Мать замолкает и странно опускает подбородок, формируя на шее не одну жировую складку, словно у огромной старой жабы. Еще чуть-чуть и родительница с огромным хищным грозным «кваком» накинется на меня.
— Идем домой! Мне кажется, ты перегрелась, младшенькая Рейес. Слишком взрослая маленькая дочь. Свяжись и поговори с ним. А еще лучше, пусть он к нам приедет, если…
Примет этого ребенка?
— Захочет! Как тебе такой «конспект»?
Хорош! Однако, я все-таки добавлю маркерные стикеры-закладки.
Сижу перед компьютерным экраном, как проклятая, по-моему, третий час. Там полночь и немного больше — Смирнов, по-видимому, уже вне зоны доступа, надеюсь, что Сережа спит и видит свой десятый сон? Напишу сообщение и вся недолга. Действительно, чего тянуть!
«Прости, Сереженька. Тук-тук!». Нажала кнопочку и с облегчением вздохнула. Справилась! Отправила и дергаю ногами в бешеной трясучке, солируя на эксклюзивном выходе в быстром фуэте. Теперь стоит написать, что…
«Не спишь, кубинка, без меня сон не идет? Погладить грудку, пощипать сосочки, клитор пососать?». Вздрагиваю и таращусь в три дебильных стикера, которые он высылает мне с походом, после основного сообщения:
«Лижу-выкручиваю-дергаю! Чуток грызу! Зажать?».
Озабоченный мерзавец! Что это такое? Я настроена сегодня на серьезный разговор — заигрывания точно надо прекращать, опять ведь ничего серьезного не выйдет.
«Мне нужно кое-что сказать, Сережа. Ты не сильно занят?» — ни к чему особому не располагающее простое предложение.
«Возможно видео? Фидель, великий грозный старший брат, не бдит? А предки спят? Возможно восемнадцать плюс, м? Уа-уа-уа, йе, йе, йе! Я бы поднатянул малышку на себя! Сколько там на ваших трансатлантических часах? Тебе вдруг зажелалось обыкновенного интеллектуального или задушевного общения? Или тупо подрочить в эфире, а? Сегодня я на все готов, малыш! Не очень, правда, выгляжу. Я не одет и эспаньолку отрастил слегка!». Теперь в эфире гробовая тишина, но на закуску телефон трещит тремя покатывающимися от смеха безобразными порно-смайлами.
Что за дела?
«Сергей, ей-богу, перестань, пожалуйста. Нам надо о другом поговорить…». Отправила и сложила на коленях вздрагивающие в припадке руки — святая простота!
Растираю виски, а затем вдруг обнимаю себя за немного округлившийся — или мне так кажется — живот. Подаюсь вперед и утыкаюсь носом в собственную веб-камеру:
— Черт, черт, черт! Как сказать? Ну, как?
— Жень, — мужской охрипший голос с отсутствующим видео зовет откуда-то из подземелья. — Раз, раз! Один, два! Проверка звука! Sound check! C’mon, c’mon! — дебильный смех и снова странный счет. — Раз, два! Где ты, чика? Привет-привет!
Всхлипываю, тихонько поднимаюсь и еще раз проверяю, плотно ли закрыта моя дверь.
— Здравствуй, Сереженька! Привет! — включаю видео и смотрю в посеревшее от комнатного сумрака красивое осунувшееся как будто бы от горя совсем не доброе лицо.
Смирнов раскинулся на огромной кровати в своем доме, на его обнаженной груди стоит заполненная до краев еще немного тлеющая пепельница, а в уголке странно искривленного, обезображенного судорогой, рта зажата наверняка десятая по счету сигарета. Взлохмаченная голова, густая борода и очень грустные, влажные, практически плачущие, блестящие глаза…
— Ты болен? — шепчу и пальцами прикасаюсь к родному матричному человеку.
— Я очень долго жду тебя.
— Сережа…
— Ты бросила меня, чикуита? — со смехом, странным детским голосом, кривляясь и искажая привычный тембр, пытается разговор начать. — Меня ведь ни разу не бросали, поэтому ни хрена, сука, не вывожу, просто не знаю, как… Ты первая, кубинка-льдинка, стерва, больная на голову истеричка! Вот тебе медаль! Ты там одна?
Подносит к объективу камеры какой-то позолоченный кулон, раскачивая им, как профессиональный гипнотизер.
— Сергей, пожалуйста, — с громким выдохом прикрываю глаза. — Перестань. Это не смешно.
