Я отворачиваюсь от окна, делаю глоток красного вина и машинально закуриваю сигарету из пачки, которая лежит на столешнице – видимо, купила ее сегодня днем, – потом иду наверх.

Черт. Мне нужна пепельница. Я уже собираюсь спуститься вниз, когда замечаю сбоку от кровати блюдечко с торчащим посередине окурком. Некоторое время я в замешательстве смотрю на него, пытаясь вспомнить, когда успела принести его наверх, когда снова начала покупать сигареты, когда стала оставлять грязные пепельницы на прикроватной тумбочке. Где-то в мозгу брезжит воспоминание: думаю, сегодня днем или вчера вечером. Но как только я пытаюсь напрячь память на предмет подробностей, она буксует. Может, это была не я?

Я задумываюсь о Дейзи. Где она сейчас? Это блюдце, приспособленное под пепельницу… Может, именно она здесь побывала? Наверное, она ненавидит меня за мой поступок. И кстати, что это за поступок?

Я пытаюсь перенестись в прошлое, заново пережить все с начала до конца. Дейзи и Сэди, лучшие подружки, они все делали вместе, вот только над Дейзи надругались, а над Сэди нет.

Что она тогда чувствовала? Пыталась ли со мной поделиться? Стала ли я ее слушать? Почему я все забыла?

Видимо, мы поссорились; я не могу даже вспомнить эту нашу ссору, но другие люди уверены, что она стала для Дейзи огромным ударом. Что случилось с ней после? Это я что-то сделала? Я просто должна вспомнить. Очевидно, она винит во всем меня, хочет меня наказать. А как я могу все исправить, если даже не представляю, что произошло?

Я прислоняюсь спиной к стене. Если не считать кроссовка и куртки, которые вынесло на пляж дальше по побережью, единственное свидетельство того, что она спрыгнула со скалы, – слова Моники, а теперь я знаю, что они ровным счетом ничего не стоят. Возможно, она в самом деле вернулась.

Я тянусь за телефоном. Уже поздно, но мне так одиноко, а воспоминания не желают возвращаться, как бы я ни старалась их подстегнуть. Экран оживает, и я вижу уведомление. На сайт загрузили новое видео.

Запускаю ноутбук и включаю воспроизведение.

Экран заливает темнота. Всполохи света, тусклая сероватая мгла, но ничего не разобрать. Потом мрак прорезает яркая вспышка, выхватывая что-то непонятное, размытое. Срабатывает автофокус, и картинка становится чуть резче, но фокус вновь пропадает, после чего изображение неожиданно делается очень резким.

Стена. Каменная темно-серая стена цвета ночи, но с каким-то странным болезненным отливом. Слышно, как где-то падают капли, их стук, многократно усиливаясь, отдается гулким эхом. Это подвал. Темный зловонный подвал. Камера рывком перемещается вправо, и я вижу ее. Дейзи.

Я нажимаю «Стоп» – и кадр застывает. Не могу смотреть, я уже бывала в этом подвале, я уже видела все это раньше – во сне. Отчаянно хочется проснуться.

Но я не могу. Я не сплю, а лицо Дейзи на экране искажено гримасой беспримесного ужаса. Ее черты будто схлопнулись; никакой надежды больше нет, осталась одна боль. И когда я отрываю взгляд от экрана, чтобы не видеть этой жуткой картины, то вижу свою комнату. Телевизор на стене, круглое зеркало, в которое я так и не могу заставить себя посмотреть. Все как всегда. И это реальность. Я не сплю и не могу сбежать. Не в этот раз.

Я снова включаю воспроизведение.

«Помоги мне, – просит она. – Пожалуйста».

Снова и снова. «Помоги мне. Пожалуйста. Не делай этого». Вид у нее больной, она за гранью отчаяния. Она сломлена. Ни один человек в мире не может ей помочь.

Она смотрит прямо в камеру, сквозь года – прожигая меня взглядом до самого нутра. «Ты говорила, они меня не тронут», – всхлипывает она.

«Нет, – хочется мне закричать. – Нет!» Хочется влезть туда, в ноутбук, повернуть время вспять. «Я тут, я рядом! – хочется мне закричать. – И всегда была рядом».

Почему ты не доверилась мне? Почему не рассказала, кто тебя мучает? Я могла положить этому конец. Я знаю, что могла. Я никогда не бросила бы тебя в беде.

Но это неправда, я точно знаю. Я видела этот ролик во сне, не могла же я все придумать? Значит, я уже смотрела его раньше. Или бывала там, где его сняли.

