– Не мог же я бросить вас в безвыходном положении. – Он наклоняется ко мне, совсем слегка. – Вы не замерзли? Надеюсь, вы ждали внутри?
Я пропускаю его вопросы мимо ушей:
– Поехали?
Мы едем по парковке. На выезде он сворачивает налево, в направлении Блэквуд-Бей. Я вижу, что его прямо-таки распирает от желания поинтересоваться, что я делала в доме престарелых, и точно: не проходит и минуты, как он, деликатно кашлянув, спрашивает:
– Вы навещали мать Дейзи?
– Да. Хотела узнать, что она думает.
– И?..
– Ну, – вздыхаю я, – с головой у нее совсем беда. Но она настаивала, что Дейзи не совершала самоубийства.
– Она не единственная, кто так считает. Я уже говорил.
– А кто еще?
– Да много кто. Женщина, которая держит гостевой дом, где я жил, когда только сюда приехал. Она сказала, когда Дейзи только признали мертвой, ходило много толков, но потом все как-то улеглось… – Он замолкает. – Но если уж родная мать утверждает, что она этого не делала…
– Знаю. Но она совершенно не в себе.
– Так вы ей верите? Что, по ее мнению, произошло?
– Не поймешь, – пожимаю плечами я. – Она твердила только, что «они убили ее».
– «Они»?
– Ничего больше она не вспомнила. И про записку говорила как-то не очень твердо. И еще сказала, будто кто-то видел, как Дейзи прыгнула, но она этому не верит. И кто это был, тоже не помнит.
Я устремляю взгляд в окно.
– Да, не помешало бы узнать, кто у нас такой наблюдательный, – говорит Гэвин. – Если хотите, я могу поспрашивать. Вдруг получится что-нибудь выяснить?
– Зачем вам это?
– Не знаю. – Он пожимает плечами. – Хочу помочь.
Я улыбаюсь. Первая мысль – отказаться, но, наверное, помощь мне все-таки не помешает. Он знает местных, знает, кого расспросить.
– Ну ладно. – Я некоторое время молчу. – Она говорит, Дэвид из Блафф-хауса ни при чем.
– А почему вы решили иначе?
– Ну, на эту мысль меня навел разговор с Софи из тату-салона. Она думает, что Зои могла знать Дэвида. Как полагаете, ее родители согласятся со мной побеседовать?
– Родители Зои? – Гэвин качает головой. – Очень сомневаюсь. Честно говоря, я бы их не трогал. По слухам, они не любят, когда им напоминают о случившемся.
– Можно подумать, они когда-нибудь об этом забудут.
– Вы же понимаете, что я имею в виду. – Он о чем-то раздумывает. – Слышали про Сэди Дэвис?
На мгновение у меня перехватывает дыхание. К счастью, он, кажется, ничего не заметил.
– О подружке Дейзи?
– Да. Она пропала прямо перед тем, как Дейзи покончила с собой.
Нет, думаю я. Неверная хронология. Это я помню. Первой была Дейзи. Я вижу себя в прошлом, хотя сейчас это воспринимается как сон. Я сижу на полу в какой-то комнате; тут же лежит голый матрас, пахнет чем-то странным. Я прижимаю к груди колени скрещенных ног, обхватив их руками. Из глаз текут слезы, потому что Дейзи больше нет и я ничем не смогла ей помочь.
Гэвин снова осторожно кашляет.
– А Сэди тоже была знакома с Дэвидом? – спрашивает он.
Я смотрю на свои руки. Они поглаживают друг друга как заведенные. Усилием воли заставляю их замереть.
– Нет, – говорю я.
Хоть в этом я уверена.
Я устремляю взгляд на безоблачное звездное небо, которое на глазах превращается из темно-синего в черное. В вышине проносится огонек, слишком быстрый для самолета. Метеор, наверное, падающая звезда. Мне вспоминается Лондон. Ночуя на улицах, я устраивалась где-нибудь в дверном проеме, рядом с выходным отверстием вентиляционной шахты, если удавалось его найти, и смотрела на небо. Выглядывала звезды. Обычно их скрывали облака, а если и нет, то воздух был слишком грязным, а городские огни слишком яркими, но мне становилось легче при одной мысли о том, что где-то там, далеко, есть звезды. Она непостижимым образом отгоняла на время голод и отчаяние. И одиночество.
– Возможно, Зои вообще никак с ними двумя не связана, – замечает Гэвин. – Она была не из тех, кто сбегает из дома. А Сэди и Дейзи…
– Что? Они были из тех?
– Ну вот про Дейзи, например, ходили слухи, что она, ну, в общем…
Некоторое время он смущенно ерзает на сиденье, потом делает глубокий вдох, как человек, который собирается броситься грудью на нож.
– Она спала со всеми подряд.
– Что?!
