Мэтт не имел ни малейшего понятия, о чем тот толкует.

Мальчишка бросил в рот пластинку жевательной резинки; предложил и Джексону, который не стал отказываться.

– Единственно, что могу сказать, – проговорил он, постукивая пальцем по афише, – это что упомянутая тут звукозаписывающая студия закрылась с месяц назад. Слишком большая конкуренция.

– Супер, – пробормотал Джексон.

– А вы коп или как? – малый неистово перемалывал зубами резинку.

«Или как», – подумал Мэтт.

– Я работаю над расследованием по делу Неона.

Брови продавца взлетели вверх чуть ли не до линии волос.

– Круто!

Джексон не стал выяснять, в чем, собственно, тут крутизна.

– Не исключено, что он имеет какое-то отношение к музыкальной индустрии.

– Тогда удачи вам в этом деле. Вы вообще представляете, сколько там народу крутится? Могу дать вам список других записывающих студий, если это поможет.

– Буду очень благодарен, – отозвался Джексон, приготовившись скормить эту информацию своему «Айфону». Потом он вручил юнцу визитку.

– Если чего-нибудь услышите, пусть даже и самое незначительное, позвоните.

Про дреды, ярко-желтые машины и возможный интерес к американской музыке он упоминать не стал. Подобное описание было ничуть не лучше паршиво составленного фоторобота – два глаза, два уха, один нос.

Те же рутинные действия Джексон проделал еще в паре подобных магазинов. Это сожрало кучу времени и не принесло ничего ценного.

Вернувшись в квартиру, позвонил Уэйну Гарднеру. Тот отреагировал именно так, как он и предполагал.

– Я трактирщик, а не Саймон, блин, Кауэл![51]

– А как насчет той студии звукозаписи, которая спонсировала мероприятие, – с кем вы там общались?

– Не помню уже.

– Отыщите имя и перезвоните, не то я сам вас отыщу.

Джексон бросил трубку. Почему у него чувство, что его ведут по дороге, уходящей в никуда? Чтобы разработать каждый музыкальный след, понадобится невероятное количество человеко-часов, а без доступа в Ллойд-хаус он больше не может использовать полицейские ресурсы. Время перейти к плану «Б».

«Погуглив» номер бирмингемского отделения Би-би-си, Джексон связался с приемной и попросил, чтобы его соединили с отделом новостей. Первую жертву Неона обнаружили в квартале, примыкающем к их зданию, так что было вполне логично дать свое первое и единственное интервью съемочной группе именно этой телекомпании.

– Джек Эндрю, редактор отдела новостей, – послышался в ответ голос в трубке. Судя по отрывистому тону, дел у телевизионщика было невпроворот.

Едва только Джексон назвался, как настроение моментально переменилось. Эндрю был готов встретиться прямо сейчас, в любое время, в любом месте, где угодно. Мэтт был уверен, что, если как следует поднажать, тот предложил бы ему денег. Наконец Эндрю выдохся. Очень тихо и спокойно Джексон объяснил, когда хочет дать интервью и под каким углом, в каком направлении, как ему хотелось бы, должна идти беседа. Он ожидал возражений, пересыпанных медийным жаргоном вроде «креативный подход» и «целостность восприятия», но Эндрю лишь спросил, не смог бы Джексон прибыть за час до выхода в эфир, и сказал, что с нетерпением ждет встречи.

Через пару минут зазвонил мобильник.

– Мик! – удивленно воскликнул Джексон. – Я думал, ты залег на дно.

– В некотором роде. Послушай, не могу долго говорить. Вернули книгу.

На виске у Джексона нетерпеливо запульсировала жилка.

– Ты был прав насчет карандашных пометок. Они очень важны.

– Каким образом?

– Когда музыканты записывают партитуру, то сначала пишут карандашом, чтобы потом обвести набело. Окончательный вариант часто пишется тонким фломастером, и, понятно, карандашные пометки стираются. Смысл в том, чтобы тот был без всяких помарок, а нотные знаки располагались как можно более плотно. – Карнс примолк. – Алло? Что-то ты сегодня неразговорчивый…

Всё один к одному, понял Джексон. Поделившись с Карнсом последними сведениями, он спросил, готов ли тот поработать ногами, связываясь со звукозаписывающими студиями, общаясь с музыкантами и капая на мозг Уэйну Гарднеру.

