— Сейчас начнешь просить. Уже слышу и предвкушаю.

— Нет! Не дождешься! Никогда!

И тут же получаю сладкий поцелуй в шею, ощутимый, но безумно нежный укус, потом мужской издевательский смех и сладкий звук:

«Чмок! Чмок! Чмок!».

Ну гад же! Скотина зверская! Ничего не скажешь.

— Ты что делаешь? Следы оставишь. Максим, перестань.

— Вот и прошения пошли. Но я голоден, а значит, к твоим просьбам до моего насыщения абсолютно глух.

— Есть предложение, — дышу часто-часто, успеваю только краткие фразы формулировать. — Не просьба! Слышишь, Макс?

— Ой, детка! Подождет! Иди сюда…

Максим прокладывает дорожку поцелуев по моей шее к скулам, в уши, потом основательно запутывается в волосах — сдирает зубами резинку и лицом зарывается в распущенный пучок.

— Макси-и-им, пожалуйста. Это важно…

— Говори!

— Опусти меня на пять минут, — оттаскиваю его лицо от себя и заглядываю жалостливо в глаза. — Клянусь! Пять минут — не больше! А потом, надеюсь, мы продолжим с того места, на котором остановились. Если ты… Захочешь.

Он физически с выдвинутым ультиматумом соглашается, плавно опускает на пол и стопорит двумя руками по обеим моим сторонам:

— Слушаю, кукленок! Я — весь сосредоточение и внимание!

Думала, что будет проще. Раз и:

«Да, Максим!».

— Я… — смотрю ему в глаза, а руками шурую в карманах своего коротенького пиджака. — У меня тут… Ты не мог бы чуть отодвинуться и…

— Не было такого уговора. Ты попросила только отпустить. Это реализовано в полном объеме, а на иные условия я своего согласия как будто не давал.

Я упираюсь двумя ладонями в мужскую грудь и все-таки вынуждаю его ослабить свою хватку.

— Максим, — нащупала импровизированный футляр с обручальными колечками. — Максим… Максим…

— Что случилось, Найденыш? Ты меня пугаешь? Где ты была? Это как-то связано? Надь, не тяни, у меня сейчас сердечный приступ будет. Ты…

— Женись на мне! Пожалуйста, — опускаю голову и рассматриваю бумажную обертку и два смешных кольца. — Это…

— Ты позволишь? — он тянет тонкое, женское, мое.

— … — не произношу ни звука, сглатываю и утвердительно киваю.

Максим очень бережно надевает мне на палец скроенный в мамином автомобиле фольгированный ободок. Он каких-то жалких пару минут рассматривает мой обручальный палец и тут же прикладывается губами к маленькому кольцу.

— Можно я? — моя очередь, и я зачем-то спрашиваю.

— Если ты не против, не возражаешь. Согласна?

— Нет! Это…

— Твое «да»? Ты…

Дрожащими руками беру его левый безымянный палец, а он с улыбкой забирает его назад:

— На правый, детка.

— А сердце же слева расположено. Почему на правый? Ты уверен? — с опаской и недоумением рассматриваю ту руку, на которую Макс уже мне водрузил знак своей безоговорочной любви.

— Малыш, на правый, только на правый. Потом традиции объясню. Пожалуйста, я хочу уже на правах мужа тебя поцеловать и…

Быстро исправляю свою оплошность и надеваю игрушечное кольцо. Затем рассматриваю свое бумажное творение и делаю аналогичный жест с поцелуем:

— Люблю тебя, Максим.

— И я, — незамедлительно мне отвечает. — И я, Наденька, очень сильно люблю тебя. Иди сюда, иди ко мне, хочу поцеловать…

— Фу! На хрен! Бля-бля! БЛЯДЬ! Твою мать! Вы охренели? Твари! Развратники! — Смирняга орет, словно его охватил тот самый вселенский стыд. — Вы хоть бы дверь, сука, закрывали. Морозов, ты оху…

— Закрой свой рот, ЛешА, и ту самую дверь с той стороны тоже, на всякий случай. Что за манеры у принца голубых кровей? Врываешься! Орешь! Жену мою пугаешь!

Смирняга настойчиво заходит внутрь, запрыгивает на диван, который стоит у моего Максима в кабинете, укладывается на бок и подпирает щеку руками:

— А теперь эротика, мои дорогие друзья! — напевает какую-то до боли знакомую мелодию. Господи, это что… «Эммануэль»?

— Леш, правда! Заканчивай весь этот фарс и выйди на фиг. Я сейчас к тебе спущусь, и мы разберемся с тем, что ты там доставил для эстетических нужд нашего ресторана, — Максим лукаво подмигивает мне. — Слышишь, Смирнов?

