«Она вернулась. Я с этим разберусь. Я же никогда тебя не подводила».

Они говорили о Сэди. Обо мне. Они намерены со мной «разобраться». С моей стороны было очень глупо сюда приехать и начать копать. Мне грозит опасность. Может, позвонить Гэвину и попросить о помощи? Но что он сделает? Он до сих пор тут чужой и тоже не слишком далеко продвинулся в своем расследовании. Брайан? Он общается с Моникой, но, может, это удастся обратить нам на благо – мне на благо, – к тому же он точно не откажет, когда узнает, что происходит с девушками.

Я спешу к лодочному спуску в надежде, что он занимается там своим катером. Но Брайана нет, все будто вымерли. Я направляюсь в «Корабль» и захожу внутрь. Молодая женщина, чье лицо мне незнакомо, в одиночестве стоит за барной стойкой.

– Привет, – здоровается она.

– А где все?

– На службе, – говорит женщина таким тоном, будто я обязана сама знать.

– На какой службе?

– На рождественской. В церкви Святого Юлиана. Все сейчас там.

Ну разумеется. Юлиан. Видимо, Моника как раз собиралась туда, и, возможно, Брайан тоже там будет. Я спрашиваю, во сколько начнется служба, и барменша бросает взгляд на часы.

– Скоро. Часа в четыре, думаю. Заказывать что-нибудь будете?

Я качаю головой и поясняю, что передумала. Выхожу из паба, торопливо иду по Слейт-роуд на парковку и сажусь в машину. Скорее всего, служба будет именно там. В той церкви, рядом с которой похоронена моя мать, там, где я бы с радостью никогда больше не появлялась.

Когда я сворачиваю на дорогу, ведущую к церкви Святого Юлиана, уже почти темно. На парковке столько машин, что приходится остановиться, слегка не доезжая до места. Остаток пути я бегу, глядя прямо перед собой; на могилу матери я даже не смотрю. В нефе старой церкви никого нет, и звук моих шагов эхом отражается от холодных каменных плит пола. Несмотря на свечи, оранжевые огоньки которых трепещут в полутьме, и на забитую машинами парковку, на мгновение меня охватывают сомнения, а не ошиблась ли я церковью, но тут слышатся оживленные голоса и смех. Я прохожу чуть дальше и обнаруживаю дверь, а за ней помещение поменьше. В отличие от нефа, оно ярко освещено и заполнено народом. В углу стоит наряженная елка. Тут и дети, и взрослые; большинство лиц мне незнакомы, но я вижу среди них Лиз с Беверли и Монику тоже – она как раз снимает пальто. Некоторое время я в нерешительности мнусь на пороге, потом замечаю в дальнем углу Гэвина и вхожу. Тут же меня засекает Брайан и машет рукой. Я машу в ответ, но продолжаю пробираться к Гэвину.

– Все в порядке?

Я качаю головой. К нам приближается Брайан.

– Потом поговорим.

– Что случилось? – тревожится он. – В чем дело?

– Не сейчас, – бормочу я. – Потом.

Он понижает голос:

– Ты меня пугаешь.

Я кошусь на Монику:

– Просто… Просто не могу сейчас говорить.

Подходит Брайан.

– Как дела? – весело спрашивает он.

В одной руке у него сладкий рождественский пирожок, в другой – пластиковый стаканчик.

– Будешь? Это глинтвейн. То есть как бы глинтвейн, безалкогольный.

– Нет, спасибо. – Я поворачиваюсь к Гэвину. – Я найду тебя, ладно?

Брайан провожает Гэвина взглядом. По его лицу пробегает странное выражение. Ревность?

– Как дела?

– Нормально, – говорит он. – Попробуй пирожок, очень вкусно.

Он протягивает мне рождественский пирожок на картонной тарелке. Они явно самодельные; песочное тесто крошится под пальцами, не успеваю я взять его в руку. Брайан понижает голос:

– Моника сказала тебе про записку от Дэвида?

– Это еще не все, – кивнув, шепчу я. – Ты не против выйти за дверь?