Но тогда я наверняка бы это запомнила. Я сделала бы что-нибудь. Я открылась бы кому-нибудь или пошла бы в полицию.

Разве могло быть иначе? Я вспоминаю, что рассказывал мне Брайан. Сэди с Дейзи поссорились. Одна угрожала другой. Некоторые считают, что Сэди была причастна к случившемуся с Дейзи и именно потому сбежала.

И вообще, кто стал бы держать у себя подобное видео? Наверное, тот, кто его снял, но разве это могла быть я? Или Дейзи? Стала бы она хранить такое?

Если я в чем-то и уверена, так это в том, что сама себе видео не посылала. Значит, она и в самом деле вернулась. Именно ее имели в виду Моника и тот человек на другом конце провода. Теперь я еще тверже знаю. Не Сэди. Не меня. Дейзи.

Я захлопываю ноутбук и, поднимаясь, неловко задеваю бедром прикроватную тумбочку – бокал летит на пол, вино плещет во все стороны и льется на ковер. Оно забрызгивает стены, и на мгновение кажется, что идет кровавый дождь.

Я должна отправиться в Блафф-хаус и найти ее. Закрываю за собой дверь. В окнах Моники не горит свет, в доме тихо и пусто. Видимо, она «разбирается» с Дейзи, как обещала. Нужно попасть туда раньше ее.

Не оглядываясь назад, я бросаюсь бежать и мчусь изо всех сил. В мозгу без конца крутятся одни и те же мысли. Может, я оставила ящик комода открытым и Моника, вернувшись из церкви, обнаружила, что фотографии в ее книжечке позора лежат не в том порядке? Может, она вообще заметила меня, когда я наблюдала за ней в зеркало или спускалась по лестнице? Тогда мне тоже грозит опасность. Но мы связаны. Нужно найти Дейзи и спасти нас обеих, и не важно, сердится она на меня или нет.

А может, мне, наивной дуре, следовало бы спасаться от Дейзи, а не ее спасать?

Я добегаю до Скал и до усыпанной гравием дорожки. Я лечу подобно призраку. Я не вижу ни одной живой души, и ни одна живая душа не видит меня. Блэквуд-Бей кажется вымершей, но дело не только в этом. Я кажусь себе невидимой.

Закрываю глаза, чтобы их не резал ледяной ветер. Чем ближе Блафф-хаус, тем могущественней я себя ощущаю; что-то ведет меня, какая-то загадочная сила, чуть ли не сверхъестественная. Ноги сами несут вперед, и на мгновение возникает желание закричать, но я сдерживаюсь. В том подвале рядом со своей лучшей подругой, которая молит меня о спасении, я вижу себя. Это правда? Я была там?

Я должна вспомнить, что натворила.

Мои глаза распахиваются, и я резко останавливаюсь. Внизу темнеет ледяная вода. «Где ты? – хочется закричать мне. – Зачем ты вернулась?»

Слышу голос и поворачиваюсь лицом к Блафф-хаусу. Никого нет. Я одна. Это всего лишь ветер, пронзительные крики черных чаек, которые устроились под стрехами и смеются, и скрип старого дома, проседающего под собственной тяжестью, уходящего в землю.

Снова закрываю глаза и глубоко вдыхаю, на сей раз черпая силы в ледяном воздухе, потом делаю шаг к дому. И тут в окне одной из комнат на верхнем этаже мелькает свет. Как будто сработала вспышка камеры или луна отразилась в стекле.

Внезапно я падаю, голова идет кругом. Ноги подгибаются подо мной, словно я споткнулась или поскользнулась на сырой траве, хотя в следующую секунду понимаю, что меня, должно быть, толкнули в спину. Я выбрасываю вперед руки и успеваю частично смягчить удар, но все равно лечу на каменистую землю, едва прикрытую тонким слоем почвы, с тошнотворным «шмяк». Зубы клацают друг о друга, в ушах звенит. Я не могу сделать вдох: в рот набилась земля. В глазах темнеет, и на секунду я вижу перед собой туннель, однако соткан он отнюдь не из света. Этот туннель ведет вниз, глубоко-глубоко в холодное черное чрево земли.

Я отплевываюсь и делаю наконец глоток воздуха. Если меня и правда толкнули, значит напавший сейчас стоит надо мной. Я пытаюсь повернуть голову, но боль не позволяет. По моей щеке течет что-то теплое.