Я смотрю на пистолет в своей руке. Она права. Я убила Сэди и не понесла за это никакой кары. Я здесь не для того, чтобы победить. И даже не для того, чтобы извиниться. Я здесь затем, чтобы взять на себя ответственность.

Меня охватывает искушение бросить ему ракетницу, пусть покончит с этим. Но я этого не делаю. После всего, что он сотворил? Я невольно закрываю глаза. Он превратил меня в ничтожество, а потом заставил убить подругу. Это не моя вина. Его победой ничего не исправишь. И не стоит забывать и об Элли, и о Кэт, и о скольких еще других.

Я поднимаю пистолет, но уже поздно. Брайан на ногах, он перехватывает ствол. Я неистово сопротивляюсь, но он слишком силен; один толчок – и я лечу назад. Теперь оружие в его руках.

Он ухмыляется. О, я хорошо помню эту его кривую ухмылку! Оседаю на колени и склоняю голову, радуясь: если это конец, то я, по крайней мере, знаю свое имя.

– Давай не тяни, – говорю я.

Я в кои-то веки – как раз тогда, когда мне меньше всего этого хочется, – всецело оказываюсь в своем теле. Я ощущаю все неровности пола под ступнями и коленями. Я чувствую вкус пыли, висящей в воздухе, запах влаги, сочащейся из стен. Я слышу судорожное дыхание Моники, похожее на предсмертные хрипы.

Я закрываю глаза, ожидая приговора, ожидая смерти.

– Нет, – произносит он негромко. – Вставай. На этот раз ты спрыгнешь. На этот раз ты у меня спрыгнешь по-настоящему!

Небо затянуло облаками, волны бьются о скалу подо мной. Я смотрю назад, на Блэквуд-Бей: «Корабль», лодочный спуск, плавный изгиб береговой линии, уходящей вдаль к Крэг-Хед, ни единой живой души вокруг. Никого, кто помог бы мне. За десять лет ничего тут не изменилось. Все в точности такое, каким я помню.

Я делаю шаг к обрыву. По логике вещей, сейчас должна быть ночь, над головой – непроглядно-черное небо, усыпанное звездами. Пятнадцать шагов, от силы двадцать. Я иду вперед, Брайан позади меня. В одной руке он держит кочергу, которую нашел в гостиной Дэвида после того, как скрутил Монику по рукам и ногам и привязал к подвальной лестнице, а в другой – ракетницу. Но все это исключительно ради самозащиты. Я знаю, что он намерен сделать – довести меня до края утеса и заставить спрыгнуть, а если откажусь, столкнуть. Так или иначе я полечу вниз. Все будет выглядеть как несчастный случай или еще одно самоубийство. Брайан расскажет всем, что видел, как я падала, а он не смог меня остановить.

Теперь, когда уже слишком поздно, я наконец-то понимаю. Тогда, десять лет назад, я прыгнула со скалы, пытаясь сбежать из Блэквуд-Бей, и назвалась именем Сэди, пытаясь сбежать от самой себя. Я делала вид, что она не умерла, ведь это значило, что я ее не убивала и, следовательно, я не убийца. Я не чудовище.

А потом случилась диссоциативная фуга. Я дозвонилась Деву, и тот назвал меня единственным именем, которым я всегда называлась сама. И в тот момент я поверила, что меня так зовут. Вот только Дейзи на самом деле никогда не исчезала. Ни когда я получала специальность, ни когда опять вышла на улицы снимать «Черную зиму». Все это время она просто пряталась глубоко внутри, растравляя свою больную совесть и выжидая подходящего момента. А потом, десять лет спустя, я совершила ошибку. Я вернулась в Блэквуд-Бей и привезла ее с собой.

Не стоило вообще сюда ехать. Но откуда мне было знать?

Я смотрю вниз. По крайней мере, я встретилась с матерью. По крайней мере, я в последний раз увидела ее и теперь понимаю, что и она меня узнала. Несмотря на резкие перемены в моей внешности, она смутно поняла, кто я такая. Все, что она говорила, встало на свои места.

И Дэвид. Мой друг. Он тоже узнал меня. И пытался предостеречь.

Я стою на самом краю. В прошлый раз я прыгала с открытыми глазами. Теперь я это помню. Я поднимаю взгляд к небу. Жаль, что нельзя последний раз увидеть Бетельгейзе. Мертвую звезду. Впрочем, мне достаточно знать, что она там.

– Стой, – командует Брайан и указывает мне под ноги. – Камни видишь? Клади в карманы.

