Господи! Что я опять творю? Зачем так себя с ним веду? Мы — практически с этим зверем родственники, хоть и не кровные, а собачимся как будто супружеская пара. Сколько его помню в своей жизни, всегда именно так! Скандал, ругань, потом родительское примирение, потом «разбежались», а вот теперь, похоже, с Максом начинаем наш новый цикл…

— Максим, извини, пожалуйста. Просто, — глубоко вздыхаю. — Стою тут перед тобой с «незакрытым багажником» и это жутко раздражает, ты еще подкалываешь…

— Сказал же, что все нормально и понимаю твою естественную реакцию. Напугал тебя. За это прошу прощения. Но в остальном я не обманываю, из женских вещей у меня ничего нет. Нет женщины под боком в данный момент! Так получилось, — затем в сторону добавляет. — Может оно и к лучшему…

— Пожалуйста, не важен фасон и размер. Максим, не унижай меня. Я прошу тебя дать мне хоть что-нибудь из твоих вещей…

Он передергивает лицо, кривит рот и как будто шепчет «сука, хрен с тобой», а затем головой показывает направление:

— Выберешь сама. Идем!

Мы поднимаемся с Морозовым на второй этаж, следуем к его комнате в моем доме. Я точно помню, что там был кабинет, но никак не спальня.

— А ты давно тут?

— Три недели.

Значит, отец заранее знал, что мне здесь не жить, так как занята квартирка!

— Тебе негде жить, нет своего угла? Что-то случилось? — пытаюсь прощупать почву. — Я думала, что у тебя есть своя квартира или хотя бы съемное жилье, но не этот дом.

— Так бывает, Надя. Не хочу об этом говорить, давай не будем. Я уеду завтра, об этом не волнуйся.

— Максим, мне… Я…

По-доброму улыбается и придерживает мне дверь:

— Проходи. Вещи там. Только не разбрасывай их по всей комнате, осторожнее.

Я вхожу, а он выходит! Совсем! Просто, чтобы не смущать меня! За это, одними губами — он меня совсем не слышит, я говорю ему:

«Спасибо».

Выбираю быстро! У него типовой гардероб. Мне подойдут простые мужские темно-синие джинсы. Макс высокий — я в них определенно утону, если удержу, естественно, на своих бедрах. Теперь шустро рыскаю в поисках ремня, а вместо этого натыкаюсь на очень личные вещи — паспорт, бумажник, и какие-то фотографии. Не глядя откладываю в сторону и сразу отвожу глаза. Смотреть не буду — Морозов выдал мне кредит и пустил к своим вещам, значит, буду полностью соответствовать и не терять выказанное мне доверие. Продеваю в петлицы ремень и пытаюсь застегнуть — прорезей, естественно, не хватает. Возможно, завяжу кожаным узлом — нет, не получается. Поэтому бурчу себе под нос:

«Пятьдесят шестой, Макс? Какой тут пятьдесят шестой?».

Не уверена, что сорок второй! Наклоняюсь и, кряхтя, щедро подкатываю вверх штанины — выгляжу, как Гаврош, но вроде бы неплохо, словно маленький мужчина с женской грудью. Придерживая штаны за пояс, подтягивая их почти под мышки, спускаюсь вниз и прохожу на кухню. Иду на аппетитный аромат, который доносится из единственного освещенного помещения.

Я знаю, что Максим прекрасно готовит! Более того, Макс — профессионал, по образованию, вроде повар. Видимо, с той поры ничего не изменилось. Мы не виделись с ним в общей сложности, наверное, лет пять-шесть — так получилось! По-моему, он был заместителем или помощником шеф-повара в одном французском ресторане — кажется, су-шеф.

— Ты уже? — не оборачиваясь, каким-то образом замечает мое присутствие.

— Да. Спасибо за джинсы и ремень.

— Все подошло? — наконец-то удостаивает меня своим взглядом, хмыкает и кухонной лопаткой показывает на очевидный провал на талии. — Ты похудела, Наденька-кукленок?

— Не называй меня так, я прошу, это неприятно.

— Как скажешь! Как скажешь, — бухтит под нос. — Малыш…

Рассматриваю кухонное пространство, ищу, где могла бы присесть, непроизвольно заглядываю к нему через плечо:

— Что ты готовишь?

— Легкий супчик, тебе понравится. Время позднее, а ты, — размахивает с оттенком обреченности лопаткой, — женщина, которая не должна толстеть. Не ошибаюсь в этом выводе?

— Можно посмотреть?

— На что?

— Как ты это делаешь?