— Правда? Так я и не смеюсь. Ха-ха! — наигранно похихикав, продолжает. — Обманываешь, обманываешь… А сейчас что хочешь? Не нравится подарок? Ну, извини. Сейчас слеплю еще. Я тут, — он кряхтит и поворачивается на бок, — жру шоколад. Прикинь! Пью джюс и трескаю какао-шарики в закуску. Блядь! Ой, чика, чика…
Я слышу шум, грохот и удар.
— Я тут, я тут, — картинка странно дергается, но сразу возвращается назад, на свое место.
Теперь Сережа на полу с откинутой, «отрезанной», на край кровати головой и с дымящейся на его ключице той самой сигаретой.
— Выслушай меня, — жалобно и очень медленно скулю. — У тебя там, — показываю на свое плечо. — Ты сейчас устроишь там пожар! Смирнов, хватит! Это…
— У меня день рождения, Женя, — вдруг произносит, снимая с тела тлеющий окурок. — Мне тридцать два, детка. Три два, правда, года! Но я выиграл! Дожить до тридцати двух не каждому дано. Ура, ура, ура-а-а-а!
Господи! Вскидываю руки и зажимаю плотно рот.
— Испугалась? Нет-нет, не сегодня. Только через три дня, малышка. Ну, — злобно ухмыляется, — если повезет, конечно. Я, бл, что-то так устал… Тут адский холод! Дикий мороз — природа, сука, взбеленилась. Чика ты увезла на долбаную Кубу всю жару. Верни, мерзавка, все сюда, назад!
Сергей, опираясь на кровать, приподнимается и, как взбешенный адской болью зверь, накидывается вдруг с внезапным брызжущим слюнями рыком на кристаллический экран:
— Чего ты хочешь, Рейес? Что за игра такая? Что это за долбаные прятки? Не хочешь знать меня — отстань! Но все-таки, — трясет перед моим носом указательным пальцем, — объясни причину своего психованного поведения…
— Ты пьян? — мне кажется, я что-то стала понимать.
Не отвечает прямо, но обезумевшим демоном хохоча вещает:
— А вот и оправдание для меня! И что? Что? Ну? Выпил? И? Продолжай, чего заткнулась?
— У тебя все хорошо?
— Ой, бля-я-я-дь. Пока! Отстань.
— Я…
— Ну-ну! Называй время, сука. Время нашей встречи. Неделя, две, месяц, год, следующая жизнь? Последнее, по-моему, более вероятно и даже предпочтительнее. Так что, отвали на хрен, стерва, отвянь!
Он замолкает и, по-моему, про себя отсчитывает выданное время на скорое обдумывание моего ответа.
— Пока не знаю. Еще не бронировала, но кое-что произошло, Сережа. Мне кажется, ты должен знать.
— Не хворай, — встает и шаркает по полу.
Куда он? Уходит? Что происходит? Пожалуйста… Хнычу и задушенно мычу:
— М-м-м. Я очень виновата, прости меня. Сергей!
— Что, Рейес, что? — присаживается на корточки и снова скалит зубы мне в лицо. — Ну, ну, ну… Да найдешь еще кого-нибудь, не переживай.
— Мы не расстались. Слышишь! Еще раз повторяю! Я возвращаюсь. Только я очень прошу тебя, не пей, любимый. Это очень больно видеть…
— ЛЮБИМЫЙ! — тянет только это слово. — Сереженька, Сережа, Серый, Серж, СМС, сучий выблядок, ушлепок, гнида и убийца, сыночек, сраный вундеркинд… Кто там еще? Сейчас трудовую книжку подниму… Жалко выгляжу, чикуита, или похотливо? — подмигивает и резко поворачивается в профиль. — Извини меня. Очень жаль. Все не вовремя. Все! Вообще! Должно! Быть! НЕ ТАК! Почему ты там?
— Мне тяжело, я сильно сожалею, что не с тобой, не рядом. Сможешь ли простить меня? Я испугалась и опрометчиво допустила слишком грубую ошибку, которую тяжело теперь исправить, да? Не надо было, а я устроила все это… Но мы поговорим и…
— А-а-а! Все же в следующей жизни, Рейес! — присвистывая, поднимается и тут же падает животом на кое-как разложенные подушки.
Я вижу его лицо — всего один стеклянный, подозрительно стальной, но не зеленый, не родной, не доброй, не «серый» глаз.
— Я умоляю, дождись меня. Сереженька…
— Я очень спать хочу, чикуита. Пока.
Я отключаюсь и плашмя раскладываюсь на аккуратно застеленной своей кровати — нет больше сил смотреть на раненого зверя, которого я жутко, по глупости или все же по неосторожности покалечила и благосклонно преднамеренно не добила. Жестоко, Рейес, и очень зло…
