Джексон прошелся по всему ряду в обе стороны. Представляясь сотрудником полиции, проводящим следственные мероприятия, он задавал жильцам один и тот же вопрос: не заметил ли кто незнакомую машину, припаркованную в районе три вечера назад. Ответы разнились от «увы» и мотания головами до «по-моему, это ваше дело следить за порядком!», после чего дверь быстро захлопывалась. Дважды прозвучало слово «трагедия». Четырех съемщиков не было дома. Джексон сделал себе мысленную пометку вернуться.

Уже забравшись в машину, он вдруг заметил женщину средних лет, подъехавшую к дому в черной «Фиесте». «Одна последняя попытка», – подумал Джексон.

Он подошел к ней, когда она наклонилась над багажником, чтобы достать покупки.

– Вам помочь?

Женщина обернулась. Ее тщательно накрашенное лицо исказилось подозрением, в уголках рта пролегли глубокие бороздки.

– Вы что, не видели объявление? – Она махнула рукой на окно: «Торговых агентов просят не беспокоиться».

Джексон нацепил на себя свою самую успокаивающую и обаятельную улыбку.

– Я из полиции.

– О! – отозвалась она, все еще несколько раздраженно. Глянула на пакеты, а потом опять на него. – Не возражаете, если мы зайдем в дом? Тут несколько прохладно.

Женщина начала собирать сумки с продуктами. Мэтт галантно выступил вперед.

– Давайте лучше я.

Внутри они остановились в гостиной, оформленной в холодных серых тонах.

– Простите, что чуть не послала вас подальше, – сказала женщина, снимая пальто. Джексон заметил аккуратно покрашенные лаком ногти. Возрастные пятнышки на руках наводили на мысль, что она значительно старше, чем выглядит на первый взгляд.

Он спросил, как ее зовут и живет ли еще кто-нибудь в доме.

– Я в разводе, – коротко ответила женщина.

Джексон, которому не терпелось перейти к делу, задал ей тот же вопрос, что и всем.

– Три дня назад? Я вернулась поздно – навещала сына в Уэст-Кантри и действительно обратила внимание на какую-то незнакомую машину возле дома двадцать девять. Крисси и Джим уже были дома, и у них во дворе полно места для машин гостей, так что я решила, что это приехали к кому-то из «Рощи». Жуткое место, – доверительным тоном добавила она.

– Можете назвать марку и модель?

Свидетельница приложила наманикюренные пальчики к груди и хохотнула.

– Боюсь, что я в таких вещах не спец.

– Седан, хэтчбек, универсал, спортивная?

Она секунду подумала.

– На вид вроде спортивная. Сидит пониже, чем моя «Фиеста».

Не сильно весомая подсказка.

– А номер не помните?

– Господи, конечно же, нет!

– В какую сторону она стояла передом? – спросил Джексон.

– В мою.

– То есть в сторону главной дороги?

– Совершенно верно.

– Вы сказали, что обратили на нее внимание. Почему?

– Она была необычная.

– И что в ней было необычного?

– Цвет, – сказала женщина.

– И какой же?

– Ярко-желтый. Ослепительный. Почти неоновый.

Джексон терпеливо ждал Айрис в пригородном ресторане. Прилив энергии и уверенности в себе, который он ощутил при нежданном везении, быстро сошел на нет, а когда, уже в половине восьмого, он заподозрил, что Айрис так и не появится, настроение и вовсе упало ниже плинтуса. Да на хрена ему это вообще надо? Хороша парочка: у одного смертная тоска, у второй смертный приговор! На черта вообще какие-то расследования?

Набрав ее «киллерский» номер, он услышал все тот же механический голос: «Вызываемый абонент недоступен». Окончательно разочарованный, решил дать ей еще полчаса, после чего сворачиваться. От выпитого тоника уже бурчало в желудке.

Изучая бар на предмет любой особы мужского пола с дредами, Джексон поймал себя на том, что невольно задерживает взгляд на красивых женщинах, которых тут оказалось немало.

Самого себя он особо привлекательным не считал, но брюнетка в углу определенно строила ему глазки с того самого момента, как он уселся за столик. Джексон в очередной раз невольно перехватил ее взгляд, и она улыбнулась, шепнув что-то на ухо подруге. Подхватив стакан левой рукой, Мэтт демонстративно показал обручальное кольцо.