— Прохорова?

— А?

— Та на голову больная? — вполоборота разговаривает со мной. — На что тут смотреть? Или ты как эти, фуд-блогеры, кажется, так же их называтют? Будешь щелкать телефонной камерой, а потом выносить на суд молвы, что «Кукленок в час ночи ест!».

— У меня профессиональная камера. Я… — не дает договорить.

— Тем более, — закрывает своим телом весь процесс. — Не мешай, когда работает зверь, и присядь там.

Приходится вернуться на указанное место и молча ждать. Но… Не долго.

— Ешь, — выставляет перед моим носом глубокую пиалу со «слюно-мне-пускающим» запахом, вытягивает ложку, по-моему, из своего заднего кармана, улыбается и подмигивает. — Bon appétit, Надежда. Как закончишь свой ночной жор, поставишь грязную посуду в раковину и отправляйся, куда пожелаешь, спать.

Похоже, зверь собирается на выход:

— Макс?

— Что еще? — с глубоким выдохом мне отвечает. — Надь, я реально устал. Ты устроила сегодня мне и забег, и стресс-испытание, и ночную готовку, и…

— Посиди, пожалуйста, со мной. Поешь, прошу. Я так не могу, ты приготовил, а сам уходишь.

— Боишься, что отравлю?

По моему взгляду, думаю, он хорошо читает, какое слово у меня сейчас юлою вертится на языке, но:

— Не стоит. Я не убийца сладеньких маленьких куклят имени семейного подряда Андрея и Галины Прохоровой, Надежда Андреевна. Ешь и укладывайся спать. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи. Максим?

Останавливается в дверях, громко вздыхает:

«Как ты надоела, Наденька!»,

Лицом, естественно, не поворачивается ко мне.

— Спасибо. За, — он так внимательно слушает меня спиной, что я основательно заикаюсь, — о-о-дежду и с-с-суп. Максим, извини, что вторглась…

Он хмыкает? Передергивает плечами? Что Макс сейчас делает?

— Не за что, кукла. Всякое бывает! Я для тебя всегда сварганю вкусненькое, для родни, как говорится, всегда готов…

Морозов покидает кухню, а я тут остаюсь в гордом одиночестве! Сижу на высоком барном стуле — раскачиваю ножки, с опущенной головой прокручиваю ложкой по часовой стрелке в полной суповой посудине, а затем, услышав хлопок закрывшейся наверху двери, начинаю голодным одичалым зверьком насыпанное есть. Ах, как это божественно! Просто охренеть как… Хорошо! Ммм! Спасибо-спасибо, спасибочки! Или я слишком голодная, или Макс нашел уникальный рецепт этого, чего это, что это вообще такое? Обалдеть!

Держу во рту ложку — жую, посасываю металл с привкусом употребленного бульона, двумя руками туда-сюда кручу опустошенную пиалу, дурную голову дурными мыслями гоняю.

Ничего не получается. Не выходит. Нигде! Ни в столице, ни в родном городе, везде одно сплошное «молоко», все мимо. Такое впечатление, что я кем-то заговорена или основательно проклята. Ни в личном, ни в рабочем поле нет никаких движений, полный штиль. Кроме того, сегодня или уже вчера соврала отцу. Нет у меня никаких подруг и знакомых, в городе никого больше не осталось — одна, как перст. Сижу в абсолютной тишине, ночью, в огромном дедовском доме, с заклятым детским родственником-другом-врагом. Вот же тварь, ты, Надя!

— Ты издеваешься, кукла?

Подскакиваю на стуле. Зверь по-охотничьи подкрался, стоит позади меня и сильно дышит в мой затылок:

— Три ночи! Надь, у тебя с режимом сна проблемы или ты просто решила доконать меня…

— Где ты был?

Морозов подходит к фильтру и набирает полный стакан воды:

— На втором этаже, по-видимому, в старом кабинете твоего деда, на досуге, перед сном изучал вашу семейную богатую библиотеку. И ты знаешь, сейчас уже штудирую четвертый том «Войны и мира». Надо было в школе, но там я был занят одним кукленком.

Я, кажется, закатываю глаза, а зверь тут же исправляется:

— У меня их было много, Надя. Слишком! И все куклята, как на подбор третий, четвертый, правда, был один второй! Шпилил их направо и налево, а надо было небо и деревья изучать. Поэтому, не принимай мой словесный поток на свой счет. Никогда! Это абсолютно лишнее. Поверь, кукла, в твоей прекрасной жизни такое точно не пригодится, а нервную систему основательно посадишь… Век воли не видать!