На земле лежат булыжники. Они утянут меня за собой. На этот раз он хочет быть уверен, что я мертва. И что мой прыжок точно будет выглядеть, как самоубийство.

Я наклоняюсь и поднимаю с земли первый камень. Он, скользкий от дождя, едва не вываливается у меня из рук.

– В карман.

Я подчиняюсь. Шрам на руке отчаянно чешется. Я избавилась от татуировки, но это не помогло. Да и как помогло бы? Я Дейзи, нравится мне или нет; я сделала то, что сделала, и теперь придется заплатить.

Но какой ценой? Неужели вот так?

– А Моника? – спрашиваю я. – А Гэвин? Даже если меня не станет, тебе ни за что не скрыть убийство. Разве что и их убить.

Он улыбается – жестоко и криво.

– О, за них не беспокойся. Моника поймет, чем ей это грозит, и вернется ко мне. Что же до Гэвина…

Он оставляет фразу висеть в воздухе. Я гадаю, что он собирается сделать. Сжечь Блафф-хаус вместе с ним? Я бы не удивилась. Вывез же он беднягу Элли на торфяники и бросил там для острастки – чтобы не болтала. А Дэвиду организовал передозировку и заставил его замолчать. Так что я знаю, на что он способен.

– Кто тебе помогает? – спрашиваю я. – Неужели все местные замешаны?

– Не все, – презрительно пожимает он плечами. – Но многие. Просто поразительно, как сговорчивы становятся люди, если у тебя оказывается видео, на котором они развлекаются с симпатичной малюткой вроде Зои.

– Зои, – говорю я. – Она что, тоже?..

– Мертва? Нет, она свалила. Никто даже не в курсе куда. Впрочем, вряд ли она вернется. Она не такая дура.

Я пропускаю эту шпильку мимо ушей и думаю о девушках из видео про конюшню. И о тех, кто записан в книжечку Моники, и о Кэт с татуировкой, которую ей явно не хотелось делать, – точно такой же, как у меня и у Моники. И кто знает, у скольких еще девушек? Он заклеймил нас всех.

– Сколько всего их было? Девушек.

– Немало. – Он взмахивает кочергой. – Больше камней клади!

Я беру еще один булыжник. Может, он прав, и я заслуживаю именно этого. Но неужели будет лучше, если я умру? Сэди больше нет, моя смерть ее не вернет. Лишь ознаменует победу Брайана.

И если я подчинюсь, если я прыгну, у него будут развязаны руки. Он не остановится. Кто знает, сколько еще юных жизней он сломает, прежде чем попадется или умрет. Я расстегиваю карман и кладу в него камень. Но там уже что-то лежит. Мой телефон. Не сразу, но мышечная память срабатывает, и я вслепую нахожу нужную кнопку. «Запись». Это водонепроницаемая модель, но я все равно боюсь, что телефон может не включиться. А если и включится, на видео будет только звук, к тому же приглушенный моей курткой, но больше ничего и не надо.

– Зачем? – спрашиваю я.

– Что «зачем»?

– Зачем ты все это делал? Зачем ты все это делаешь?

Он ничего не говорит.

– Ради секса?

– Нет, – смеется он. – Дело не в нем.

– Значит, ради денег? Мужики платят тебе?

– Разумеется, платят. Но деньги тоже ни при чем.

– Тогда ради чего?

Он машет в сторону Блэквуд-Бей:

– Посмотри вокруг. Эта деревушка вся моя, с потрохами! И половина Молби тоже. Можешь себе представить, у меня есть компромат практически на любого здешнего мужчину! А если не на него самого, то на его отца, или брата, или друга. Им всем есть что скрывать. И они очень не хотят, чтобы их секреты всплыли. И как я уже сказал, просто поразительно, как сговорчивы становятся люди, когда боятся.

– Ты говорил, что любишь меня.

Он смеется. Презрительно, недобро.

– Я тебе говорил? Тебе было пятнадцать. Соплячка, ты ничего для меня не значила. И никто из вас не значил.

Несмотря ни на что, его слова ранят.

– Ты же говорил.

– Мало ли что я говорил.

– Но… Зачем?

– Так было проще всего заставить тебя делать то, что мне нужно.

– Все эти мужчины…

– Ой, только не начинай, – кривится он. – Ты ведь шлюха. Тебе это нравилось.

Я смотрю на Брайана. Ненависть вскипает во мне обжигающей волной, белой и слепящей. Мне хочется на него броситься, выцарапать ему глаза и вырвать язык. Но я скрываю свои чувства, как скрывала всегда, как научилась скрывать вообще все.