Дверь снова открывается, и входит Кэт. С такого расстояния я вижу, что глаза у нее жирно подведены черным карандашом, а помада на губах цвета спелой сливы. Она переводит взгляд с меня на Элли и обратно. Ее лицо похоже на один большой синяк.

– А, вот ты где.

На ней майка, и я вижу на ее плече свежую татуировку в виде круга. Она сверлит Элли взглядом.

– Нам пора уходить.

– Элли, не…

Кэт делает шаг вперед и хватает подругу за локоть:

– Идем, я сказала!

Элли смотрит на меня, но ее уже тащат к двери.

– Лучше я пойду, – говорит она, и я понимаю, что обязана найти способ побеседовать с нею с глазу на глаз.

Я возвращаюсь к Брайану, но лишь затем, чтобы сообщить, что мне пора. Он закусывает губу.

– Ничего не случилось?

– Нет, – отвечаю я уклончиво. – Просто уже поздно.

Он отрывисто смеется над моей отговоркой, и я бросаю взгляд на автоматы, рядом с которыми стояла Моника с девушками. Она отошла немного в сторону, и теперь Кэт с Элли кучкуются вместе с остальными. Вид у них вполне довольный.

Я улыбаюсь как можно обаятельней.

– Понимаете, у меня много работы. Надо уже закончить с монтажом. Сроки горят, продюсер торопит, – добавляю я, на что Брайан медленно кивает, не скрывая разочарования. – Увидимся.

Выходя, я держусь подальше от Элли с Кэт, но зато прохожу совсем рядом с Моникой. Я улыбаюсь ей, и она отвечает мне тем же, но без энтузиазма. Интересно, если она так рвется помогать девушкам, то почему пыталась убедить меня, что у Элли все в порядке, когда это определенно не так? Хотела бы я знать, о чем она думает на самом деле.

Я сворачиваю влево. Воздух сырой и холодный. В нескольких шагах дальше по улице есть глубокий дверной проем, откуда можно незаметно наблюдать за входом в зал игровых автоматов. Я мысленно прошу Элли выйти одну, но пятнадцать минут ожидания приносят разочарование: в дверях появляется Кэт, за ней подружка, следом идет Моника, а за ней на улицу высыпают и все остальные. Девушки окружают Монику, она бросает взгляд на часы.

– Идемте, девочки, – говорит она. – Нам нельзя опаздывать.

Девушки возбужденно щебечут. Одна откалывается от группы, сказав, что сегодня не может, но обязательно придет в следующий раз, а оставшиеся пятеро или шестеро в сопровождении Моники идут в сторону «Корабля». Я дожидаюсь, когда они завернут за угол, и только тогда иду следом, стараясь не потерять их из виду на Слейт-роуд. Они оживленно болтают, им явно не терпится поскорее оказаться там, куда их ведет Моника. Даже Элли участвует в общем веселье, хотя выглядит намного младше всех остальных; такое впечатление, что она пытается во всем подражать им, равняться на Кэт.

Наверху Слейт-роуд Моника останавливается, чтобы подождать отставших, и затем они идут на парковку – ни дать ни взять наседка с выводком цыплят. Моника подходит к помятому универсалу «вольво» и садится на водительское сиденье, Кэт плюхается рядом с ней, а одна из девушек помогает Элли забраться в багажник. Наконец все размещаются, и Моника дает задний ход. Заинтригованная, я направляюсь к своей машине.

Меня никто не замечает, я трогаюсь, внезапно вспомнив про виски, гуляющий в моей крови. Моника выезжает из деревушки и сворачивает влево – не в сторону Молби, как я ожидала, а в направлении Крэг-Хед. Поворот на маяк остается позади, потом она съезжает на второстепенную дорогу, ведущую в противоположную от моря сторону, затем на еще одну, еще уже. Я наблюдаю, как машина Моники удаляется, но сама следом не еду. Вместо этого проезжаю чуть вперед и паркуюсь, а дальше иду пешком.

Ее авто я нахожу перед металлическими воротами. Дорога слегка уходит вверх, по обе стороны поросшая высокими кустарниками, которые заслоняют мне вид. В тишине до меня доносятся веселые звонкие голоса Моники и девушек да жалобное карканье вороны где-то вдалеке. И больше ни звука. Я перехожу на бег, опасаясь потерять их, но через несколько шагов преодолеваю очередной изгиб дороги и вижу их прямо перед собой. Они толпятся еще у одних ворот, пока Моника сражается с массивным навесным замком. Я снимаю короткое видео, потом отступаю назад, по-прежнему никем не замеченная. Я жду, когда они пройдут, чтобы пройти за ними через эти ворота и очутиться в полях.

