«Да пошла ты, тварь! Устал от тебя, от твоей семейки и твоего вечного папы. Он между нами будто спит — это аморально! Я так больше не могу!».

Морозов заставил меня бежать, родные мои! Он… Он тогда… Это было так неправильно и позорно… Я сбежала — мне очень жаль!

— Похоже, Максим уже пришел…

Мы резко с ней замолкаем и прислушиваемся к голосам, доносящимся с первого этажа. Отец, похоже, взял на себя роль развлекательного центра, мужчины там, внизу, о чем-то вроде как бухтят.

— Идем?

— Угу! Мам, подожди, пожалуйста, — останавливаю нас и хочу ее заверить. — Я не уеду больше, слышишь? Хватит! Нагулялась! Буду здесь, веришь мне?

Она молчит, ничего не отвечает. Кажется, или она слегка качает головой? Сочувствует моей нерешительности, видимо. Вот такая я не слишком удачная дочь у великолепных и успешных родителей.

— А что за ресторан, Макс? — слышу, как внизу Морозова допрашивают.

Сидят в зале, на диване, задушевную беседу мило ведут, словно старые приятели. Серьезно? Вот так, все просто?

— Называется «Прованс», там барином* и шефом по совместительству выступает очень старый друг, Владислав Алтухов. Практически «дед» поварского искусства. Мы с ним знакомы еще с училища, затем я проходил у него стажировку. Можно сказать, что этот человек научил меня всему в профессиональной сфере, конечно, — потом как-то очень неуверенно, что ли, продолжает. — До тех всех событий я планировал выкупить у него это заведение — он собирался продавать. Было колоссальное желание начать свое дело, чтобы там все-все было именно так, как я того хочу — начиная с классификации и кухни, ассортимента блюд простого или сложного приготовления, с того же личного персонала, и заканчивая обстановкой, внешним видом, так сказать. Теперь не знаю. Просто посмотрим, заодно сытно поужинаем.

— А как тебе дом? Все нормально? Обжился?

— Я съеду, Андрей Петрович, в ближайшее время. Не задержусь, не волнуйтесь…

— Макс, спокойно, — папа слишком бесцеремонно прерывает намерения Морозова. — Все нормально и абсолютно никаких проблем. Встанешь на ноги, отойдешь от всего, немного перетерпишь и… О-о-о! — отец замечает наш с мамой выход. — Кажется, твоя пара на сегодняшний вечер подоспела.

— Добрый вечер, тетя Галя! — зверь подскакивает и подходит только к маме, в упор, не замечая «крошечную» невидимку, меня. — Отец передает персональный привет своей, цитирую, «сестричке-птичке» и просит Вас поцеловать. Разрешите?

Оборачивается и с последним вопросом обращается, по всей видимости, все же к моему отцу, а тот, естественно, разрешает. Морозов легко касается губами ее щеки, при этом похотливым взглядом из разряда «видала, детка» одаривает меня.

Невоспитанный, наглый, дерзкий… Хам!

— Идем? — протягивает свою руку. — Надежда? Ты…

Наконец-то? Заметил? Меня удостоил своим мужским вниманием? А мне дядя поцелуй не просил случайно передать? Прохожу мимо и продвигаюсь значительно вперед, своей руки, естественно, ему не предлагаю. Со спины слышу только вздох и какое-то звериное сопение:

«Как пожелаешь?».

— Надь? — еще раз окликает. — Я могу это взять. Давай помогу. Надя…

Тянется за моим кофром с фотоаппаратом.

— Я могу сама! — но тут же осекаюсь, замечая жесткий взгляд отца. — Хорошо, ладно. Только очень осторожно, пожалуйста.

— Ну, естественно! — шипит и сверкает глазами.

— Хорошего вечера, ребята, — отец желает, а затем громко задает «тому» вопрос. — Макс, а когда планируешь вернуть мою дочь? Когда ждать?

Очень быстро, папа! Мы с ним не можем длительное время находиться рядом — непреодолимые обстоятельства и тяжелейшие характеры, думаю, через часик с небольшим буду уже дома — это если за импровизированным ужином я буду молчать, а так может и намного раньше. Зайдем, потом посмотрим, я что-то брякну, он ответит, и мы уйдем.

— Я провожу Надю, сегодня на машине…

— Да ты богатый кавалер, — скинула свой негатив, при этом очень больно уколола — и пусть. — Машина, ресторан, ужин…

— Пойдешь пешком или на автобусе отколымажешь, Надя. А там, на месте, мы встретимся с тобой, кукленок, в вестибюле. Давай только заранее договоримся, что будешь есть, засранка, — персональное обращение произносит шепотом. — Так уж и быть, все закажу и оплачу совместный счет, за это не переживай!

