Моника бросается ей навстречу, но Кэт решительно протискивается мимо нее.

– Прекратите сейчас же! – срывается она на крик. – Ее там нет!

Рыжий сплевывает.

– И где же она тогда?

Кэт стоит намертво.

– Я не знаю! – сквозь слезы говорит девушка. – Но точно не здесь. Он тут совершенно ни при чем.

– Ты-то откуда знаешь?

– Знаю, – не сдается Кэт. – Оставьте его в покое! Он не виноват в том, что случилось с Элли!

Рыжий качает головой и рассматривает что-то у себя под ногами, будто пытается принять решение. Когда он поднимает глаза, становится ясно, что теперь, предвкушая драку, он жаждет крови. Он бросает в сторону Кэт что-то неразборчивое, потом вновь поворачивается к двери Дэвида.

– Давайте-ка выкурим оттуда этого ублюдка.

Кэт кидается на него. Она выше ростом, и хотя он гораздо крепче, на нее работает эффект неожиданности. Ей почти удается сбить его с ног, но после кратковременного замешательства он приходит в себя и отпихивает ее с такой силой, что она, хватая ртом воздух, шлепается в грязь, в жидкую снежную кашу. Моника бросается поднимать ее.

– Свинья, – цедит она.

Рыжий, пропустив ее слова мимо ушей, идет обратно и вновь налегает на дверь.

Тишину пронзает пронзительный вой сирены. Там, внизу, по ту сторону скалистого выступа, на крохотной разворотной площадке, где дорога обрывается в никуда, вспыхивают красно-голубые сполохи. Полицейская машина паркуется. Краем глаза я отмечаю две или три фигуры в форме, мелькает ядовито-желтый светоотражающий жилет. Остаток пути полицейские проделывают пешком, за ними спешат несколько жителей деревни. Когда расстояние между нами сокращается, я различаю среди них Гэвина. Не он ли их созвал? Как он узнал и какую вообще роль во всем этом играет? Он подходит ко мне и останавливается в нерешительности, как будто не очень понимает, что делать дальше.

– С тобой все в порядке?

Я заверяю его, что все отлично, и мы поворачиваемся к дому. Полицейские, похоже, разделились. Один стучит в дверь, крича что-то в щель почтового ящика, а второй обходит дом с тыла.

– Мы ведь позже увидимся? – спрашивает Гэвин, легонько касаясь моей руки.

– Угу.

– Тут кое-кто собирается прочесывать местность в поисках Элли.

– Это хорошо. – Я вскидываю на него глаза. – Мы должны помочь.

Он ничего не отвечает. Двое полицейских выводят из дома Дэвида. Рев толпы резко нарастает. Он идет, уставившись себе под ноги, вид у него перепуганный до смерти. Кто-то орет ему в лицо («Педофил!» – слышится мне), и он вздрагивает. Офицер справа взглядом заставляет крикунов умолкнуть.

– Придержите-ка языки, ребята, – говорит он, крепче сжимая локоть Дэвида. – И лучше будет, если вы разойдетесь.

– Что он сделал? – доносится голос. – Где девчонка?

– Ничего, насколько нам известно, – бросает в ответ полицейский, не замедляя шага.

– Что ж вы тогда его заломали?

Ответа нет, и до меня вдруг доходит, что Дэвид вовсе не арестован, а взят под защиту. Слышатся еще несколько выкриков, и полицейский наконец отвечает:

– Послушайте, мы пока не знаем, где находится Элли. Так что лучше будет, если вы все отправитесь ее искать, вместо того чтобы устраивать здесь бучу.

По толпе пробегает ропот. Некоторые оглядываются на Блафф-хаус, но Брайан уже скрылся внутри и захлопнул за собой дверь. Моники нигде не видно.

– И это все? – осведомляется кто-то из собравшихся. – Больше вы ничего не собираетесь делать?

– Люди уже едут, – отвечает полицейский, что стоит слева от Дэвида. – А теперь проваливайте.

Я поворачиваюсь к Гэвину:

– Давай-ка выбираться отсюда.

Мы решаем пройтись пешком. Уже начался отлив. Не успеваем мы добраться до лодочного спуска, как слышим смех, оживленные голоса и звон бутылок. Над океаном, перекрывая шум волн, разносится музыка, монотонное «тынц-тынц-тынц». Чуть поодаль на пляже, у одного из волнорезов, вокруг костра сидят пятеро или шестеро парней, пьют и курят. Судя по всему, по кругу передают косяк. И бутылку водки.