Камеру, по-прежнему включенную, я держу прямо перед собой. Компания девушек решительным шагом направляется к большому сараю, который стоит в ближнем углу поля. Перед сараем простирается двор. Я крадусь вдоль живой изгороди, стараясь держаться у самых кустов, и подхожу так близко, как только осмеливаюсь. В центре поля я замечаю двух лошадей – серую, цвета неба, и гнедую, – укрытых попонами, и все сразу встает на свои места.

Я подбираюсь поближе. Моника отпирает самую маленькую из трех дверей конюшни, не переставая оживленно болтать.

– Кэт! – слышу я. – Ты нам не поможешь, милая?

Все остаются ждать на улице, а Кэт с Моникой исчезают внутри; судя по всему, это помещение для хранения упряжи. Несколько минут спустя они вновь появляются, неся в руках одеяла и недоуздки, после чего Моника ведет девушек на поле.

Я стою далеко и не слышу, что она говорит, но одна из девушек с ее подачи свистит – неожиданно громко. Обе лошади как по команде вскидывают головы и, прекратив щипать травку, к очевидной радости девушек, скачут в их сторону. Моника нашептывает что-то на ушко серой, а девочки окружают гнедую; потом она учит надевать недоуздок и прикреплять к нему веревку. Покончив с этим, они ведут фыркающих лошадей обратно во двор и там привязывают. Моника показывает, как снять попону, а потом дает девочкам самим это проделать, прежде чем они принимаются оглаживать лошадиные холки. Моника энергично похлопывает лошадей по крупу, попутно что-то поясняя, а девочки восторженно воркуют. Общение с животными для них редкое удовольствие; даже Элли явно пребывает в своей стихии и ничем не напоминает ту напуганную пичужку, которую я увидела на выходе из зала игровых автоматов. Кэт и еще пара девочек разражаются смехом. Я ищу способ подобраться поближе, чтобы слышать их слова, но это слишком опасно, нельзя попадаться им на глаза, у меня нет совершенно никаких оснований здесь находиться.

И тем не менее я решаюсь рискнуть. Я жду, пока Моника и девочки не оказываются полностью поглощены своим делом. Она присаживается на корточки рядом с копытом одной из лошадей и принимается ковыряться в нем чем-то вроде железного крючка, а девочки наблюдают, затаив дыхание. Я делаю шаг вперед, за ним другой – очень медленно, не прерывая съемки.

– Так, а теперь нам понадобится щетка, – говорит Моника, и Кэт что-то ей передает. – Вот, смотрите.

– А это не больно? – спрашивает Элли.

– Нет, милая, – качает головой Моника. – Этой штукой ты ей больно не сделаешь. Хочешь сама попробовать?

– А можно?

Моника передает крючок взволнованной Элли. Остальные наблюдают, как она чистит лошадиное копыто, хотя пара девочек никак не могут успокоиться и то и дело хихикают.

– Девочки, – говорит Моника, вскидывая голову, – можете сходить за кормом? Кэт?

Кэт ведет подружек в конюшню, и вскоре они возвращаются с двумя цветными бочонками – желтым и зеленым. Они дочищают обеим лошадям копыта, и Моника накидывает на серую свежую попону, потом девочки по ее примеру укрывают гнедую. Напоследок они гладят лошадей по мордам. Моника просит девочек отвести лошадей в конюшню и ласково смотрит, как те их отвязывают. Элли, кажется, особенно наслаждается общением с этими грациозными животными.

Я перемещаюсь чуть влево, чтобы удобнее было снимать, но наступаю на ком земли и подворачиваю лодыжку. Острая боль, пронзившая меня, через мгновение утихает, но от неожиданности я успеваю вскрикнуть. Моника слегка приподнимает голову.

– Кэт, будь добра, подойди на минуточку, – просит она.

Кэт слушается. Моника что-то негромко говорит ей, но, к счастью, обе смотрят в другую сторону, в поле, а не туда, где прячусь я. Я очень осторожно отступаю назад и вправо, держась так, чтобы между Моникой и мной все время были лошади, которых девочки ведут в конюшню. Вскоре я оказываюсь за углом здания, которое надежно скрывает меня из виду. Пригнувшись, я смотрю, как Моника запирает дверь конюшни на засов и ведет девочек в помещение для хранения упряжи. Воспользовавшись возможностью улизнуть, я возвращаюсь к своей машине и еду обратно в Блэквуд-Бей.