Это послание, мелькает мысль, но я тут же велю себе не выдумывать. И для сомнений у меня есть все основания. Это всего лишь череда точек, соединенных двумя линиями, которые смыкаются с одного конца, образуя горизонтальную «V». Она не несет в себе никакого смысла, думаю я сперва, удивительно, что я вообще ее заметила, но потом в мозгу что-то внезапно щелкает, и я понимаю, что это, возможно, Андромеда. Семь крупных звезд, часть созвездия Персея. Названные в честь прекрасной царевны, которую принесли в жертву, приковав обнаженной к утесу и оставив там на съедение морскому чудовищу. Созвездие, видимое только в зимнее время.
Но зачем Дейзи понадобилось рисовать его на стене у своей постели? Я уже собираюсь подняться, чтобы удобнее было снимать, когда замечаю рядом с рисунком еще что-то. Два слова. Оба практически неразличимы, но одно из них наверняка «Дейзи».
Опускаюсь на корточки, чтобы разобрать второе, и тут на меня снова накатывает ощущение дежавю, на этот раз более сильное. Кажется, я знаю, что это за слово. Я различаю «С» и «д». С колотящимся сердцем я стираю пыль, отодвигаю мусор и читаю слово целиком. «Сэди».
Я поднимаюсь. Значит, это все-таки правда. Мы были близки. Лучшие подруги, как я и подумала, когда впервые увидела ту фотографию в гостевом доме. Я наверняка бывала здесь. Так почему же я этого не помню?
Приподнимаю камеру, чтобы сделать кадр, но тут снаружи доносится какой-то звук. Кто-то приближается. Какое-то животное, довольно крупное, если, конечно, мне не послышалось. Звук повторяется, на этот раз громче, отчетливей, а следом за ним слышится шум, затем грохот сотрясает весь трейлер, и я понимаю, что это захлопнулась входная дверь.
Я роняю камеру и распахиваю дверь в жилую зону. Входная дверь закрыта, но я знаю, что снаружи кто-то есть. Дергаю дверную ручку, но она не поддается, и тогда я принимаюсь колотить в плексигласовое окошко кулаком.
– Откройте! – кричу я.
Снова трясу ручку, потом разворачиваюсь и оседаю на пол, и через миг полного затмения вокруг меня, как в калейдоскопе, все приходит в движение.
Я оказываюсь где-то в другом месте, как будто переключили канал; по экрану пробегает рябь помех, и вот я уже в пустой комнате с пожелтевшими стенами и замызганным матрасом на полу. От незнакомца рядом разит табаком и застарелым потом, его одежда давно требует стирки. Его рука у меня между ног. Я ничего не чувствую. Это все нереально. Или, по крайней мере, происходит не со мной.
«Оставь меня в покое!» – кричу я, но его ладонь зажимает мне рот.
Я брыкаюсь, но не попадаю по нему, а потом он пытается поцеловать меня. Хуже всего – его вонючее дыхание, и даже в таком положении я ловлю себя на мысли, что этот урод мог хотя бы пожевать жвачку или почистить зубы. Он расстегивает ремень, и я чувствую во рту металлический привкус.
Я до крови укусила его за язык. Он сплевывает. Прямо мне в лицо. Хочется плюнуть в него в ответ, но я ничего не ощущаю, и вообще у меня нет выбора. И никогда не было. Мне нужно то, что есть у него, а он даст это, только если я все сделаю, поэтому я лежу неподвижно и не сопротивляюсь. Так мне и надо, так мне и надо, так мне и надо. Да и какая разница, меня все равно там нет.
Я открываю глаза. Обстановка трейлера мерцает передо мной, будто я смотрю сквозь огонь. Сердце колотится в груди, во рту пересохло. Нет, думаю я. Нет. Это случилось не здесь. Это случилось в Лондоне, в той квартире у вокзала Виктория. Случилось позже.
Так ведь?
17
Обратно со Скал я возвращаюсь, низко опустив голову. Меня трясет. Я не оглядываюсь. Камера болтается на шее, как удавка.
Когда я снова налегла на дверь, она распахнулась так легко, как будто петли кто-то смазал. Я выбралась наружу, впопыхах едва не свалившись на землю. Мне не терпелось поскорее вырваться из ядовитых стен трейлера, я принялась хватать ртом воздух – жадно, отчаянно, как утопающая. Холодная громада Блафф-хауса по-прежнему безмолвно темнела рядом. Может, кто-то попытался так предостеречь меня? Донести, что здесь мне угрожает опасность?