– Идем, – говорю я Гэвину.

Мы обходим подростков, стараясь держаться подальше от воды, и двигаемся вдоль кустов в тени утеса.

– Как ты думаешь, что случилось с Элли?

Он сглатывает.

– Я не знаю.

– История повторяется?

Он устремляет взгляд на далекие облака:

– Пока не уверен. Может, она просто загулялась и забыла о встрече. В конце концов, прошло не так много времени.

Мы останавливаемся.

– Ты в самом деле так думаешь?

– Нет, – качает он головой. – Наверное, нет.

Я размышляю о том, что увидела на втором этаже в пабе. И о том, что сказали мне родители Зои.

– Полагаю, девочек насилуют.

Впервые за все время с моего возвращения я произношу вслух эти слова. Они не идут у меня с языка. Гэвин скрещивает руки на груди, и я не пойму – то ли потому, что не хочет в это верить, то ли потому, что не хочет признавать, что у него были те же подозрения.

– Нет…

– Ты знаешь, что Зои была беременна? – перебиваю я.

Он весь как-то сдувается.

– Кто тебе сказал?

– Ее родители. Точнее, мать.

Он устремляет взгляд на воду:

– Ты ездила к ним? Когда?

– Несколько дней назад. Но…

– Ты мне не говорила.

Он смотрит на меня. Я некоторое время изучаю его лицо. Что это? Гнев? Раздражение?

– Нет, не говорила.

– Почему?

На мою грудь опускается свинцовая тяжесть. Я провинилась, сейчас меня накажут. Я осмелилась раскрыть рот, хотя должна была держать его на замке.

Пошло все к черту. Я смотрю на него в упор:

– С каких пор я обязана докладывать тебе обо всем, что делаю?

Он утыкается в землю. Наверное, я была не права, теперь он развернется и уйдет прочь. Однако, подняв голову, Гэвин пытается выдавить из себя улыбку:

– Извини. Просто… я мог бы поехать с тобой.

Он замолкает, и мы идем дальше.

– Что еще они тебе сказали?

Я не горю желанием выкладывать ему подробности, во всяком случае сейчас, поэтому ограничиваюсь уклончивым:

– Не слишком много.

– От кого она забеременела?

– Они не знают. Но мать считает, что у нее был взрослый бойфренд отсюда, из Блэквуд-Бей. Там еще есть дядя, с которым она была близка, но они не думают, что он имеет к этому отношение.

– Они убеждены?

– Вполне. – Я делаю паузу. – И в то, что Дейзи покончила с собой, они не особо верят.

– Так, может, есть взаимосвязь?

– Нужно отыскать Элли, – киваю я.

Гэвин бросает взгляд через плечо на подростков у костра:

– Попробуем их расспросить?

– Попробуем.

Мы приближаемся к костру. Камера висит у меня на шее, и я начинаю снимать еще на подходе.

– Простите, – заговариваю я.

Парни вскидывают голову. Один пытается спрятать косяк в ладони, но терпкий запах травки выдает его с потрохами.

– Что?

Это парень из кафе, тот самый, что был с Элли и Кэт. Он умудряется одновременно демонстрировать агрессию и полное отсутствие интереса ко всему, что я в принципе могу сказать.

– Я тут подумала… Ты знаешь Элли?

– А тебе-то что?

– Знаешь, где она сейчас?

– Без понятия, лапуля.

Меня подмывает сказать, что у него нет ни малейшего права так со мной разговаривать, что, если он не будет следить за своим языком, я ему такое устрою, мало не покажется. Но сейчас не время лезть в бутылку.

– Ты в курсе, что она пропала?

– Угу.

– Но ты не знаешь, куда она отправилась?

– Не-а. Не знаю я, где Элли, ясно? Я тут вообще не при делах.

Больше ничего от него добиться не удается, лишь из колонки, подсоединенной к телефону, грохочет музыка, которую даже не удосужились сделать потише. Парень глядит на меня с вызовом, так что я решаю обратиться к остальным:

– А вы, народ? Подозреваю, тоже без понятия?

Парочка юнцов начинает беспокойно ерзать. Тот, что пытался спрятать «дудку», косится сначала на своих друзей, потом на Гэвина и наконец смотрит на меня.