Как бы то ни было, потеря златокудрой наложницы его удручала, будто бы он лишился чего-то важного. Получил желаемое, но не успел им вдоволь насытиться. Мысли о девчонке, покончившей с собой, не давали покоя, она снилась ему последние несколько ночей, отчего советник плохо спал и выглядел измученным. Темные тени залегли под глазами. «Что это было? Мимолетная любовь?» – спрашивал он и ненавидел себя, потому что знал: это чувство – непозволительное проявление слабости, а он всегда мечтал быть сильным, таким же, как лишенный им жизни Ноа.

Молодой маркиз перевел взгляд на висевший на стене меч генерала. Он прикрепил его на самом видном месте, как трофей, напоминающий о последних событиях. Вид оружия его тяготил, и Орис подумывал не снять ли его оттуда и не убрать подальше, как говорится, с глаз долой – из сердца вон...

Неожиданно раздумья прервались. Его внимание привлекло какое-то движение в углу. Это было странно, советник знал, что в комнату никто, кроме него, не входил, а дверь была заперта изнутри.

– Ну, здравствуй, Орис, – послышался знакомый голос из темноты, и на свет выступил генерал.

– Ноа…? – спросил маркиз, и голос его дрогнул. – Это не можешь быть ты… Ты умер… Я лично поджег хворост на твоем погребальном костре… – глаза советника наполнились ужасом, он вжался в кресло, представляя собой жалкое зрелище.

– Я говорил, что доберусь до тебя? – игнорируя его слова, продолжил вещать погибший воин, – и оторву твою гнилую голову?

– Пощади… – прохрипел Орис, сползая на пол, и на коленях приближаясь к генералу.

– А ты пощадил Эвелин, когда она молила тебя об этом? – глаза Ноа наполнились гневом и слезами при упоминании любимой.

– Прости… Я был ослеплен страстью и не знал, что творю… – продолжал пресмыкаться обезумевший маркиз, подползая ближе к генералу и цепляясь руками за его штаны. – Я буду молиться за упокой ваших душ…

– Помолись лучше за свою, – прорычал Ноа, и ухватив жалкого советника за ворот, рывком поднял на ноги. – Ты сдохнешь, как крыса!

С отвращением генерал заглянул в глаза своего врага и, увидев там бездну страха, брезгливо откинул от себя. Тот отлетел, словно тряпичная кукла, и с силой ударился о стену. Меч, висевший над ним, покачнулся и упал вниз, случайно скользнув по открытой шее. Кровь хлынула горячим фонтаном из поврежденной артерии.

Ноа стоял рядом и с удивлением наблюдал, как советник, хрипя, пытался зажать пальцами рану, как тянул к нему окровавленные руки, взывая о помощи, а потом застыл, уставившись на него стеклянным взглядом.

Все произошло очень быстро. Генерал стоял в некой растерянности. Он не чувствовал ничего: ни жалости, ни сострадания, ни удовлетворения от мести.