У меня вырывается смешок, хотя я признательна, что он, по крайней мере, испытывал неловкость, произнося это вслух.
– Ей было всего пятнадцать!
Гэвин весь как-то съеживается:
– Не судите меня строго. Я просто повторяю то, что говорили люди.
– Кто? Кто это говорил?
– Ох, ну вы же понимаете. – Он снова принимается ерзать на кресле. – Люди.
Я ничего не отвечаю. Нужно выпустить пар, иначе меня разорвет. Мне вспоминается, как одна из девушек, которых я снимала в «Черной зиме», рассказывала, как в социальной службе ей сказали, что она шлюха и сама во всем виновата. Ей тогда было тринадцать.
Но сейчас не стоит затевать этот спор. Не хочу вот так с ходу ссориться с новым другом.
Я задумываюсь над этим словом. А друг ли он?
– Вы смотрели последние ролики?
– Да, пару посмотрел.
– Видели то, в котором две девушки едят чипсы?
– Кэт и Элли. Да.
– И?.. Они же там курят косяк! Софи говорит, здесь весь молодняк это делает.
– Потому-то я и веду киноклуб, – смеется Гэвин.
Я мнусь, не зная, на что решиться. Кажется, он не лукавит, по крайней мере в этом, но я по-прежнему не понимаю, насколько ему можно доверять и стоит ли открывать ему душу. Очень не хочется показаться ненормальной, одержимой теорией заговора, которой надо во что бы то ни стало раздуть интерес к своему фильму, но я решаюсь.
– Джеральдина сказала еще кое-что, – произношу я наконец. – Она считает, что ничего не закончилось.
Тогда
15
Дневник Алекс, 29 июня 2011 года
Рассчитывать надо только на себя. Доверять нельзя никому, я поняла это после того, что случилось сегодня.
Меня тошнит при одной мысли об этом, но я попытаюсь записать все по порядку. Итак, мы собирались ехать в Дил – вдруг это подстегнуло бы мою память и я вспомнила бы, что там делала. Это предложил Эйдан, и доктор Олсен сказала, что решать мне, но если я поеду, нужно обязательно взять кого-нибудь с собой и предупредить ее. Но я не стала. Чем бы она мне помогла? Поехала бы с нами?
Мы наскребли денег и сели в автобус до автовокзала. Всю дорогу Эйдан говорил, как он хочет встретить кого-нибудь, кто заботился бы о нем, а потом спросил, какие планы на жизнь у меня. Сейчас, после всего, что стряслось сегодня, это кажется диким, но я вдруг поняла, что не особенно задумывалась о будущем, потому что была одержима прошлым и попытками выяснить, что же со мной произошло в Блэквуд-Бей и здесь, в Лондоне, что заставило меня бежать.
Короче, я сказала, что раньше хотела стать ветеринаром или врачом, и он посоветовал мне озаботиться сдачей экзаменов, доктор Олсен должна знать, каких именно, можно поговорить с ней на эту тему.
Когда мы доехали до вокзала Виктория, район мне показался знакомым, а когда автобус выехал на главную улицу, возникло стойкое ощущение, что и здесь я уже бывала. На автовокзале в нос немедленно ударила вонь автобусных выхлопов и фастфуда, а увидев указатель туалетов (вниз по лестнице), я поняла, что в точности знаю, как они выглядят. Воспоминания вдруг всплыли в голове сами собой: я покупала там наркотики, я постоянно ошивалась в этом месте.
Пришел Эйдан с билетами, но я не могла сейчас ехать в Дил, я практически вплотную приблизилась к ответу на вопрос, кем была прежде. Он двинулся следом за мной к выходу. Снаружи одна сторона улицы была заставлена дорогущими машинами, «бентли» и прочими в том же роде, а другая, судя по всему, застроена социальным жильем. Мы очутились перед входом в итальянский ресторан, расположенный по соседству с собачьей парикмахерской. Их разделяли железные ворота, за которыми скрывался вход в жилой подъезд в три или четыре этажа. На панели домофона виднелись кнопки с номерами квартир, и я, даже не раздумывая, нажала кнопку с номером тридцать два. Сердце у меня колотилось как сумасшедшее, но когда дверь открылась, я двинулась вверх по лестнице, и Эйдан последовал за мной, хотя всю дорогу спрашивал, уверена ли я, что это хорошая идея. Дверь тридцать второй квартиры оказалась приоткрыта, а изнутри доносилась музыка. Оттуда тянуло табачным дымом и травкой, но мы все равно вошли внутрь. Это было отвратительно: пожелтевшие облупленные стены, всюду мусор. От двери я заметила спальню с засаленным, в пятнах, голым матрасом на полу и омерзительно грязную кухню, а в дальней комнате в конце коридора виднелся раскладной стол с разбросанными по нему наркотиками, пластиковыми бутылками, пакетиками с каким-то порошком и кухонными весами.