Я вытаскиваю телефон.
– Не надо, – просит он. – Пожалуйста. Просто оставь эту тему.
– Нет, – настаиваю я. – Ты должен посмотреть.
Я отыскиваю видео, которое прислала мне Кэт, и включаю воспроизведение. Поначалу он отворачивается – видимо, из солидарности с Моникой, – но потом все-таки смотрит. Смотрит, как Элли берет косяк, как Грейс и остальным сообщают о вечеринке, как Моника предупреждает, чтобы не слишком со мной откровенничали.
– Кто это снял?
– Точно не знаю. Полагаю, Кэт.
– Ты с ней говорила?
– Я не могу ее найти.
– И это было до того, как Элли сбежала?
– Видимо, да. И я не думаю, что она сбежала. Думаю, ее туда увезли, чтобы проучить.
– Моника? Но это же бред какой-то!
– Нет, – говорю я, и меня на мгновение охватывает нерешительность. – Я не могу доказать, но подозреваю, во всем этом замешаны и другие люди.
Я рассказываю, как проникла в дом к Монике, как нашла у нее в комоде тетрадь, как увидела фотографии и мужские имена.
– Но и это еще не все. Она вернулась раньше, чем я ушла, и…
– И что?
Я в сомнениях. Без его помощи мне не изобличить Монику, не выяснить, кто еще в этом замешан. Но можно ли ему доверять настолько, чтобы рискнуть своим разоблачением?
Выбора нет. Мне нужна помощь.
– Она разговаривала по телефону. Я слышала фразу «она вернулась».
Он склоняет голову набок:
– «Она вернулась?»
– Да.
– Она имела в виду Элли.
– Нет, – возражаю я. – Это ее определенно не радовало.
– Кто же тогда вернулся?
У меня вдруг сводит живот от неожиданной мысли. Может, Моника на самом деле не знает, кто я такая. Откуда ей знать? «Она вернулась». Разговор шел о Дейзи!
– Дейзи, – произношу я вслух.
– Что?!
Я киваю, но теперь, когда имя прозвучало, все становится на свои места. Брайан недоверчиво качает головой.
– Ее видели, – говорю я. – На Скалах, у Блафф-хауса. Я тоже ее видела. В тот день, когда пропала Элли, я была на пляже. Я видела Дейзи, она стояла у входа в Блафф-хаус и смотрела на меня.
Некоторое время он молчит.
– Господи, да ты все это серьезно!
Мне вспоминается, как прошлой ночью я искала на летней эстраде Кэт. Вспоминается силуэт в темноте. Может, она следит за мной.
– Это была она. Я уверена.
– Но есть свидетели, которые своими глазами видели, как она прыгнула со скалы.
– Да, и эти свидетели – Моника.
Он качает головой:
– А как же признание Дэвида?..
– Ты ему веришь?
– Верю ли я тому, что человек написал в своей предсмертной записке? – уточняет он. – Да.
Я делаю глубокий вдох:
– Записка подделана. Думаю, кто-то пытался его убить.
– Эй, притормози…
– Я думаю, это Дейзи пыталась его убить.
– Алекс, честное слово…
– Она прислала мне видео с собой, – говорю я, торопясь выложить все до конца, пока он окончательно не перестал мне верить. – Это было предупреждение. И я убеждена, что записка Дэвида липовая, потому что я знала Сэди.
– Что?! Как?..
– Мы познакомились в Лондоне. Она попросила меня приехать и разобраться, что происходит. Поэтому я здесь. Но суть в том, что она жива, так что…
– Так что он не мог ее убить. Но…
Я стискиваю его запястье. За дверями начались песнопения. Я узнаю «Вдали в яслях».
– Ты что, не понимаешь? – не сдаюсь я. – Он не убивал Сэди. Он не мог ее убить, она жива и здорова. Но в его записке сказано, что он ее убил. Кто-то пытается его подставить, но главное – это…
– Это означает, что и все остальное в этой записке, возможно, неправда? И его признание в убийстве Дейзи?
– Да! Именно! И все это завязано на Монику.
– Черт! – Он задумывается, и я уже знаю, что сейчас услышу. – Ты ходила в полицию?
– Нет, я не могу. Пока не могу. Нужна стопроцентная уверенность, что это Моника. Что именно она за всем стоит. В том числе за событиями десятилетней давности. Тогда можно будет им сказать.
Я вижу, что ему нелегко все это переварить.
– Ты мне поможешь?
