– К тому времени, когда Дейзи не стало, вы переставили свой трейлер к Дэвиду?

Джеральдина мнется. Вид у нее озадаченный, как будто она забыла, что ее дочери нет в живых. Но потом в ее мозгу что-то в очередной раз замыкает, вспыхивает новый синапс. Она тепло улыбается:

– Как у него дела?

– Почему вы к нему переехали?

– Он был нашим другом. Как у него дела?

– Вашим другом? Или другом Дейзи?

Она смотрит на меня с таким видом, будто я спросила заведомую глупость.

– Вы ему доверяли?

– Конечно доверяла.

– И в отношении Дейзи тоже? Вы не боялись, что между ними может что-то быть?

– Да ничего между ними не было. Он вел себя достойно. По отношению к нам обеим. – В ее глазах загорается решимость. – Заруби себе это на носу. Это не он их обижал.

– Дейзи кто-то обидел?

– Да.

– Вы сказали «их». Кто еще пострадал?

Судя по всему, она меня не слышит. Из коридора доносятся приближающиеся шаги, и я вспоминаю про установленную на комоде включенную камеру.

Я наклоняюсь к Джеральдине:

– Кто-то так страшно ее обидел, что она… покончила с собой?

Женщина вскидывает голову:

– Она никогда бы так не поступила. Она была сильная.

Ее глаза потухают.

– Она же вроде оставила записку? Вы ее не сохранили?

Джеральдина ничего не отвечает. Я повторяю вопрос, и на этот раз она горько смеется:

– Записку…

– Ее подбросили?

Она мямлит что-то невразумительное, как будто разговаривает сама с собой, споря с голосами в голове.

– Джеральдина?

– Говорят, ее даже кто-то видел, – смеется она с таким видом, как будто это полный бред.

– Видел, как она прыгала, – уточняю я. – Кто?

– Да только все это вранье.

– Кто ее видел? Где сейчас записка?

– Они ее забрали. Но там все неправда, – печально бормочет она себе под нос. – Я знаю. Я чувствую.

В комнате повисает молчание. Где-то в коридоре открывается и закрывается дверь. Слышатся голоса. Тот, кто шел сюда, судя по всему, где-то задержался. Мне хочется встать и уйти прочь, не оглядываясь, но в то же время хочется остаться с ней. Или забрать с собой, заботиться о ней, попытаться вернуть ей дочь.

Но как это сделать? Я присаживаюсь на кровать рядом с Джеральдиной. На мгновение даже кажется, что это самый обычный визит, что я пришла сюда с цветами и ее любимым тортиком, чтобы просто подержать ее за руку, поболтать и прокатить на машине.

Но это не так. И как вообще такое возможно?

Внезапно она вскидывает голову:

– Бедная Сэди…

Имя оглушает меня, точно гром. Земля уходит из-под ног.

– Сэди? – шепчу я. – А что с ней случилось?

Молчание. Меня тут как будто и нет, я словно ничего и не говорила. Краткие просветления чередуются с затмениями, она будто бы выныривает на поверхность перед тем, как снова провалиться в черный омут. Она отводит взгляд и смотрит в пол. Голова падает, но когда она вновь ее вскидывает, глаза мечутся, точно мальки в воде.

– Бедная девочка. Доведется же пережить такое. Говорят, она оставила записку. Ты знала об этом?

– Что?

Не было никакой записки. Я бы ее помнила.

– Ее мама мне рассказывала.

– Мама Сэди? – переспрашиваю я, пытаясь не выдать ни своего раздражения, ни своего отчаяния.

У нее в голове все перепуталось. Вспоминает то, чего не было, не иначе. Интересно, можно ли верить хоть одному ее слову. Я уже готова сдаться, развернуться и выключить камеру, но что-то меня останавливает. Я не могу. Я должна докопаться до правды, по крайней мере в этом вопросе.

– Где она? – спрашиваю я. – Что случилось с мамой после исчезновения Сэди?

Молчание. Я снова кладу ладонь ей на локоть, и она внимательно на нее смотрит.

– Они подружки были неразлейвода.

– Кто? Дейзи и Сэди?

– Что у тебя с рукой?

Ее взгляд устремлен на мой шрам.

Я ничего не отвечаю. Не хочу рассказывать, что со мной произошло, но она с неожиданными проворством и силой завладевает моей рукой.

– Ты бы показала его врачу.