Долгие недели после смерти Полли Джексон едва мог заниматься самыми элементарными вещами. Было все еще больно вспоминать о счастье, которое они делили на двоих. Горе тут же разъедало любое радующее воспоминание, но он отнюдь не собирался целить свои душевные раны дешевым перепихоном.

Когда стало окончательно ясно, что Айрис не придет, Джексон поднялся и вышел в ночь, мерцающую звездами. Ресторанная парковка была набита битком. Никаких ярко-желтых автомобилей, ни спортивных, ни каких-то еще.

Едва он собрался забраться в «Мини», как у него вдруг возникло четкое ощущение, что за ним наблюдают. Замерев на месте, Джексон медленно развернулся на сто восемьдесят градусов, убежденный, что откуда-то из окружающих стоянку теней его внимательно изучают.

Уличные фонари заливали тротуары ярким светом. Фары проезжающих автомобилей размеренно били в глаза, словно стробоскоп, и эти мигающие вспышки вдруг отчетливо вызвали в памяти другой вечер, ужасающий в своей дикой жестокости. Жуткие видения – блестящий шар, ехидно плюющийся острыми разноцветными лучиками, обезображенное лицо Полли – буравом ввинтились в мозг, застыли перед глазами. Джексон вдруг почувствовал, что не может пошевелить ни рукой, ни ногой. Его словно парализовало, пришпилило к одной точке, ослепило. Безостановочно проводя кончиком языка по губам, которые казались потрескавшимися и сухими, он изо всех сил прислушивался, не послышится ли вдруг визг шин сорвавшегося с места автомобиля. Но все до единого звуки заглушала странная музыка, настойчиво звучащая у него в голове, – знакомая до боли мелодия, которую он старательно подавлял в себе до настоящего момента. Глубокий мужской голос неумолимо сотрясал тишину. И, что самое страшное, пел он о глазах, пронзенных неоновым светом.

Джексон испустил глухой стон. Рванул на себя дверцу машины, практически рухнул за руль, включил радио и вывернул громкость на максимум. Что угодно, только чтобы стереть тягучую мелодию «Звука тишины»[36], назойливо гудящую в голове!

Айрис всегда любила тупики. Только один въезд и только один выезд – они словно специально созданы для того, чтобы быстро смыться, если тебя засекут. Но к этому пока дело не шло.

Еще с ночи она встала лагерем в укромном садике перед пустующим домом с вывеской «Сдается». Развернув мотоцикл так, чтобы тот смотрел вниз по склону и в сторону главной дороги, поставила его поближе к крыльцу, рядом с гаражом. Никаких фонарей тут не имелось. Хотя если прямо под носом у местных орудует бордель, то на нее-то уж точно никто не обратит внимания. В случае чего можно будет просто сказать, что она исполняет свой гражданский долг и присматривает за домом напротив. Спросить с каменным лицом, не видел ли кто чего-нибудь подозрительного.

Наконец около четырех утра подъехали албанцы на пикапе «Ниссан» со здоровенным кенгурятником – машина типа «У меня вот такие яйца». Вошли в дом и так и не появлялись оттуда.

На Айрис были толстая куртка с теплой подкладкой и джинсы с поддетыми под них легинсами, и все же она промерзла до костей. Зубы, казалось, настолько заледенели, что стали хрупкими и были готовы рассыпаться в ту же секунду, как она сделает первый глоток горячего чая. А чашка горячего чая сейчас была всем, о чем она могла только мечтать. Падающая с ног от усталости и одуревшая, Айрис чувствовала себя совершенно больной, словно враз постарела на десяток лет.

Около семи утра улица стала просыпаться. Из систем центрального отопления вырывался пар, сталкиваясь со студеным утренним воздухом. Там и сям зажигался свет. Раздергивались занавески. Открывались двери, выпуская собак и впуская кошек. Улица наполнилась разнообразными звуками, сливающимися в единый неясный шум, – семьи поднимались навстречу новому дню, родители кормили детей завтраками и увозили их в школу, а самих себя на работу. Пора сваливать, пока ее никто не увидел.