Я прожигаю его взглядом, думаю, что и без слов ему становится все ясным. Максим равняется со мной, грубо берет под локоть и ускоряет наш выход на предполагаемый «тихий и мирный» ужин — он тянет мое тело, да практически волочит из дома вон.

— Идем, сказал! — на меня рычит, а родителям наигранно улыбается. — Спокойного вечера, Андрей Петрович и Галина Николаевна. Не беспокойтесь, доставлю дочечку без опозданий.

— Хорошо погулять, ребята, — нам вслед одновременное напутствие идет. — Не ссорьтесь там.

По-моему, звучит со смехом или откровенным издевательством? Пытаюсь обернуться, но жесткий захват Морозова не позволяет этого сделать, и я жалкой тряпочкой за ним выкручиваюсь из дома во двор.

На улице замечаю машину. Ну, еще бы! Кто бы сомневался! Естественно, машину дяди Юры. Ха! Господи! Этого и следовало ожидать. Открываю рот, чтобы ввернуть очередную колкость, но:

— Не смей! Слышишь! Не смей! Закрой свой рот и жди того часа, когда я разрешу тебе его открыть.

— Не шипи на меня. Ты… И не повышай на меня голос, Морозов! Не забывайся!

— Это первый и последний раз, когда я веду тебя на ужин, Прохорова. Если бы не сложившиеся обстоятельства… Сука! Клянусь! Я клянусь, что никогда бы не стал приглашать тебя. Ты — последняя баба на земле, с которой я хотел бы…

— Открывай машину, зверь. Все и без твоих клятв ясно и понятно! Обиженный мужчина, вылезший из жопы мира, без средств и с ущемленным самолюбием, и растоптанной гордостью — это охренеть какое комбо! Это тот самый адский… Коктейль! Гремучая смесь! Этакий… Зеленый мексиканец*!

Я что? Я смеюсь сейчас над зверем? Открыто издеваюсь над ним? Что я делаю? Зачем? Мы останавливаемся у пассажирской двери машины. Максим шумно дышит, фильтрует с адской силой воздух, сопит и дергает, как будто бы в припадке, одной рукой. А я? Как ненормальная, беззвучно лыблюсь. Стерва! По крайней мере, стою с глупой и очень скособоченной ухмылкой на лице и чего-то жду. Ударила наотмашь, кукла, о последствиях, конечно же, не подумала, наверное, сейчас я извинюсь:

— Максим, я не хотела…

— Иди домой, Надя! Пожалуйста, уходи, не стой. Ничего, видимо, не выйдет. Не надо. Так! Мне! Не надо! Больше не хочу, — он стряхивает головой, словно пытается снять морок. — Я ошибся. Не стоило этого делать? Это — грубая и непростительная ошибка. Беги! Что застыла? Беги! А не то зверь будет гнать тебя…

— Что конкретно? — перебиваю его.

— Что? — прищуривается и уже определенно скрежещет зубами. — Сука! Что? Конкретно? Что спрашиваешь? Выражайся четче, формулируй адекватно мысль, потому что я ни хера не понимаю…

— Ты сказал, что ошибся. Да? Да! Так вот я спрашиваю, — замедляю темп речи и уменьшаю громкость своего вопроса. — В чем конкретно? Когда? И какие выводы ты сделал?

— Во всем, — открывает переднюю дверь и спрашивает, по всей видимости, в последний раз. — Я не упрашиваю и не унижаюсь, Надежда. Да — да! Нет — значит, нет!

Он ждет… Ждет! Ждет моего решения. И с опущенной головой, скрывая влажные глаза, я забираюсь внутрь:

— Спасибо! Максим, извини, пожалу…

Резкий и сильный хлопок двери. Краем глаза замечаю его лицо — безумно ярко сверкающие глаза, искривленный рот и звериный оскал. Вот и все! Я попалась! Там злость, гнев, ярость — больше ничего. Он… Он ненавидит меня! Замечаю, как его губы что-то шепчут — проклятия в мой адрес, пожелания долгой жизни и, вероятно, все матерные фразы, которые приходят сейчас ему на ум.

Теперь Морозов отвернулся от моего окна — лица его не вижу, он горделиво демонстрирует мне спину. Зверь, словно прячется или скрывается, не хочет показывать, что на его физиономии сейчас играет, но я и так, не глядя, ощущаю весь негатив, который он сейчас подогревает и в скором времени, безусловно, в этом я стопроцентно уверена, выплеснет со всей адской силой на меня.