Мне очень хочется очутиться подальше, но возвратиться в Хоуп-коттедж я не могу. Не сейчас. Мне нужно успокоиться, а там ничего для этого нет. На мгновение я останавливаюсь перед входом в «Корабль» и заставляю себя продышаться, но, когда переступаю порог, мне становится не по себе. По спине, несмотря на холодную погоду, стекает струйка пота. Но, может, я здесь что-нибудь вспомню. Может, я бывала тут с Дейзи.
Практически все здесь такое, каким я помню. Разве что стало больше блеска и цвета: в моих воспоминаниях все черно-белое. Очутившись внутри, я скидываю пальто и оглядываюсь по сторонам. В камине весело трещат поленья; воздух в зале спертый, но от этого, как ни странно, лишь уютнее. По стенам развешаны латунные таблички, карты и репродукции в рамках – все то, чем обычно украшают пабы. Только здесь, в отличие от того, к чему я привыкла в Лондоне, все это явно любовно собиралось годами, а не было куплено оптом на каком-нибудь складе.
Я представляю здесь молодняк. Софи и ее подружек. Выпивка, которую продают позже установленного законом часа, выключенный свет, горящие свечи. В этом захолустье не надо даже скрываться. Перебор с коктейлями; пьяные обжимания по углам становятся все смелее, тормоза отпущены, руки шарят где не следует. Горячие влажные губы. Сожаление, едкой изжогой подкатывающее к горлу на следующий день, глушится парой таблеток парацетамола и стаканом теплой воды. Я вижу нас с Дейзи здесь, в этом зале, в гуще событий – но что это, воспоминание или наведенный морок?
Никто не приветствует меня, когда я иду к бару, даже не кивает.
– Что пить будете?
От неожиданности я вздрагиваю и оглядываюсь. Это Брайан.
– Позвольте вас угостить, – говорит он.
Язык у него заплетается, совсем слегка, стакан в его руке почти пуст. Судя по всему, он здесь уже довольно давно, но, пожалуй, компания мне сейчас не повредит. Я прошу джин с тоником.
– Двойной джин, – бросает он девице за стойкой, а себе заказывает еще пинту пива.
Барменша – высокая и крепкая блондинка с короткой стрижкой, волосы не длиннее дюйма. Я замечаю, что на правой руке у нее недостает безымянного пальца, ниже второй фаланги аккуратная культя.
– Как дела? – спрашивает она у Брайана, разливая напитки по стаканам.
Голос у нее сиплый, прокуренный. Интересно, как она потеряла палец. Несчастный случай? Впрочем, драка кажется столь же вероятной.
– Слышал про Дэвида?
– Нет, – отвечает он. – А что с ним?
– Судя по всему, у него были гости. – Позавчера вечером.
Черт. Это она про меня. Под ложечкой у меня холодеет, и Брайан бросает в мою сторону быстрый взгляд. Неужели знает?
– Да? И кто же?
– Без понятия. Мэтт сказал. Говорит, они с ребятами стояли на берегу и видели кого-то у него наверху.
Нет, рвется у меня с языка. Никто там не стоял, на берегу. Никто меня не видел. Я в этом абсолютно уверена.
Или видел?
– Судя по фигуре, какая-то девица.
– Я бы не стал беспокоиться, – пожимает плечами Брайан.
– Наверное, ты прав. Вроде она там что-то снимала. – Барменша устремляет на меня взгляд и вдруг подмигивает. – Хотя смотреть там особо не на что.
Она имеет в виду снятые мною кадры: черная морская гладь, корабли вдалеке.
– Ладно, оставляю это тебе.
Мы несем свои стаканы к столику у самого камина. Я придвигаюсь к огню, пока жар не начинает обжигать ноги. Гляжу на барменшу, которая уже обслуживает следующего клиента. Она подмигнула по-дружески. Выходит, она смотрит видео на моем сайте. Может, они все смотрят. Я обвожу зал взглядом. Пара человек отводят глаза. Они явно знают, кто я.
– Давно она тут заправляет? – интересуюсь я, когда мы усаживаемся.
– Беверли? – Он косится на барную стойку. – Да уже лет девять. Может, десять.
– Ясно.
Я автоматически прикидываю: судя по всему, она появилась вскоре после моего отъезда.