Я отдергиваю руку.

– Расскажите мне о Сэди. Вы сказали, она тоже оставила записку?

– Они убили ее.

– Дейзи? Они ее убили?

Она складывает руки на коленях и устремляет взгляд в окно. Там ничего нет, просто серая квадратная дыра в стене, за которой, точно пепел, серебрятся в гаснущем свете зимнего дня снежинки.

– Джеральдина?

И снова голоса. Потом в дверь стучат.

– Джеральдина? – словно эхо доносится из коридора чей-то голос. – У вас все в порядке?

Я оглядываюсь на дверь, но прежде чем успеваю что-либо ответить, Джеральдина вновь стискивает мою руку. Лицо ее искажено болью. Я чувствую себя последней скотиной, что мучаю ее, что заставляю заглянуть в потаенные закоулки памяти.

– Она тут, моя Дейзи.

Ее взгляд упирается в некую точку повыше моего плеча.

– Тут?

Я оборачиваюсь. На пороге стоит женщина, темноволосая, в светло-зеленом халате. Наверное, она похожа на Дейзи, или так Дейзи могла бы выглядеть сейчас.

– Джеральдина?

Женщина переводит взгляд с нее на меня. Потом замечает камеру, явно направленную на нас двоих.

– Мисс?

Внезапно я ощущаю на своем локте еще одну руку. Пальцы медсестры сжимаются железной хваткой.

– Мисс, я думаю, вы ее расстраиваете.

Я сбрасываю с себя руку, но уже слишком поздно. Джеральдина ускользнула от меня окончательно и бесповоротно. Она сидит, уткнувшись в телевизор, не замечая, что он давно выключен.

– Я как раз собиралась уходить, – говорю я.

И уже протягиваю Джеральдине на прощание все еще трясущуюся кисть, как меня вдруг охватывает желание сделать нечто большее, обнять ее. Я совершенно убеждена, что мы никогда больше не увидимся, и это меня ужасно огорчает. Я поддаюсь порыву – обнимаю ее, и, хотя сначала мне кажется, что она отшатнется, этого не происходит. Некоторое время она сидит неподвижно, а потом вдруг подается ко мне, обвивает руками мою спину и крепко прижимает к себе. Мы сливаемся друг с другом. Она шепчет мне на ухо, тоненько и отчаянно:

– Пожалуйста…

– Что?

– Это прекратилось?

– Что именно?

– Девочки. Ты должна помочь им.

– Кому? – не понимаю я. – Каким девочкам?

– Помоги им. Пожалуйста.

Мне вспоминается Кэт. И ее подружка, Элли.

– Кому – им? Что случилось?

Она глядит на меня с непроницаемым выражением.

– Мисс! – произносит за спиной голос, на этот раз строго.

Я смотрю Джеральдине в глаза, но они уже потускнели. Я опять обнимаю ее. Это все, что я могу сделать.

– Мне пора идти. Простите.

– Тогда приезжай ко мне еще.

– Обязательно, – говорю я, поднимаясь.

Мне ужасно стыдно за это вранье, но что еще я могу сказать? Она с облегчением прикрывает глаза.

– Дейзи… – бормочет она, но язык уже заплетается; она снова ускользает, зависая где-то между прошлым и настоящим, между чистым вымыслом и ложной памятью.

– Не бросай меня здесь, – просит она, и на мгновение мне больше всего на свете хочется, чтобы я могла пообещать ей, что не брошу.

Двери с шипением разъезжаются, мое такси уехало. На дорожке пусто, если не считать одинокой машины у входа. Внутри смутно различим чей-то силуэт, и у меня возникает ощущение, что кто-то наблюдает за выходом, поджидая, когда я появлюсь. Я озираюсь в поисках парковки, и тут дорогу расчерчивает свет фар загадочной машины. Дав задний ход, она разворачивается, и передо мной на миг мелькает профиль человека за рулем. Внезапно меня охватывает странная уверенность, что это Дэвид, но по мере того, как машина удаляется, она уступает место сомнениям. Да никто за мной не следит, убеждаю я себя. Это совпадение, и ничего более, еще один посетитель, спешащий куда-то по своим делам. У меня просто разыгралась паранойя.

Я возвращаюсь в вестибюль и оттуда звоню Гэвину. Он приезжает через двадцать минут.

– Вы мой ангел-хранитель, – выдыхаю я, забираясь в машину, и он смеется.