Он оправляется от замешательства, пока только немного.
– Ну разумеется. Но Элли, вернувшись, пошла к Монике. Она ее не боится. Там, судя по всему, дело куда серьезнее, и Моника не одна замешана. Так что, думаю, ты права. Давай не будем спешить с полицией. Пока не соберем больше фактов. Кому еще ты об этом рассказала?
– Гэвину. Не все, но кое-что.
И снова по лицу Брайана пробегает странное выражение.
– Но мы ведь можем держать все в тайне? – спрашиваю я. – Пока я не придумаю, что делать.
– Можем. – Он улыбается и неловко пожимает мне плечо. – Конечно можем.
44
Вместе мы все равно ничего не разузнаем, так что из церкви Святого Юлиана Брайан едет на своей машине, а я на своей. Почти всю дорогу он висит у меня на хвосте и лишь на въезде в Блэквуд-Бей сворачивает в сторону своего дома. Я паркуюсь и иду в Хоуп-коттедж пешком. Деревня по-прежнему как вымершая, все на рождественском концерте, и я с трудом удерживаюсь от желания перейти на бег. Перед тем как свернуть на Хоуп-лейн, я вижу «Корабль»; его оранжевые огни расплываются в сгущающемся тумане. Я представляю, как мы с Гэвином вдвоем сидим за стаканчиком, болтая, как будто все в полном порядке и ничего страшного не происходит. Воображаю, как мы смотрим на воду, любуемся луной, наблюдаем за кораблями, смутно виднеющимися вдали. Где-то там, в другой жизни.
Войдя в дом, я закрываю замок на два оборота. Надеюсь, теперь я в безопасности. В Хоуп-коттедже все спокойно. Тишину нарушают лишь нескончаемое мерное тиканье часов на каминной поле, негромкое пощелкивание холодильника и монотонное капанье воды из подтекающего наверху крана. Я некоторое время стою у двери, потом, на всякий случай еще раз убедившись, что она заперта, иду на кухню и наливаю себе бокал вина. Вдруг поможет. Необходимо понять, как Дейзи могла вернуться. И что делать с Моникой.
Я разглядываю свое отражение в оконном стекле. Оно выглядит совершенно бесплотным; сквозь себя я могу различить двор за окном, пожухлые растения в керамических вазонах, стул, который так и остался стоять на улице после того, как я подставила его к забору, чтобы перелезть к Монике.
Подхожу к окну. Луна сегодня яркая, но не полная. Она сейчас в фазе между полнолунием и третьей четвертью. Убывает.
Откуда я это знаю? Кто мне рассказал?
Дэвид, разумеется, немедленно подсказывает внутренний голос.
Я снова устремляю взгляд на свое отражение. Я все время забываю, что теперь существую в двух лицах. Я, кто стоит внутри и смотрит в темноту, и я, кто стоит снаружи и смотрит из темноты. Я, кто выросла здесь, в Блэквуд-Бей, и я, кто сделала все, чтобы вырваться отсюда.
Но так жить невозможно. Я вполголоса произношу свое имя. Алекс. Меня зовут Алекс. Все остальное – иллюзия, ничего более. Свет, отражающийся от стекла. Сэди мертва, и если понадобится, я похороню ее снова, на этот раз так глубоко, что она уже не восстанет из мертвых.
Я выдавливаю из себя улыбку, и мой призрак в застеколье улыбается в ответ. Так-то лучше. И все же до меня доносится голос Дэвида, теперь совсем слабый и далекий. Как будто сквозь нарастающий шорох помех я пытаюсь поймать волну, затерявшуюся между двумя радиостанциями.
«А знаешь, – говорит он, – древние считали, что луна охотится за людьми. Думали, луна путешествует по небу и ищет их, чтобы убить и съесть. Потом, в более поздние времена, верили, что на луну отправляются души умерших. И сейчас еще есть те, кто считает, что луна способна толкнуть на безумства. Что даже если просто смотреть на нее слишком долго, можно сойти с ума».
Я ничего не отвечаю.
«Ну что, ты допила?»
«Нет еще, – отзываюсь я. – Они уже появились?»
Я снова устремляю взгляд вверх, на звезды. И выискиваю среди них Орион. Бетельгейзе. Андромеду.
«Да. Видимость сегодня обещает быть отличной».
«Тогда пошли?»
Дэвид. Он сказал, что всегда присматривал за мной, и я начинаю верить, что так и было. И Кэт с Элли поручились за него, и Джеральдина.