— Он медленно снимает с ее груди… Что там на тебе надето, Голден Леди? Ни хрена не вижу, Зверь, сдвинься в сторону, отойди. А пусть будет… Кружевной бюстгальтер! Запускает свои огромные жаркие руки ей в трусы и начинает…

— Так! — мне кажется, что мой Максим краснеет и прикрывает со стеснением глаза. — Хватит, я сказал.

— Завелся, да? Завелся? Надь, он там дергается, дрожит. Предвкушает…

— Я, пожалуй, выйду, — предлагаю наиболее оптимальное решение в свете сложившихся так неудачно, чего уж тут скрывать, обстоятельств. — Оставлю мальчиков наедине, пусть помечтают.

Аккуратно выпутываюсь из звериных сетей и прохожу мимо лежащего вразвалочку, но на боку, Смирнова:

— Жениться нужно, Алексей. Или завести себе девочку — ты станешь человеком и, возможно, немножечко добрее.

— Умыла, кукла! Ну, умыла же! Так, — подскакивает, хватает меня и мордой утыкается в живот.

Я четко слышу, как откровенную пургу ворнякает:

— Хочу быть дружком, хочу быть дружком, хочу быть дружком. Повлияй на своего мужа.

— Это все к Максиму, Алексей Максимович. Со мной не утруждайтесь, мой недооцененный Смирновский принц, — оттаскиваю его за волосы, он смешно кривит рожу, склоняюсь к его лицу и шепчу. — Не задерживай Морозова. У него одно незавершенное дело. А там, — указываю на свой низ живота, — я уже «вся пылаю и горю, теку и изнываю от желания». Записывай, чувак, пока я добрая, и пользуйся на здоровье — и да, на соавторство не претендую, люблю единолично на лаврах почивать. И еще, я по два раза не повторяю, Леша. Так что…

Делаю красноречивый жест — мол, рот себе крупным крестиком шью. Смирнов миленько краснеет и заглядывает через мое тело на Макса:

— Зверь, как ты с ней живешь? Она же дьяволица, демон секса и богиня порноиндустрии. Хоть и в этих оборванных штанах. У меня от ее прикосновений уже член стои…

— Закрой рот, похабник! Найденыш, подожди меня, — Максим указывает взглядом, где именно мне следует находиться до его прихода, — хм-хм…Там. Не обижаешься, кукленок? Я очень скоро — начищу рожу Леше и к тебе спущусь.

— Вай-вай-вай, — Смирняга смешно кривляется, а я улыбаюсь. — Меня от вашего сахара сейчас стошнит, молодожены.

Выхожу из кабинета нашего, но только мной любимого, шефа с кольцом на пальце, с одобренным свадебным предложением, возбужденная и до безобразия счастливая. Спускаюсь в общий зал, занимаю самое дальнее место и заказываю себе сытный обед. Официант, обслуживающий меня, замечает золотую полоску на том самом пальце и вежливо поздравляет:

— Надежда, очень рад за Вас! Это ведь наш шеф?

— Спасибо, Станислав. Есть такое! Немного, — подмигиваю ему осторожно, показывая, что это пока все же секрет. — Тебе у нас нравится? Все в порядке?

— Очень. Да, спасибо, все устраивает и коллектив молодой. Это первая работа, шеф взял без опыта и сразу доверил общий зал. Для меня это важно и почетно…

— Рада за тебя.

— Ваш заказ будет готов через…

Нас нагло, по-столичному, беспардонно прерывают:

— Прохорова? Надежда? Ведь это ты. Девочка? Не ожидал тебя увидеть! Не ожидал! То-то я смотрю знакомый почерк на стене, стиль исполнения, выбор натуры, да и весь этот дизайн, всякие штучки, кованые решетки, этот кофейный аппарат. Ты развернулась… Не думал, что когда-нибудь такое выдам, но ты, солнышко, не бездарность, у тебя определенно есть неподражаемый вкус…

Про талант ничего не скажешь, мерзость?

Нет! Нет! Нет! Неправда! Ложь! Страшный сон и бред. Хочу проснуться, вырваться и отказаться от этого долбаного наваждения:

«Максим, Максим, забери меня, любимый. Не могу тут находиться — с тобой быть хочу».

По-идиотски нервно оглядываюсь, стараюсь не смотреть на своего внезапного собеседника — не поднимаю глаз. Этого не может быть! В нашем миллионном захолустье… Глеб Андреев собственной персоной будет нагло жрать, что мой муж предложит, а кто-то из этих мальчишек или девчонок ему подаст.