Он хмурит брови, но ведет меня к выходу. По пути он останавливается переговорить с каким-то парнем, и тот со смехом хлопает его по руке, прежде чем отпустить. Гэвин провожает нас взглядом и, хотя я слегка киваю ему, не улыбается в ответ. Я оставляю тарелку с пирожком на столе у двери, и мы вместе выходим в неф.

– Давай присядем, – предлагает он, направляясь к первому ряду скамей. – Все равно служба скоро начнется.

– Не здесь, – говорю я. – Пойдем подальше.

Мы выбираем пятый ряд и садимся. Скамья скрипит, и я чувствую тот особый затхлый запах, который стоит во всех церквях. Дверь в боковое помещение захлопывается, и мы оказываемся в гулкой тишине.

Я стараюсь говорить очень тихо, но собственный шепот кажется мне ревом.

– Это Моника.

– Что – Моника?

– Она снабжает девочек выпивкой. И наркотиками. Я уверена. Хуже того, я думаю, она…

Я запинаюсь. Брайан поворачивается ко мне. Оранжевый отсвет свечей играет на его лице.

Пытаюсь подобрать слово.

– …она использует девочек.

– Нет, – горячо возражает он, качая головой. – Не может этого быть. Только не Моника.

Дверь в боковое помещение открывается, и входит викарий, молодой лысеющий мужчина в черном облачении. Он со смехом останавливается, чтобы пропустить вперед женщину. Следом показывается мужчина, двое детей, а потом, прямо как по заказу, Моника собственной персоной.

Брайан наклоняется к самому моему уху:

– Это… Это попросту невозможно.

– Думаешь?

Моника обводит неф взглядом. Заметив нас, она взмахивает рукой. Надо было сесть в последних рядах. Не хочу, чтобы она подходила, но она направляется прямиком к нам.

Брайан вздыхает, глядя, как она приближается. Все остальные тоже рассаживаются по местам. Какая-то пара опускается на скамью прямо перед нами.

– Послушай, я знаю ее лучше других. Мы встречались. Очень давно. Она не стала бы этого делать.

Я смотрю на Монику. Они встречались? В глубине души это для меня не новость, и я в очередной раз задаюсь вопросом: может, раньше я знала их обоих, просто не помню?

– Ты в курсе, что именно она помогла мне слезть с наркотиков?

– Люди меняются, – пожимаю я плечами.

Моника уже поравнялась с нами. Я выдавливаю из себя улыбку, но она, похоже, в последний момент передумывает садиться рядом. Она машет нам обоим и одними губами произносит:

– Увидимся позже.

Брайан машет в ответ и, когда она уходит к задним рядам, вновь поворачивается ко мне:

– Только не она. Я просто не могу в это поверить.

Мимо нас протискивается молодая пара, волоча за собой ребенка.

– Если бы не она, меня бы уже в живых не было. Это она меня вытащила.

– Она любила тебя.

Люди все прибывают, хотя поток изрядно поредел. Кажется, сейчас начнется служба.

– Дело не только в этом. Просто она хороший человек.

– Почему тогда вы расстались? Что произошло?

– Наверное, меня просто больше не надо было спасать. Оказалось, наши отношения держались исключительно на этом.

Викарий на амвоне откашливается.

– Добро пожаловать! – произносит он.

Я пропускаю его слова мимо ушей:

– Сколько вам тогда было?

– Мы были подростками, – шепчет он. – Послушай, к чему все эти вопросы? Моника и мухи не обидит.

– Ты знаешь, что она водит ребят на конюшню?

– Да, чтобы им было чем заняться. Им это нравится.

Женщина, сидящая перед Брайаном, с укоризненным видом оглядывается на нас. Брайан беззвучно извиняется, и она улыбается в ответ.

– Пошли отсюда, – говорит он. – Там сзади есть дверь.

Я пригибаюсь и торопливо пробираюсь в направлении выхода; Брайан следует в нескольких шагах позади, не сводя с меня глаз. На секунду все происходящее кажется мне милой шалостью, как будто мы решили сбежать с собрания, чтобы перепихнуться где-нибудь в закутке за туалетами, но тут я перехватываю взгляд Моники.

– У меня есть доказательства, – говорю я, как только мы оказываемся на свежем воздухе. – Вот, смотри.