскальзывает с ее колен и летит на пол, рассыпая искры во все стороны. Моника наклоняется вперед и смотрит на меня с любопытством.

– Это правда, – повторяю я. – Поэтому я и вернулась.

– Нет.

– Дейзи была моей подругой. Я просто хочу понять, что произошло.

– Сэди?

– Да.

– Сэди Дэвис?

– Да. Я сбежала. Я похудела, сделала пластическую операцию. Хотела начать все с чистого листа.

Она гладит меня по щеке. Ее прикосновение, хотя и ласковое, ощущается как ожог.

– Но…

– Что со мной произошло?

– А вы сами разве не знаете?

Сердце заходится стуком. Нет, думаю я. Нет! Все завязано на этом, а я не могу вспомнить. В комнате вдруг резко становится нечем дышать, она начинает кружиться перед глазами, и я чувствую, как вся кровь отливает у меня от лица.

– Вам нехорошо?

Она прижимает вторую руку к моей щеке, так что мое лицо оказывается в ее ладонях. Ласковое выражение в ее глазах становится для меня последней соломинкой, и я начинаю плакать.

– Я все время вспоминаю всякое… точно не знаю… кажется, со мной случилось что-то плохое, но я не помню, что именно. Я вытеснила это из памяти.

Она ничего не говорит. Приходится спросить напрямую.

– Почему Дейзи исчезла на самом деле?

И снова молчание.

– Это все из-за меня? Из-за какого-то моего поступка? Что-то серьезное я бы наверняка вспомнила. Пожалуйста, помогите мне найти ее.

Она вздыхает и вскидывает на меня горящие глаза. Ее взгляд прожигает меня насквозь, до самого нутра.

– Я не могу.

– Почему?

– Не могу объяснить. Я просто… Не могу.

– Тогда хотя бы не говорите никому больше, ладно? – прошу я. – Про то, кто я такая. Никто не должен знать.

Некоторое время она внимательно смотрит на меня, потом ее лицо смягчается.

– Не скажу. Обещаю.

Я благодарю ее и поднимаюсь на ноги. Я думала, она мне поможет, но теперь знаю, что она не в силах. И никто не в силах. Я утираю слезы. Остается рассчитывать только на себя.

Блафф-хаус полностью погружен в темноту, как и несколько часов назад, когда я уходила. Трейлер потушили; пожарные, которых я вызвала анонимно, судя по всему, уже уехали. Улицы пустынны, вокруг «Корабля» безлюдно и тихо. Лишь размытые пятна фонарей слабо светятся в темноте.

Я должна это сделать. Я не могу пройти по Слейт-роуд, низко опустив голову, сесть в машину, на развилке повернуть налево, а не направо и гнать всю дорогу до дома, выжав до упора педаль газа. К утру я уже была бы в своей квартирке, с мирно посапывающей соседкой и горой немытой посуды в раковине. Я не могу вернуться без фильма, хотя теперь даже фильм не имеет значения. Я должна выяснить правду. Разорвать порочный круг.

Снова идет снег. Снежинки танцуют в воздухе и тают, не успев приземлиться на мои волосы и лицо. Я запрокидываю голову, смотрю на облака, и кажется, они несутся мне навстречу – или я мчусь сквозь них прямо в космос. Я чувствую ее взгляд, она внимательно наблюдает за мной. Она знает, что я здесь.

Негромко стучу в дверь. На языке крутится заранее заготовленное извинение. Я умолю ее рассказать мне правду о том, что произошло, позволить мне все исправить. Я готова сделать все, что она скажет.

Но дверь никто не открывает, и я стучу снова, и снова, и снова, пока не понимаю, что открывать она не собирается. Тогда я разворачиваюсь и осторожно подхожу к краю обрыва, растерянная и сбитая с толку. Там я устраиваюсь на большом валуне и сижу, глядя на море, как будто волны могут подсказать, что делать.

В кармане вибрирует телефон. Это Гэвин.

– Ты где?

– На Скалах.

– Что ты там делаешь?!

Поколебавшись, я все же рассказываю ему.

– Я знаю, ты не поверишь, но Дейзи вышла на связь. Я должна была встретиться с ней в Блафф-хаусе.

– И?

– Ее тут нет.

– Не могу сказать, что я удивлен, – говорит он. – Мне удалось вернуть к жизни твою камеру. На пленке было одно видео. Сейчас я тебе его отправлю.

– Что там?

– Посмотри. Посмотри немедленно.

Я нажимаю отбой, и в следующее мгновение на телефон приходит сообщение. Включаю воспроизведение, чувствуя, как мой желудок скручивается в узел. На экранчике появляются Скалы, то самое место, где я сейчас сижу. Дело происходит ночью, но вокруг довольно светло, на небе висит полная луна; она бликует в мерцающей воде, серебрит глубины. Съемка ведется с высокой точки, как будто с воздуха. Но это, разумеется, не так. Видео снято из дома Дэвида, со второго этажа. Вероятнее всего, из его спальни. Слышатся первые такты песенки, которую негромко напевает себе под нос снимающий. Судя по всему, это Дэвид. Больше некому.

«Дей-зи, Дей-зи, скорей мне дай ответ…»

Камера перемещается ниже; в самом низу кадра появляется девушка, идущая по дорожке от дома. На ней короткая черная куртка, синие джинсы и белые кроссовки. Ее волосы неистово развеваются на ветру, как будто хотят улететь или задушить ее. Голова низко опущена. Она сходит с дорожки на траву и приближается к краю обрыва. Она не останавливается. И не смотрит по сторонам.