– Мне тут прикомандировали пару салаг. Детективов-констеблей Тонкс и Мандера. Могу поставить их на это дело.

– Им можно доверять? Не проболтаются?

– Им обоим еще больше плевать на Броуна, чем нам с тобой. Естественно, это будет идти параллельно с официальным расследованием.

Джексон записал обе фамилии.

– Если б я думал, что Броун что-то по этому поводу предпримет, то с радостью поделился бы информацией.

– Ты правильно понял, что ничего он не предпримет. А можно поинтересоваться, что сам-то думаешь делать?

– Включи завтра вечером новости и узнаешь.

После этого звонка Джексон открыл сайт одной из социальных сетей и проверил, нет ли где-нибудь поблизости Айрис. Согласно координатам, она находилась в Кредли-хит. Что она там делает? С кем общается?

И, словно бы мысли могли трансформироваться в действия, его телефон звякнул, и на экране появился некий зашифрованный текст. Джексон набил ответ, секунду выждал. Отметив время и местоположение, подхватил пальто.

– Мне нужно то же самое, – сказала она. – И еще «Ругер». Плачу нальником.

Натянув перчатки, Кевин Джойс вытащил из застекленных витрин оба пистолета.

– Патроны?

Айрис утвердительно буркнула. Дитя инстинкта, она испытывала дурное предчувствие. Пардоу не терпелось, как он сам выражался, «нажать на красную кнопку», чтобы оборвать албанскую связь, – тут-то как раз ничего удивительного. Проблема заключалась в том, что сама она даже близко не была к этому готова. Видно, Пардоу уловил ее неохоту, поскольку сразу же потребовал встречи. «Сразу после закрытия, – сказал он. – В обычном месте». А «обычные» места Айрис не любила по той же самой причине, по которой терпеть не могла придерживаться давно устоявшегося распорядка действий.

– Дела, видать, идут, – заметил Джойс, вручая ей коричневый бумажный пакет с коробкой девятимиллиметровых патронов.

– А у тебя как? Много клиентов в последнее время?

Джойс бросил на нее опасливый взгляд.

– Это ты о чем, Айрис?

Хороший вопрос. «А хрен его знает», – подумала она.

– У тебя никто из клиентов не повернут на музыке? У парня могут быть дреды.

У Джойса отвалилась челюсть. Сигарета опасно повисла на нижней губе.

– Ты вообще сечешь, чё сказала-то? Да это половина…

– Этот парень белый.

– В таком случае ответ отрицательный.

– Ладно, это я так, на всякий случай.

Айрис посмотрела на часы. Главное сейчас – уложиться в график. Вроде еще есть время вернуться домой, вымыться и заставить себя что-нибудь съесть. У нее было чувство, что ликвидацию придется проводить сегодня же вечером.

Нацепив на лицо самую убийственную из своих улыбок, Гэри смотрел, как Наоми уплетает на ужин свою любимую пасту с морепродуктами. Сегодня утром он встал пораньше и специально сходил на рынок, чтобы морские гребешки были гарантированно свежими, а после, припомнив упоительные прошлые времена, заскочил в новый торговый центр купить две бутылки дорогущего «Макон-Вилляж», которым теперь ее обильно потчевал, а также коробку шоколадных конфет на десерт. Пол Дезмонд[52] обеспечивал гладкий, умиротворяющий саксофонный фон. Судя по тому, как продвигался процесс охмурения, расстарался он действительно на славу. Речи про «вещи, которые надо обсудить», больше не заводилось. Одна часть Гэри чувствовала облегчение, другая предвещала беду.

Наоми лучилась сиянием и довольством. Выглядела она действительно отпадно. Он всегда предпочитал видеть ее без макияжа и одетой по-домашнему, поскольку это придавало ей более ранимый вид. Свет свечей выгодно подчеркивал ее смуглые знойные черты. Ощущение было такое, будто сидишь за одним столом с какой-нибудь ближневосточной принцессой.